| |
***
У самой Пряжки, на улице Блока,
Глотни из фляжки дешёвый виски.
И жизнь окажется не жестока
И даже истина близко-близко.
И жизнь продолжится, как в тумане.
Матисов остров, проспект Английский.
Холодный сумрак парит на грани.
Закушай холод английским виски.
Незнакомка мелькнёт за шторой,
в подворотне пальнут матросы.
Начкар безумен, но очень скоро
Вперёд летящего паровоза
Гудок сорвётся, качнутся пушки,
Воспрянут Музы после наркоза;
И бедный Йорик, и новый Пушкин,
И мы с вопросами на вопросы.
От речки Пряжки до Чёрной речки
Звучат Шопеновские загадки.
На этот раз никакой осечки!
Купцы банкуют и взятки гладки.
На этом месте, на этом свете,
Сочнее тени воды и снега.
И после жизни, и после смерти –
Чем ближе к сердцу, тем ближе небо.
Допей остатки и слейся с миром.
Туман рассеется очень скоро.
Над незнакомкой и командиром,
Без оглашения приговора.
***
Не подавай за упокой души, пока она не нашла берегов.
Я ждал своего часа и понял, что оказался к этому не готов.
Не всякое богатство реально на вес.
Мечты исполняются, когда проходит к ним интерес.
Мои средства лежат в другом банке, я попал под культурный замес.
Мои песни о главном – о том, как хотел прожить и не смог.
Похотливый отшельник, трагик, неврастеник; судьба – слоёный пирог.
Вот к чему приводит безбожная жизнь вдвоём.
В поисках лучшей доли, покупаем дороже, чем потом продаём.
Если стоишь на месте – стой на своём.
Я чудак-человек, ни бизнесмен, ни придворный демагог-чародей.
С поля битвы страстей – немного неразделённой любви-
Мой единственный никудышный трофей.
Кротко, со всеми вместе, в последнем ряду.
То, за что когда-то дрожал, отошло по совести и по суду.
Или живи, как хочешь, или как написано на роду.
***
На закате (Кораблик)
На закате кораблик мачтой за Солнце зацепился, остановился.
Ветер с моря. На отмели позолота.
Местами жизнь "мимо кассы", "прости, прощай", настроение Nino Rota.
Местами – сдачи не нужно, dolce vita, hasta la vista.
Про таких, как я, врачи говорят: не вписался в роковой перекос;
Идеалист, не ставший ни "стрелочником", ни "сукой";
Нелюдимый, недолюбленный, бессребреник, волонтёр альбатрос,
По чужим монастырям со своей наукой.
За сорок лет, а всё туда же, неудержимый в окружении дам,
Одной единственной предпочитая энергичней, свежее и гибче.
Без оглядки, комплексов, с полной выкладкой, априори cherchez la femme
Привязанность душит, новизна жарче и зыбче.
Я всего лишь матросик с того корабля, что показался Ей севшим на мель.
Такой бы прилечь у мужского руля, предполагая за щекой карамель...
Любовь эклектичнее, чем приватный славянский "базар",
Секрет Полишинеля, междустрочие Зоар;
В основе цианистый калий; по сути – "товар-деньги-товар".
Любовь смотрит на твоё, как на собравшихся вместе
Смотрят демоны, полные сил.
Любовь не выкинуть слово за словом из Песни Песней, -
Ориентир!
На личных фронтах у нас бес перемен.
Она всегда со всеми сверху, я во всём self made man,
Неумело практикующий сопротивленье и плен.
Специально для тех, кто понял: Она – капитан на моём корабле.
И если наше счастье – наша вина, – только в небе и на земле.
По ту сторону страстей, откуда бьют наугад,
Нас давно не прикрывают ни рассвет, ни закат.
Золотая середина, это когда пуля внутри и ни вперёд, ни назад.
Звонарь
Прямо по Валааму, что ни штурмом, то изломом.
В час "икс" вдох и выдох – навынос, покуда не выдаст ехидну ослица.
Я не из этого теста, а когда не в жилу – совсем тяжело.
От Кубани, через Терек до Баку, Эривана и Тифлиса,
Не измеришь, не отменишь, не простишь. Легли на крыло.
Перекрыли кислород, объегорили народ, поимели во все места.
Указали шесток, раздали паёк. Шаг вперёд, вправо, влево – черта.
Альпийских снегов, Киевских гор – колья осиновые, язвы гвоздиные;
Полукровки, маловеры вершат приговор: в лоскуты, в лоскуты! В помои сединами!
Улюлюкают, шельмуют, свистят, брызжут слюной.
А на золотом крыльце довольный сапожник-портной.
