| |
БЕЛЫЙ ТАНЕЦ КОЛО
По белесым лысым сопкам
Налита брусника соком, –
Перекрасила медведей
В цвет коралловый до срока…
На просторах бесконечных
Ветер носится беспечный:
Ищет он остатки лета,
Остужая лета печи.
Груб и сед, пробрался ягель
В каменистые овраги…
Иль, быть может, это *лопи
Подают *Юмбелу знаки? –
Пишут их ударом в *кобдас,
Облачась в оленьи шкуры?
Ночь в полсвет. Тихонько курят
Три костра… И – чьи-то морды
Проступают над кострами…
Разлетятся голосами
Мудрых *нойдов заклинанья
Голубой страны саами.
Вдохновлённые простором,
Дышат правдой и восторгом
Золотые песни скальдов
О скалистых землях *норгов.
Нет сильней на свете силы,
Чем пастель камней под синью
Ледяного взгляда *Хеля.
Не туманы. Парусина
Заревых драккар воздушных,
Богу *Одину послушных,
Наползает еле-еле…
Пахнут снегом травы, камни…
Если тёплыми руками
Их коснуться ненароком,
Можно встретиться с богами,
Обнажив себя немного –
И глядеть с надмирной выси
На людей глазами рыси,
Приготовившейся к схватке,
Заглушив в себе все мысли.
*лопи – северный народ
*Юмбел – саамский бог добра
*кобдас – шаманский бубен
*нойд – саамский колдун
*норги – скандинавские племена
*Хель – скандинавский бог смерти
*Один – верховный бог у германо-скандинавских
народов.
МЕЛОДИЯ ГРУСТИ
Ночь замедляет движение света,
Свет приближает движение ночи,
Делая чувства в два раза короче,
Чем дуновение спящего ветра.
Что-то торопит и путает мысли…
Падают вишни в холодные лужи…
Столько страданий, чтоб выйти ненужным, –
Старым ребёнком – капризным и лысым!..
Мнётся в руках золотая открытка
В несколько строчек. Банальные фразы.
Был ли он в жизни – доподлинный праздник,
Не из материй искусственных свитый?
Радость важна, но она утекает,
Скоро слабеет…
… и слёзы, и слёзы
Льют под валторны о тех грациозных,
Ставших беспомощными стариками.
НЕ ПОЛНОСТЬЮ
От чего же душе моей снова не весело?
Где свернул я с пути и пошёл ковылять?
Невозможно в любви удержать равновесие…
И чем краше брильянт, тем удобней терять.
Удивительный факт: не выходит не нервничать,
Дабы выровнять слог, не плутая в словах.
Разбивают сердца аккуратные мелочи,
Что нельзя обойти и… пе-ре-та-со-вать…
Никакой маскарад не спасёт от падения.
Гложет совесть в зацеп, а вины - не найти,
Чтоб спокойно войти в эпицентр осуждения
И, как жертву, себя на алтарь принести.
Кто, скажи, оградит от неверного помысла
И прицельной стрелы оскорбительных фраз?
От того, может быть, мы и любим не полностью,
Чтобы наша любовь не оставила нас.
"МАРС"*
Руби волну, трёхмачтовый красавец,
Смывая ил с просоленных бортов,
Над бурым морем тенью нависая
Великолепных рыжих парусов.
Лети, корабль, не дожидаясь штиля!
Топи суда скорлупочных флотов!
С такой оснасткой разве до идиллий? -
Ты ищешь войн, и встретиться готов
В любой момент с «приветливой» пальбою
Несущих грязь вонючих бригантин.
Раскрыв крыла, любуюсь я тобою,
Как против тьмы выходишь ты один.
В полсотню ядер пушки греют воду!
Красно-лилов - ужасен цвет пальбы!
И вот он – бой! И… замерли поодаль
Акульи спины – чёрные гробы.
Орёт природа взорванным трезвучьем,
Дымы и пену, с птицами смешав…
А там, вдали, огонь рождает тучи,
Пугливо пряча в тучах звёздный шар.
Не ты на море – море под тобою
Волною льстивой меряет борта, –
Всё ищет, сволочь, нет ли в них пробоин,
Чтоб с дерзким шумом ринуться туда.
Глухи, к несчастью, «брамселевы уши»*.
«крест из костей»* – мишенью на корме...
