|
Генезис от переводчика
И было в начале слово. И я его перевёл.
Так появились небо, солнце, поляны, накрытый стол,
Холод морского ветра и жар огня.
Так появились люди, верящие в меня.
Я дал им слова, и они их перевели.
Так появились дороги и корабли,
Лед, что принес Мельхиадес, и смерть, что хранил Кощей.
Так появились сказки и мир вещей.
И так появился призрачный мой двойник,
Что переводит мой – на не-мой язык,
Терпкий и гулкий, как лопнувшая струна.
Так появились ненависть, ложь, война.
Но явится тот, кто однажды переведет
Имя моё, и новый настанет год,
Новые люди построят новые города,
Те, чей язык я не выучу никогда.
полевое
На тебе, милый друг, белый свет не сойдется клином.
Я стою слишком прочно на этой чумной земле.
Я гранит, я колосс – а что ноги мои из глины,
Знают, разве, ромашки, что шепчутся в ковыле.
Не ломаться, не гнуться, гордиться стальною статью,
Равновесьем равняться со шпилями, быть броней –
Так с рожденья учили меня зимнеглазые братья.
Я в непаханом поле воин, одна с собой.
Для тебя, милый друг, мне не жаль полевых ромашек,
Но, гадай – не гадай, все дороги ведут в ашрам.
Я твержу, что тверда, и отточенный шаг размашист,
А ты взглянешь насмешливо – и я трещу по швам.
Я тверда, я твержу, это поле вокруг безмятежно.
Повторенье не учит меня, но подводит итог:
Каждый новый мой бог лишь моложе и злее, чем прежний.
Я – гранит, я – колосс, я – оторванный лепесток.
Он говорит
Он говорит – ляг, ненужное отложи.
Тёртых историй блёклые коллажи,
Совесть, работу, ломаные гроши
Черствою коркой воробушкам покроши.
И подыши, хорошая, подыши.
Он говорит – звук – рождается в позвонке.
Утро – в зрачке, а горечь на языке.
Память – всего лишь ссадина на виске.
Просто живи – не думая о куске.
И налегке, хорошая, налегке.
Чтобы вздохнуть – сперва оттолкнись от дна.
Жизнь одноразова – действуй, пока вольна.
Клеточкой каждой звучи, не теряй ни дня.
Он говорит - люби, на меньшее не годна.
Но не меня, хорошая, не меня.
до второго снега
Глянешь с девятого – щерится ночь спросонок,
В вязкую смоль осыпаются фонари.
Где-то за стенкою плачет чужой ребенок:
«Мамочка, забери меня, забери!»
Ангелы за окошком играют в «лего»,
Чтоб к ноябрю открыть ипотечный рай.
Мне не успеть к тебе до второго снега.
Только пожалуйста, с первым не умирай.
Будет трещать от железнодорожной дрожи
Кнопка под корень вдавленного звонка.
Дверь, коридор, направо. Я помню кожей
Каждую трещинку серого потолка.
Сумрак затопит комнату сонным, плавным
Озером, где осока и камыши.
Я не умею вслух говорить о главном.
Просто тихонько рядышком подыши,
Слышишь, родная? За точкою невозврата
Много ли толку нашёптывать имена.
Кружатся листья, как письма без адресата,
Как коллажи из детского полусна.
Кружатся мысли, как путники без ночлега,
В сизом дыму шарик кружится голубой.
Мне не успеть к тебе до второго снега.
Первый – сегодня. Первый пришел за мной.
Мячик. Отрывок из Поэмы Возврата
Улетает птицей прочь
То ли притча, то ли плач.
Не рождённая мной дочь
Уронила в речку мяч.
Птицекрыл и яснолик,
Усмехнулся Сфинкс седой.
И невидимый тростник
Зашумел над мостовой.
И в гранитном саркофаге
Тело звонкое реки
Обернулось, в мерном шаге
Изгибая позвонки.
Шепчет Сфинкс, надменно пряча
Свет из глубины очей:
«Что отдашь за этот мячик,
Радость девочки своей?»
Что отдам? Да что имею
В неродном родном краю?
То, что мне всего ценнее,
Память верную мою.
Разлинованное время,
В клетку – школьную тетрадь,
Непосаженное семя,
Перерезанную прядь.
Зарифмованную веру,
Оцифрованную речь,
Жизнь, не ведавшую меры,
Не умевшую беречь
Кудри тех, кого ласкала,
Чьим молилась именам,
Нежность, ту, что расплескала
С горькой правдой пополам.