Вот вам рукотворная слава, доля ворья-шакалья.
Сначала эйфория, трофеи, халява. В итоге братская полынья.
Сгорбились, сгрудились. Толокно да картошка.
Самогонные речи уносят глубже от берегов:
Что ж ты, лей, не жалей, аль не чуешь, с кем пьёшь?
Где здесь самая-самая ложка! –
Дёгтя с мёдом и перцем для пущей зачистки мозгов.
Своим умом бы да своими устами, но над и под нами – вода и вода.
Слава Богу, дневальный в электрическом храме
До сих пор не замкнул провода.
Белая голова, воспалённые глаза...
После свеч, среди икон, ночами, на уровне сердца
Загорается Твоя бирюза.
С замиранием струн, снится Делакруа.
От крова до гроба рядом казни и козни.
Как из Грек по Днепру, проходя острова, лисий дух в Русском море намотало на кости
Аврамова лона. Гей, нишкни, государь!
Самозван-самосвят, зуб за око, не глядя!
Гей, Ядвига, Варнава, трижды в воду, подряд,
Кого конём потесним, кого плетью огладим.
Крещальную формулу обертоны инакомыслия, шутя, заслали в надир.
Не ведая, творили: в Ингельгейме – Людовик, в Киеве – князь Владимир.
Как апостолы, от гнева и гонений Иудеев,
А жёны-мироносицы – от Распятья до гроба, -
Страхи и страсти, досказав и рассеяв,
В каждом стаде со своим уставом особа.
Свобода шарлатанка на шарабане-американке,
Гении, злодеи рядом с факелом Веры.
И тут уж не зарекайся ни от амнистии, ни от крайней
По-еврейски, гречески, римски обещанной высшей меры.
Всё равно, что исповедовать праведников
В Богом забытом раю,
Где и так довольно уготовано правд,
Чтобы кто-нибудь вспомнил Твою, или понял свою.
О чём ты молчишь, звонарь?
Какая долгая епитимья...
От Пилата до Ирода – сироты мы.
От Ирода до Пилата – виноватые.
Ищем пятый угол - место скорби, совести и стыда.
***
Видимые образы обращения в веру
Обнажили гнилостную оптово-розничную атмосферу,
Противопоставляя ранние формы одушевления – иконы на стенах –
Современным мифам аукционов о ценностях, ценах.
Нелегальный алкоголь, протокольная стилистика... Клятвы и опыт
Не изменят регулярно срывающихся с ора на шёпот
Еврокомиссаров, рабочих гостей, их выбора-приговора,
Хаоса, разбоя, одновременно собранности, простора.
Не бросаю понты. За что купил, за то продаю.
Всем хватит места под Солнцем только на самом краю,
Там, куда семь вёрст от небёс – одна шестая
и открыточные тексты законов сродни пиротехнике из Китая.
Сарафанное радио, телефонное право, эксклюзивные экзерциссы.
Россия, рано или поздно тебя погубят твои компромиссы.
Помяни не поминаемых с голодомора 30-х – 40-х.
Даже в деревянных храмах твоих северов не дозваться вечно живых...
Пока в головах ретроградный Меркурий,
Отправные книги подменяет соответственный флаг,
Руна победы легковесно обыграна в каламбуре
О том, что страждущих встречает не ночлег, а кулак;
Пока зачастую друг друга не любим,
А всего лишь ужинаем, и после танцуем,
Над патетическими моментами довлеют рамки внутреннего тупика,
Свобода Слова как вседозволенность длится Иудиным поцелуем...
Благовествующие благое не услышат греха.
***
Лети
Движемся прицепом по мёртвой воде,
Пугливы и податливы, как совесть в суде
Над попранной верой, созерцая из мрака
Страстные каникулы крови и мака.
Выдыхая холодный воздух на раскалённый песок,
Аки посуху минуя мутный поток,
Робкой поступью едва не касаясь пути,
Предначертанного стае. Оторвись и лети!
Понимаю, стреляют, могут задеть.
Третьего не дано: сиять или тлеть.
Парить, или кружиться пеплом над бездной.
Существовать, или жить надеждой.
Оккупанты стараются евроремонт,
Облагая без разбора тыл и фронт:
Делай, что хочешь, только плати.
Оторвись от стаи! Лети!
Над Россией такая тоска...
Ни знаменья, ни ветерка.
Баррикады – ветеранам. Наблюдающим – Net.
Единый Проездной Новейший Завет.
На параллельных радарах наш ковчег в западне.
Половина в шлюпках, остальные на дне.
Берегов не видно, как ни крути.
Оторвись от стаи! Лети!
***
|