... и ром пять дней дурманом не заглушит
Победный рёв беззубых «королей».
…………………………
Недолгой жизнью будешь ты наказан:
Таких посудин – старость не найдёт.
Уйдёшь, растаешь в образах и фразах,
Сомкнув гульбу тобой поднятых вод.
Пройдут века, а с ними – поколенья,
Трусцой сквозь ночь трусливо пробегут…
Пускай на дне… Да хоть на дне Вселенной!
Но страх живёт...
...и не заснуть врагу.
«Марс»* - величайший трёхмачтовый корабль Швеции.
«брамселевы уши»* - два небольших верхних паруса.
«крест из костей»* - деталь пиратского флага
«Весёлый Роджер».
МОМЕНТ
Сказал алкаш другому алкашу,
Что встретились однажды у сараек:
«Иди ты на!..», – и скорчился, как шут,
Иных словес не ведая, не зная.
Второй в ответ сказал, чуть погодя:
«Иди ты сам!..», – и тоже рожу скорчил...
И так пошли, друг друга обходя.
Два бывших человека, между прочим.
НЕ ДОВЕРЯЯ ЛЮДЯМ...
Животный мир с пугливыми глазами,
Не чувствующий звёздных переходов,
Как быстро гибнешь ты! Эй, мегозавры,
Желудки механических уродов
Не по зубам? Поёт набатом сталь…
Пусты леса и… жизнь лесов пуста…
Там нет взаимосвязи и единства.
Там только страх, отчаянье… А выход
Всё больше направлением на выстрел
И злых дорог огонь летящий лихо.
Разбит авто. Спастись не удалось…
А в метрах ста – огромный мёртвый лось.
Пугливо птица бьётся пред бедою
В стекло окна и… вот уже не верит
Спасительным мозолистым ладоням;
Всё пальцы щиплет, оставляя перья
Меж них, что раскрываются пред ней…
И… нет на свете неба голубей!
Замечу: даже гад кровососущий
При всём своём глупейшем аппетите
Достоин воли. Но щелбан уж пущен
И… жизни – нет… Не-е-е-е…! Не отговорите
Меня не бить коварных оводов:
Ведь к доброте такой я не готов…
Что толку в том, что ты родился добрым?
Не ощущая в нас себе подобных,
Глядят они с опаской на тебя,
Притворно доверяя и любя…
Что дать мы можем им? Загон и клеть?
Раз нет свободы – лучше умереть.
БАРОККОЭЗА
Ветра не утихнут над финским заливом,
В титановом цвете вздымая волну,
Едва ли заметив, что смурь уступила
Короткому лету, июльскому дню.
И над Петергофом разбрызгав фонтаны,
Хмельных азиатов слегка отрезвив,
Ветра не утихнут – и кажется странным,
Немножечко странным такой позитив.
Тела золотые богов незнакомых,
В прислужливом чине, спустились с холма,
Оставив дворцы христианским иконам,
Где правит по залам надменная тьма.
И в смешенных чувствах мне холодно сердцу.
Россия ли это? Боюсь угадать…
И только пугливо визжат иноверцы
Под брызгами струй, поросятам под стать.
Здесь вместо ключей открывают монетой.
Здесь тонет халтура в пакетах гостей.
И ради наживы использует лето
Причисленный к лику святых иерей.
Красива ль природа, одетая в камень?
Покойно ли уткам в гранитных стенах?
И не от того ли всё ловят руками
Туристы-китайцы подарки со дна
Балтийского моря? Тенисты аллеи...
Стараются ветви коснуться лица…
Устав восхищаться, иду параллельно
Невидимым душам, каналу Вселенной…
………………………
Три века спустя, так легко отрицать...
Петергоф
В ПОЮЩЕЙ ТИШИНЕ
Объял, как обруч, мыслей хоровод,
А в центре – я, - отнюдь не исключенье.
Закрыть глаза, не думать наперёд,
Не предавая образам значенья
До тишины спокойного ума,
До светлых строк разлитых по страницам,
До глубины, не ведающей дна,
Где так легко пропасть и возродиться,
Истосковавшись в радость по Любви
И новым дням, чья жизнь – одно мгновенье…
Но я ушёл, отвлёкся, проявил…
И… задержался на стихотворенье…
Ах, мысли, мысли, трудно вас унять!