Мамин голос, певший мерно,
Спи, родная, все пройдет.
Циферблат, что лицемерно
Сыпал время, Новый Год.
Снега скрип и дров трещанье,
Привокзальный мутный чай,
Зыбкость первого касанья,
Ярость верного «прощай».
Все, что значу, все, что помню,
Всё, в чем суть моя и ось,
Что в пыли аэродромной
Вихрем мне вослед взвилось.
Вперил Сфинкс, ценой довольный,
Гордый взгляд в пустую грудь:
Быть тебе отныне вольной.
Говорю тебе: забудь.
Обнимает речка мячик,
Лижут волны зыбкий след.
Нет ни девочки, ни плача.
И меня на свете нет.
взлётное
А.А.А.
Прощания в спешке резки -
Едва ли произнесу.
Я взлетных полос отрезки,
Как ленты, вплела в косу.
Вдохнула и отпустила
Свою неземную ось.
И жизнь с центробежной силой
Раскинула руки врозь.
Лети равномерно, время,
Покуда не ровен час.
Ты так лицемерно с теми,
Кто жаждет тебя сейчас.
Прозрачная струйка дыма,
Как нимб, ореол кольца –
Легко и невосполнимо
Уходит весна с лица.
Let’s make love
Let‘s make love. Голову не задрав,
Не увидишь неба. Ладонь не разжав,
Не научишься доверять.
Мы лежим на ковре из трав. Звезда упадет в рукав,
Мне нашепчет, как звать тебя, называть.
Let’s make love, not war.
Счастье моё, я вор,
Я, укравший тебя, спрятавший на груди,
Говорю - моя звездочка в рукаве, свети,
Вспыхни искрою, переродись в костер.
Тем и сладок язык твой, что непереводим.
Ясен смысл твой и невредим.
Вне теорий и парадигм.
Дай мне свет-волну, в которой не утону,
Дай мне вечную тишину.
И молчит звезда, и свет по рукам течет.
И текут слова по капле, еще, еще.
И горчат на вкус, и гладят твое плечо.
Только эхо мечется среди трав.
Let‘s make love.
Журавлик
Вот мы лежим, две точки на холсте
Кровати, штрих-пунктиром междометий
Соединяя в гулкой пустоте
Разрыв столетий.
В оконной проруби дрожат огни,
И зыбкий сумрак властвует над всеми,
Кому любовь бессмертию сродни,
Поскольку отрицает время.
И бесконечно не о чем просить
Создавшего тебя однажды.
И жизнь, порвав с землёю нить,
Летит журавликом бумажным.
Прогулка
Наша виза на этой планете давно просрочена.
Мы заходим в метро, как спускается в ад Орфей.
Никотиновый привкус вокзального одиночества
Узнаваем на каждом свитере и шарфе.
Это странное счастье отверженных - быть свободными.
Это верная дерзость вольных – не ждать звонка.
Я пройду с тобой припеваючи преисподнюю,
Только б руку мою держала твоя рука.
Кольцевая девятым кругом гудит под кожею.
Ты не веришь в приметы, и поступь твоя легка.
Мы выходим на свет, нам мирское, а Богу Божие,
Только б руку мою держала твоя рука.
Мы джедаи, сестра, и мечи наши цвета радуги.
Как ребячий смех, прорезающий облака.
И я шел бы и шел пешком, от Оки до Ладоги,
Только б руку мою держала твоя рука.
А эпоха живет, низвергая во прах кумиров,
Новых идолов лепит, с надеждой глядит на свет.
И потрепанный голубь, какого – бог знает – мира,
Пролетает над нами, и мы ему машем вслед.
Так прощаемся мы. для П. П
Но в мире новом друг друга они не узнали.
М. Лермонтов
Так прощаемся мы. Словно двери вагона метро
Закрываются веки на-век переходов и станций,
И простуженный мир нас еще наблюдает востро,
Но тела наши вне облаченного в карты пространства.
Так прощаемся мы. И в ладонях магнитный поток
Переходит в пунктир чуть заметной дорожной разметки.
Невесомость движенья, вселенная в складках пальто
И молчащие птицы на стонущей сломанной ветке.
Лепесток-лепесток, возвращайся ко мне, сделав круг,
Поцелуй меж бровей задремавшего Данте в таверне.
Так прощаемся мы, мой последний, единственный друг,
И при встрече иной не узнаем друг друга наверно.
* * *
|
|