|
Александр КАРПЕНКО — поэт, прозаик, композитор, ветеран-афганец. Член Союза
писателей России, Союза писателей XXI века, Южнорусского Союза писателей. Окончил спецшколу с преподаванием ряда предметов на английском языке, музыкальную школу по классу фортепиано. Сочинять стихи и песни начал, еще будучи школьником. В 1980 году поступил на годичные курсы в Военный ин-
ститут иностранных языков, изучал язык дари. По окончании курсов получил распределение в Афганистан военным переводчиком (1981). В 1984 году демобилизовался по состоянию здоровья в звании старшего лейтенанта. За службу награжден орденом Красной Звезды, афганским орденом Звезды 3-й степени, медалями, почетными знаками. В 1984 году поступил в Литературный институт имени А.М. Горького, тогда же начал публиковаться в литературных журналах. Институт окончил в 1989-м, в этом же году вышел первый поэтический сборник «Разговоры со смертью». В 1991 году фирмой «Мелодия» был выпущен диск-гигант стихов Александра Карпенко. Гастролировал по городам США, выступая с поэтическими программами на английском языке. Снялся в нескольких художественных и документальных фильмах. Автор семи книг стихов и прозы, а также более ста публикаций в Журнальном и Читальном залах. Заместитель главного редактора журнала поэзии «Дети Ра». Телеведущий авторской программы «Книги и люди» на канале «Диалог-ТВ». Живёт в Москве. |
Произведения автора:
***
Вы так много в себе таите,
В глубине Ваших ласковых глаз,
Что нельзя убежать на Таити –
И при этом не думать о Вас.
Вы так много в себе таите,
Как прошедший огранку алмаз,
Лучезарные тянутся нити
От знакомых и преданных глаз.
Вы творите – как будто парите,
Обнимая мечтою Парнас.
Но нельзя убежать на Таити –
И при этом не думать о Вас.
***
Пылает город золотой
Цветами всеми спектра,
Покуда ты стоишь со мной,
Любовь моя, Электра!
Пусть годы утекли назад,
Но мы с тобой едины,
Глянь: этот город, этот сад
Справляет осенины,
И листья рыжие пластом
Шуршат, окрас меняя,
И я тебя своим перстом
Осенним осеняю.
Какой погожий, ясный день!
Лишь колыханье ветра.
И света страстная ступень,
Любовь моя, Электра.
***
Где желтеет леса бахрома,
Где костры ветвей парят над нами,
Ты сводила музыку с ума
Жгучими кленовыми глазами.
Вдохновенным пеньем аонид
Зажигались в небе сердца руны,
И увидел царь лесных друид,
Как листвой волос ты треплешь струны...
И воскликнул Фауст: «Боже мой!
Пролилась чернильница мгновенья!
Унесёт во тьму души покой
Сумасшедшей музыки паренье!»
Ты сводила музыку с ума...
Нет, сиянье глаз плеснув наружу,
Ты была той музыкой сама,
Лесу танцевала свою душу!
И сгорая в лиственном огне,
Вдохновлён беспечною игрою,
Я не знал, что будущее мне
Не прочесть у клёна под корою.
***
Судьба под маской пилигрима
Своё набросила лассо...
О сонмы вас, прошедших мимо,
Я благодарен вам за всё!
За то, что слышу звуки лютни
В тиши под талою луной;
За то, что всё не абсолютно –
И в мире зреет мир иной, –
И, первородною виною
Вторгаясь в нашу жизнь, – как знать? –
Быть может, дерзкой новизною
Вдруг с нами призван враждовать...
Что делать сердцу? Всюду – мины,
Простор Большому Кораблю...
И, может быть, пройдёшь ты мимо,
Ты, жизнь. Которую люблю,
Как царь Нептун, бродя с трезубцем,
Так, словно свыше мне дано,
С отвагой нищих и безумцев,
Бесстрашным сердцем Сирано...
***
Пока мы читаем книжки,
И нас обступает рок,
У гениев нет передышки,
Им паузы – невдомёк.
Обидно им за державу,
Иль просто горит строка,
Берёт перо Окуджава –
И странствует за облака.
Мы знаем не понаслышке:
Живому положен предел.
Как гению дать передышку,
Чтоб в творчестве не сгорел?
Чтоб вдруг не хватил он лишку,
Бессрочный поймав удел…
Как Господу дать передышку,
Чтоб гения не проглядел?
Сверкают на Солнце вспышки,
Протуберанцев пары.
У гениев нет передышки,
За ними – всегда обрыв.
У гениев есть минута –
Та, что равна векам.
И жалко лишь почему-то
Сорвавшихся к облакам.
***
Душа, как скрипка, пела
На синем вираже.
Летиция летела,
И не было предела
Большой её душе.
Вдруг солдат расстегнул амуницию:
– Посмотрите, летает Летиция!