И я опять болею над строкою;
Забыв покой, стараюсь передать
Изящным словом формулу покоя.
И мир не спит, со мною допоздна
Он ждёт рассвет катарсиса и страсти,
Чтоб где-то там, пополнив имена,
Извлечь из тишины моё участье…
ВСПОМИНАЯ БАБУШКУ
Говорила когда-то мне бабушка
Про нелёгкую долю свою.
Я садился к ней, помнится, рядышком,
Как, бывает, садятся к огню.
И тепло её слова почувствовав,
Неуёмный патлатый пижон,
Я часами внимал ей без устали,
Добротою её заражён.
О трудах не знаваемых отдыха,
О годах нескончаемых войн
Говорила бабуля да охала,
Всё качала седой головой.
А в глазах её – солнышко юное,
А в речах – безмятежный покой,
Будто парус дорожкою лунною
После бурь возвращался домой.
С той поры много времени минуло:
Был бы уповод… То ведь – года…
Но зовёт меня снова по имени
Неземная её доброта;
Наставляет настойчиво, сдержанно,
Маячком указуя мне путь…
………………………
– Только Ты мне, Родная, по-прежнему
Помогаешь с пути не свернуть!
ЭТЮД №11
Не вспугните тишину, люди добрые;
Пусть ещё поскачут звёздные зайчики,
Где цветы, что юным сердцем не собраны,
На поляне для Любви обозначены.
Побегу за ветерком над болотами,
По росистым, по лесам, ранним утречком…
Если есть свобода в жизни, то – вот она...
И беру я в руки лёгкую удочку…
… и на озеро, в туман безмятежности,
В тихий хлюп да пенье птиц предрассветное…
Ароматами дыша, враз утешусь я, –
С наслажденьем допою недопетое…
Только, как мне оградить это золото,
Что блестит на волнах озера сонного;
Что цветёт над лугом ало и розово
И зелёной благодатью исполнено?
Зарычат моторы свиты лукавого,
Разольётся смех распущенной женщины,
Полетит за горностаем легавая,
За которую немало обещано,
Захрипит блатной певун из мобильника,
А затем взорвут бутылку бургундского
И пойдут шуршать берёзовым веником
Разожравшиеся в срам карапузики…
Вот и нету тишины, безмятежности…
Оборвалось пенье птиц… Лишь кукушечка
Всё раздаривает годы с поспешностью –
И никто её, беднягу, не слушает.
1.
Смотрю в окно:
Бриллиантовая зелень,
Прошитая дождём,
Тяжелее камня и
Легче воздуха.
Завершённость.
2.
Птицы попавшие в бурю –
Иероглифы:
Ни записать, ни запомнить…
Рассредоточенность.
3.
Цветные пятна
Меняются местами.
Надоедливый клоун
Кружит по циферблату…
Однообразие.
4.
Муравейник.
Беспокойный ум
Занят строительством смерти.
Бурная жизнедеятельность…
Но река не догоняет океан.
Суетность.
5.
На вершине холма
Замер вольфрамовый шар.
Быстрые тучи говорят
О приближении циклона.
Светлячки теряют
Способность светиться.
Неизбежность.
6.
Невыносимая жара.
Океанский отлив
Уносит цветущие волны.
Мокрый моллюск
Покидает растрескавшуюся
На солнце раковину
И радуется происходящим
Изменениям.
Недальновидность.
7.
Явь обратилась в сон,
Сон обратился в явь,
Не меняясь местами.
Истина сыплется
На дорожки сада
Сухой хвоёй
Похрустывая под медными стопами
Проходящих богов.
Неизвестность.
8.
Двери открыты,
Но пройти через них –
Невозможно,
Потому что их нет.
Дрожащие пальцы глупцов 15
Врезают дверные замки.
Разобщённость.
9.
Ураган на крыльях бабочки
Притворился пыльцой.
Не стой на пути, упрямец…
Не загораживай цветка…
Лучше стань ветерком,
Стань ветерком ненадолго…
Вечная тема: инь-ян.
ПРЕДБАННОЕ ЛИРИЧЕСКОЕ
Бравурно банька топится.
Гудит труба, – поёт...
В окошко дождь колотится –
Вечерний гость суббот.
И зреет настроение,
Объятое парком,
Взять веничек забвения
И… жарить, с матерком..
Эх, славно банька топится!..
Ну, чем не паровоз?
Сегодня я, как водится –
До полного, всерьёз...
Чтоб вновь родиться заново,
Не глядя на ладонь;
Чтоб вы опять сказали мне:
«…и вправду – молодой...»
Ну, в радость банька топится!..
Клубится едкий дым…
Жаль, печка не торопится
Нагреть котёл воды.
И я, в уединении,
Узрев пяток причин,
Колдую над поленьями,
Как над больным – врачи.
«Берёза», не капризничай!..
Покладистою будь...
Ну, хоть на вечер выручи,
Чтоб годы обмануть...
«ПАРАШУТ»
Для чего мне, скажи, много знать,
Бесконечные книги листать,
Если завтра один из богов
Превратить меня будет готов
В пустоту – без вращений времён
И внушаемых вами имён?
И чем ближе я к устью реки,
Тем ответнее чувство тоски
На стихи, что под скрипку пера
Осторожно ведут шкипера
В бесконечность. Но вижу и там
Ненасытно растёт пустота…
«Пу-сто-та!…», – пропоёт барабан…
Георгин, гладиолус, тюльпан…
Устоят ли, цветы распустив,
Красоту в пустоту отпустив?
Для чего это буйство цветов,
Если нет ни шагов, ни следов?
Звуки, формы, движенья, слова –
Всё уходит во тьму... Спасовать
Мы не можем: известен маршрут…
Ну, на чёрта мне твой «парашют»?
ПРОГУЛКИ ПО ГИПЕРБОРЕЕ
Там, в бескрайних просторах морошковых тундр,
Где пасутся веками гранитные сейды
На коротеньких ножках, я скоро найду
Верный путь к океану – по Солнцу, на север…
Там пологие горы синей синевы,
Там безумные нойды застыли в камланье,
И ложатся на камни небесные львы,
Что ещё именуются облаками.
Выйду я к океану, и шумный прибой
Принесёт мне друзей – удивительных крабов,
Что начнут мне рассказывать наперебой
О подводных мирах, с человеком на равных…
И проявится сон из глубоких времён…
И поднимется Меру над чёрной водою,
Открывая врата светловласых племён,
Простирающих вдаль лучевые ладони.
И гляжу я на них, целиком поглощён,
И… теряюсь в словах, проходя пирамиды,
Будто это не я был вчера «просвящён»
Ритуалом мурмáнского псевдосемита.
В этих снах я постигну не азбучный мир;
Будут собраны знания мною, подобно
Сбору клюквы на бусы. И греческий миф
По Хибинам свои отпечатает стопы.
Буду слушать я музыку гор ледяных,
Снежных рун по апрелю разгадывать знаки…
И саамский колдун с невысокой стены
Отзовётся на свет: «Дуг лу галь Аннунаки*».
В путь! на юг! по камням, по болотам-ручьям,
Проходя сквозь туман в неизвестное время,
Чтоб над тихим костром растворить в себе чай,
Погрузившись на час в травы цвета сирени,
Где оленьи стада, с лёгким стуком рогов,
Ковыляют по сопкам, съедая по строкам
Белоснежные коврики белых стихов,
Превращая стихи в угловатый петроглиф.
Я бы жил здесь веками, в холодной траве,
Оставляя следы в виде тени и пепла…
Освяти же мне, Индра, чело меж бровей
Золотою Звездой заполярного неба!
*Дуг лу галь Аннунаки - говорит большой человек
Из рода богов Аннунаки (с шумерского)
МЕЧТЫ ГРИППУЮЩЕГО ЛИРИКА
…а в дальней роще паруса зелёные
Надулись ветром, мачты наклонив...
………………………..
…и по холмам, что вдруг предстали волнами,
Пошёл мой барк в поход через залив
Густых полей, где рыбы – насекомые,
А серый кит – в овраг забредший бык…
Гляжу в окно весь день из душной комнаты,
Под хриплый кашель, высунув язык.
И… воробьи, что скачут по балкончику,
Увидев рожу через два стекла…
Поджали к грудкам трепетные кончики
Проворных крыльев: страшные дела…
Летит мой барк! И бьёт о борт берёзовый
Волною лён… И птицы в парусах
Галдят в надрыв над крохотными гнёздами,
Как в точке «марса» радостный корсар.