Оглянулась, проехав, полиция:
– Посмотрите, летает Летиция!
И такая была в этом грация,
Что пространство вдруг впало в прострацию!
Вдохновенной, влюблённою птицею
Над судьбою парила Летиция.
...Душа, как скрипка, пела
На синем вираже.
Летиция летела,
Летиция летела –
И не было предела
Большой её душе...
* * *
Сколько может познать человек?
Полюса примирить — и не сбросить!
Увяданье и сказочный спектр
Совместила прощальная осень.
Спелых красок безудержный крик
Нас в хрустальные выплеснул дали...
Я люблю твой Божественный лик,
Время брызжущей светом печали!
Вен древесных душистая цветь,
Медных листьев затактные звуки...
И так сладостно в них умереть:
Смерть — любовь, только — с маленькой буквы...
Жизни цикл задают времена,
В том бессмертия вижу пласты я.
Вы простите, зима и весна!
Вы в сравненье — немножко пустые!
Сколько может вместить человек? —
Чаша жизни нечаянно спросит.
Как бы короток ни был наш век,
В полноте своей — будем как осень!
ГАЛИЛЕЙ
Когда отрёкся гордый Галилей
И произнес нелепое признанье,
Пронзила горечь преданных друзей,
Среди врагов царило ликованье.
И в безнадежной стуже февраля,
Когда от злобы никуда не деться,
Как будто бы замедлилась Земля,
В пространстве лжи уставшая вертеться.
И, справа шествуя налево,
Рос шепоток среди людей:
«Что ты наделал, Галилео!
Тебе не стыдно, Галилей?»
А он застенчиво молчал,
Как будто судьям отвечал:
«Нет, не хочу я лечь под меч,
Погибнуть зря на эшафоте.
Почётно истину извлечь.
Её сберечь — вот пытка плоти!
Но всё же — видит мой Творец —
Мне с нею не сносить разлуки.
Я не борец. Я не боец.
Я — вечный мученик науки».
А ведь и вправду был велик искус
Шагнуть в костёр, о жизни не жалея.
Один вопрос: «Я трус или не трус?»
Всё не давал покоя Галилею.
Но вдруг очнулся он и прошептал,
На Солнце глядя, спящее в зените:
«Слепцы глухие, кто же вам сказал,
Что истина нуждается в защите?»
ДОКТОР ФАУСТ
Юрию Юрченко
Я кровью написал на небе твоё имя,
Зажег очаг во славу бытия —
И дьявол повенчал мои пути с твоими,
Любимая, бесстрашная моя.
И оттого у нас, ты видишь, за спиною
Горит закат в невиданной крови:
Я Бога подменил давно в душе тобою
И верою в бессмертие любви.
И вера, как огонь, неутолима.
И душу ветра не за что карать.
Я кровью начертал на небе твоё имя,
Чтоб было мне не страшно умирать.
* * *
В смуглых косяках горящих зданий,
Подожженных спичками страстей,
Скрипки пели о тщете страданий
Перед неизбежностью. Но чей
Голос из подвалов, из потемок,
Сгрудившись в комочек, чуть дыша,
Плачет, словно маленький ребенок?
Ты ли это? Ты, моя душа?..
И дома, сгорая, стали хлипки;
Рушились крылато этажи,
И опять в чаду запели скрипки —
Что-то роковое для души...
И казалось, это все — не с нами;
Рассосется призрак — только тронь!
Будто эти скрипки сами, сами
Разожгли в душе моей огонь...
Словно кто-то в эту же минуту,
В том же самом гиблом, страшном сне
Пил за всех оставшихся цикуту,
И твердил, что истина — в вине.
ХУДОЖНИК ВАН БОГ
1.
В начале постылого, стылого века
Художник Ван Бог написал человека.
И вскоре Ван Бог удивлён был до дрожи –
Его человек вдруг очнулся — и ожил!
Потом — и о том не поведают храмы –
Зевнул, почесался — и вышел из рамы.
Затем человек, отряхнувшись от плена,
Подумал — и начал искать Диогена.
Вот так на заре пресловутого века
Ван Бог навсегда потерял человека.
Художник испробовал виски и опий;
Он сделал несметное множество копий,
Но в этих свершеньях он, дерзостью славен,
Себе самому был, к несчастью, не равен.
И, вечность трудясь до разрыва аорты,
Людей создавал он лишь третьего сорта.
2.
Художник Ван Бог, не суди себя строго.
Ведь все на земле без ума от Ван Бога.
И верят в него, будто в первенца — мамы:
Ведь был Человек — тот, кто вышел из рамы!
И он был велик, он был нужен и нежен,
Он чист был душою — правдив и безгрешен.
И верят земляне в старинные сказки,
Покуда Ван Бог держит кисти и краски.