За краем поля высится полсопица.
«Земля! Земля!», – несётся с высоты…
Девятый день больному нездоровится.
Квадрат окна. Весенние мечты.
КОНФОРМИСТ
С верховным самодурством не враждуя,
Готовый на любой эксперимент,
Полвека прогорает вхолостую
Послушный и тщедушный «элемент».
И встретишь – не заметишь, не споткнёшься:
Привык сливаться он – хамелеон –
Со стенами, пространством… Не добьёшься
Ты от него признанья, Пинкертон.
Всегда ведомый стадным разуменьем,
Боится он увидеть в зеркалах
Лишённое харизмы привиденье
С глубоко-чёрной бездною в глазах.
Общаться?! с этим?! – смерти равносильно.
Вопить в пустыне, жаждой исходя –
Бесперспективно, глупо и противно,
Прося у Неба капельку дождя.
А небо – слепо, небо – безучастно
К снующим крысам, где-то там, внизу,
Что, умножая серенькое счастье,
Объедки пира счастливо грызут.
ДВЕ ПРАВДЫ ДВУХ ГИТАР
1.
Я не блещу изысканной породой:
Что гриф, что кузов – пензенская ель.
Но факт есть факт: потребностям в угоду
Меня любил советский менестрель!
Я знаю тайны тысячи кроватей
И цепких пальцев влюбчивых юнцов,
Что рвали струны перед каждой блядью,
Скупая страсть за дрянь блатных певцов.
Избита вся я напрочь по общагам,
Искусана кострами в кровь и в крик…
Но веришь, нет – звучу и… обольщаю,
Хоть ковш воды залей в голосовик.
Ты не смотри, что портит переводка
Глазастой девки мой гитарный вид:
Бренчать шансон сподручнее под водку,
Что даже фотку может оживить.
Пущай колки привыкли к пассатижам,
И чёртов бант – петлёй на голове…
Но три блатных и… – Небо станет ближе,
Поскольку все вы с музыкой в родстве.
Гитарный ключ? Тебя я умоляю!
Что может быть удобнее болта
С хорошей гайкой? Нет. Не понимаю
Эстетства я. Такая уж, видать,
Моя природа… Чем те не порожек
Над первым ладом – круглый карандаш?
Что хочешь мне лепи на корпус… Можешь!
Твою любую вынесу я блажь.
Таких, как я, сейчас, поди, и нету…
Все норовят догнать, да обогнать…
А для чего? Чтоб пошлые куплеты
Под элитарный «Fender» распевать?
………………………
О, как легко я вычеркнута вами…
Где благодарность, память и почёт?
Вкусив других, ровняете с дровами
Того, кто дал вам троечный зачёт.
Вот так всегда! Как будто не держали
«скворечник», мой отстраивая звук,
Псевдо-маэстры низменной морали
И трубадурни лёгоньких наук.
2.
Чтоб я открылась вам за просто так?
Дались мне Ваши ветреные страсти!
Ценитель мой лишён такой напасти:
Его душа работой занята…
Он гитарист от бога. По ладам
Живут его чувствительные пальцы,
Что создают отточенные танцы
Дробящих ритм высокомерных дам.
Не знаю я презрительных пород, –
И бук во мне завязан с палисандром.
Достаточно простого расгеадо,
Чтоб звук моей струны открыл вам рот.
Рождаюсь я единожды на свет,
Не торопясь, себя приобретая…
Не где-нибудь в конвейерном Китае,
А здесь, где воздух музыкой согрет:
В Валенсии. Испания моя
Во мне живёт изящной цельной формой.
И мой нейлон вибрирует в минорных
Полутонах... Не трудно обаять
Такой, как я! Гляди – и сожалей,
Что никогда не будешь ты достоин
Подобных мне любительниц гастролей,
Что льнут к рукам гитарных королей.
Сверкает лаком дека, будто брошь.
От «пятки» до «головки» гриф мой ровен.
Так значит я, ха-ха, дворянской крови?
А звук какой! Послушайте… Аж в дрожь
Бросает… Я – не признаю халтур.
Меня равнять с уродкой из фанеры?
К расстройству я чувствительна… А нервы
Мне так нужны для сложных партитур!
Естественно, что мой репертуар
Не ограничен глупой тарантеллой:
El músico не ведает предела
Возможностям подобных мне гитар.
И стою я не двадцать пять рублей…
Поди, достань: богатый разорится…
Но если хочешь звуком насладиться,
Иди за мной и денег – не жалей!
В ГОСТЯХ У ТЁТИ ШУРЫ
– Ну, здравствуй, тётя Шура! Я приехал…
Да неужели «восемьдесят пять»?!
– А ведь когда-то грецкого ореха
Была я крепче... Время – не унять:
Несётся так, что даже забываю
Саму себя… Живая? – не пойму…
И лишь когда кота я обнимаю,
Внимаю я урчащему ему,
В его глазах читаю я вопросы,
Поглаживая хитрого в ответ…
Пришёл июнь, а кажется, что – осень…
И на ветвях всё тот же рыжий цвет…
И веришь, нет: у третьего подъезда
С седой соседкой – ровней по годам –
Теперь я жду… как будто переезда…
… и плохо слышу: старость, глухота…
А по квартире детство – привиденьем
Всё ходит-бродит… Будто бы вчера
Я здесь блистал примерным поведеньем
И умилённо верил в вечера…
И, отправляясь в дальние просторы
Подорожавших с возрастом миров,
Ужель я знал, что детства поезд скорый
Мне не вернёт весёлых голосов?..
Но как же так?.. Полвека на мгновенье?..
Проснуться силюсь, выбраться из сна!
Но то не сон, а явь… И тем не менее,
Готов я класть поклоны в пояса,
Чтоб под ногами чувствовать опору
Во всём и сразу, с точностью до дня!
Но память – врёт. И врёт, как Эридора,
Бесцеремонно путая меня…
И я гляжу, гляжу на тётю Шуру, –
На юный блеск красивых карих глаз:
– Не унывай! Бодрись, тебя прошу я!
И обещаю: в следующий раз… –
договорим…
РУССКОМУ СОЛДАТУ
В окопах, будто в вырытых могилах,
Куда его загнал огонь войны,
По камню выцарапывая силы,
Он поднимался к жизни… А под ним
Цвела земля, – та, русская, родная,
Несущая веками лихолеть,
Что травами, погибших пеленая,
Назло врагам пускалась зеленеть.
И, оглушённый взрывами снарядов,
С кровавым хрипом брани, на «ура»,
Он лил огонь, крестя фашистских гадов
Во имя правды, мира и добра.
И рёв, и стон, и холод оплеухи
Сырой Земли, что бой разборонил…
Душá болит у Матери-Старухи:
«Не доглядела… Что же вы, сыны?»
И рвутся сны на жалкие лоскутья…
«Не спать… не спать…» Разведчик дал сигнал.
И танк ожи́л - упрямая паскуда,
Затарахтел и… вытолкнул из сна…
Ожил другой… И вот уже их – двадцать…
Ах, если б не война, в звучанье том
Вполне могло солдату показаться,
Что шли комбайны в поле золотом.
Да только нет доверия картине –
И, дав противотанковый ответ,
Одним броском был выигран тот бой,
Без лишних слов: частушечный куплет.
И понеслось по флангу: «Батарея!
Прицел сто двадцать! А, твою! Огонь!...
Давай! Давай, братишечки, скорее!
Гляди! – ползёт!... И вы, давай, ползком!... »
Хлопок. Звон гильзы. Вспрыгивает пушка,
Под стать мустангу в маревых степях.
А в блиндаже, слюною брызжа: «Нужно!!! », –
Орёт полковник, время торопя.
Кустятся взрывы. Алою смородой
По тем кустам алеет чья-то боль...
Идёт война… четыре долгих года…
В одном строю
с солдатскою судьбой.
ЭСТАМП
«Большие батальоны – всегда правы»
Наполеон Бонапарт
Плывут дымы с туманом вперемешку,
Накрыв собой отряды мёртвых тел.
Провёл в ферзи обугленную пешку
Азартный мэтр внушаемых идей;
Помолодел, глаза горят победой…
Терзают ветры рваные костры...
С картавой птицей вместе отобедать
Зовут его ухмылистые рты.
Но глух mon cher, сродни портрету в раме...
На зов фанфар сбегаются полки...
Под bannieres с имперскими орлами
Встают и те, кто только что погиб...
Поля. Холмы. Театр военных действий.
И в первой ложе, правя свой бинокль,
Застыл тиран... Он жаждет скорой мести.
А сам, пардон, росточком – с черенок.
ДВЕ СИЛЫ
Две силы нас к погибели ведут
И так порой легко бывает сдаться им…
В научном мире люди их зовут:
Загруженность ума и гравитация.
Ломает кости, скрючивает, гнёт,
Клонит к земле известная попутчица…
Другая сила – путает и врёт
И следовать за нею, значит – мучиться.
Одна всё время тикает в висках,
Заводит время, вешаясь на плечи нам…
Другая – метко бьёт на пустяках
И раздувает их до бесконечности.
Властительница многих грубых форм
Кольчужною охватывает ленью нас.
Другая тварь дозирует раствор –
И наше растворяет в нём терпение,
И поглощая нервный организм,
Расстраивая жизни восприятие,
Вступает с естеством в антагонизм
До лобызаний и рукопожатия.
Подпрыгнуть бы до Неба и пропасть!
А там – потоком квантов, в завершении…
Но сколь ни прыгай – временная власть
Закончится могильным притяжением.
Попробуй, друг, им противостоять!
На чёрта разум дан несовершенному?!
И мы молчим. Нам нечего сказать:
Задача – есть, отсутствует решение…
БУДИЛЬНИКИ ВОЙНЫ
Уж лучше быть войне, где ясного яснее
Причины двух сторон в борьбе за правоту,
Чем выкупленный мир молитвой фарисея,
Скрывающего свой томительный недуг!
Уж лучше приговор, чем пыль однообразья,
Прямоугольных форм надгробные места!..
Чем дальше от войны, тем вычурнее праздник,
Правдивей и честней которому не стать!
Тебя пугает мысль о скором возвращенье
Грохочущих ночей, разрезанных огнём?!
А и́наче, дружок, не вытрясти прощенья
Из пошлых торгашей, расставленных ворьём!
Не стоит возлагать к священному покою
Холодные венки, блестя скупой слезой,
Когда на плечи вам устроили погоны
Хозяева столов и ограждённых зон!
К чему воссоздавать утраченное время
В том вакууме игр, где правде места нет?!
Окрасит ли рассвет палитрой пробужденья
Остывший без войны, убитый миром – свет?!
ВОЙНА ПЕСОЧНЫХ ДЖИННОВ
Сады Эдема, страны сирийской,
Под корень взрыты огнём снарядов.
По-церетелевски, в обелиски
Переваяли посланцы ада
Дома Дамаска, где дышат пылью
В игре со смертью простые люди,
А людям тычут перстом в затылок
Слепочитающие судьи, –
Давно лишившиеся сознанья
Осточертевшие примитивы,
Аллаха мучая призываньем…
Гремят костяшками чёрной сливы
Шайтану преданные фантомы;
С зелёным чаем глотают пули,
Холодным словом, ослом ведомы,
Прикрыв ладонью глаза акульи…
Живя в процессе лишённом цели,
Лишённом времени халифата,
Попав по глупости на проценты,
Плюются в лоно небес Сальхада.
А с неба, точно, без промедленья,
Звенит будильник авиабомбы.
В ответ чудовищу отупленья
Пришло решенье – крылатой дробью.
Но до победы навряд ли хватит
Всепланетарного неприятья…
И вспоминая недавний кратер,
Я слышу павших: «Все люди – братья!
И с нами – Бог!»
ДЯДЯ СЕНЯ
... был полноват при росте небольшом,
Всегда улыбчив, добр и откровенен.
По-свойски звал меня он – племяшом,
И я его по-свойски – дядь Сеня…
Немало троп и стёжек проложил
Слуга лесов, не меря их годами...
И всякий раз по-доброму шутил
Над важными учёными мужами,
Над болтунами юными, как я,
Выслушивая глупость терпеливо,
Мозолистыми пальцами дробя
По граням кружки с недопи́тым пивом.
Немногословен, мудр, как китаёз,
Что с толстой книжки щурился как будто…
И я уже не помню, кто принёс
Её в наш в дом… Но вновь при слове «Будда»,
Стопой страниц, премудростей полна,
Шуршит она... меж пальцев дяди Сени...
«Ужо, племяш, наладится весна
И… ходу в лес, в цветах Панафенеи,
За золотом рассвета, что зажжёт
В душе иную радость, погружая...
Как ты сейчас цепляешь ложкой мёд,
Так будит лес сознанье, поглощая…
И растворяя, делает полней,
Выводит напрочь въедливые пятна…
Автобус – в «пять»... А мне ещё коней
Передавать... Поторопиться б надо...»
Он уходил... Но долго вслед ему
Ещё летели мысли фантазёра,
Как мы вдвоём идём встречать весну
Через луга на тихие озёра;
Как вдалеке, зубцами синих гор
Плывёт Тибет, сорвав тяжёлый остов...
……………………………
Полвека минуло… Но веришь, до сих пор
Ещё ни с кем мне не было так просто...
ГЛАФИРА
(история деда Калинкина)
Однажды, по юности, был я влюблён
В соседскую девушку Глашу.
Я полем шагал к ней, в любви окрылён,
Апрелевским ветром пропахший.
Я к ней приходил с «колотушкой» в груди
И долго стоял перед дверью…
Мечтаньями душу свою бередил,
В случайное счастье не веря.
На вид – не красавица девка была…
Но, будто бы что-то увидев,
До алого цвета по ней я пылал,
В фантазиях нагл и бесстыден.
Я с ней говорил пречудны́м языком,
Неточного слова пугаясь.
Буквально магнитом меня к ней влекло…
А значит – нельзя, не касаясь…
… и то молоко, что из крынки она
Мне щедро в бокал наливала,
Я пил и пьянел, как от кружки вина
И… было мне всё его мало.
Любили мы вместе гулять по полям,
Вдыхая весны ароматы
И там не стеснялись себе позволять…
По юности – не виноваты...
Отец этой девушки плотником был
И где-то крестьянствовал днями.
Но если когда нас вдвоём находил,
То в шутку смеялся над нами.
Он в шутку смеялся, а я каменел,
Оставив укол без ответа.
Ответить бы шутке, но, веришь, робел:
Подумать боялся об этом.
Ещё вспоминаю я случай один,
Что в душу вселил мне тревогу:
Морозец по осени землю схватил
И озеро тронул немного.
Со школы я выбежал разгорячён,
Чубастый высокий красавец…
И что мне до льда, коль сам чёрт нипочём!..
А лёд, как я помню, был с палец…
И тут же, к открытой воде поскользил,
Слетев по инерции в воду…
И там, бултыхаясь, взахлёб голосил,
Лицом, обратившись к народу.
В ответ, через слово, я слышал: «Давай!
Забрасывай ногу!!! Бросками!!!..»
Другими словами – тони-погибай,
Сдавая внешкольный экзамен.
Вдруг вижу: судьба!... От стыда обомлел:
Спасеньем обязан Глафире…
… и мучаясь в чувствах, три дня проболел,…
Дыша над картошкой в мундире.
Я к ней с той поры не захаживал… Да-а-а…
И чуб свой отстриг: наболело…
Она за него и схватила тогда,
Таща из воды моё тело.
Унижен, раздавлен, исчез ухажёр…
Какие тут, на хрен, цветочки!
И на сеновале, покоя лишён,
Я грезил, дошедши до точки.
Эх! – молодость, друг мой, уже не вернуть,
В девятом десятке хромая…
Лишь только, когда принимаю на грудь –
Глафиру свою вспоминаю.
Прошло с той поры шестьдесят восемь лет…
И знаешь, где встретил я старость?
В Глафирином доме. Да Глаши в нём нет…
Но старая память осталась…
РОДНИКОВАЯ ПРИГОРШНЯ
Шелковисто луг уложен
Серебристою косой.
Родниковая пригоршня
По грозе горька слезой,
Что вот-вот прольётся в травы,
Да в холодные дубравы
Струйкой робкою стечёт,
Боль из сердца извлечёт.
Пыльны пепельные крылья.
Обесцвечены цвета.
То ли сыч поёт надрывно,
То ли ветер-сволота…
И тревогою гонимы,
Шелестя, несутся мимо…
Землю осени багря,
Монограммы октября.
Серы пни и мшисты ямы.
Голос гроз охрип от стуж.
Белой вспышкой окаянной
Загнан в землю чёрный уж.
Шлейф дождя. Тропинки склизки.
Мучит жажда: путь не близкий…
И… сколь ни была б горька,
Из пригоршней родника
Не горчит вода Отчизны.
|
|