| |
ИЗМАЙЛОВСКАЯ САГА
В пятиэтажке панельной зелёной
Сорок два дробь двадцать два корпус два
В шестидесятых ещё неучёный
Детства провёл золотые года
Корпус стоял на Тринадцатой Парковой
Краем в Сиреневый целясь Бульвар
Спальня отмерена царским подарком мне
Что коммунальных не помнила свар
Песня про остров багровой свободы
Каждый нас божий тревожила день
Империалисты грозили народам
Слушать об этом мне сделалось лень
Но в телевизор глядя чёрно-белый
На первомайский ракетный парад
Звал маму-папу к себе очумело
«Переживлять» впечатления рад
Слабый ребёнок здоровье нагуливать
Был я гоним регулярно во двор
Мама на кухне гремела кастрюлями
Папа с друзьями вёл шахматный спор
Жизнь протекала без планов далёких
В обществоведы не суйся сюда
Всё там пропитано ложью эпохи
Пели родители хором всегда
Делай-ка лучше конкретное дело
Папа слесарить меня научил
Если там что пригодится на белом
Свете умением будешь ты мил
Лыжи зимою а летом на дачу
Съёмную лишь километрах в десьти
Доктор умеренный климат назначил
Чтоб мои нервы от солнца спасти
Папа в душе человек деревенский
Преподавал мне уменья в лесу
Стал я своим у деревьев без членства
Вот я свинушек с опушки несу
Детство прошло неприметно-спокойное
К звёздам никто никуда не толкал
Поздно набрёл на дорогу окольную
Был мне тот мир непростительно мал
Издалека из другого пространства
В Гугле гляжу я на эти места
То же как будто бы сонное царство
Сеть Паркомайских всё так же пуста
У перекрёстка родной мой хрущёвник
Не развалился он всё ещё тут
Но как жильё несомненно никчёмный
И говорят через годик снесут
Swiss Air, 14 июня 2019
* * *
АННЕ БОРИСОВНЕ ВЕЛЬКОВСКОЙ (1919–2016)
Мой дед покинул синагогу,
чтобы поднять трёх дочерей.
Надомной брал работы много,
забыв о Торе, хоть еврей.
Мать комсомолка, коммунистка,
хоть с диссидентами дружна.
Евреев сталинская чистка
ей оказалась не страшна.
На Украине партизанка
потом шофёр грузовика.
Той жизни повидав изнанку,
судить могла наверняка.
И кожей чувствуя опасность,
мне не давала самиздат,
пока не утвердилась гласность
и рот немного был разжат.
Потом, в Германию уехав,
хоть первый муж пропал в бою,
она Москвы ловила эхо,
слагала в книгу жизнь свою.
И вот на кладбище еврейском
её земной прервался след.
Не каждый сдюжит в жизни резкой
до девяноста семи лет!
Пусть ортодоксы чтут законы,
поддерживают наш геном!
Пускай из их выходят лона
те, кто печётся об ином!
Вы, иудеи, дрожжи мира!
Наш стратегический запас.
Пусть мы другие, но не сиры.
Мы – атмосфера вокруг вас.
New York, 28 августа 2017
* * *
НА 80-ЛЕТИЕ АЛЕКСАНДРА ФЕДОТОВИЧА ГАРАНИНА
(1903-1985)
Осень гладила поля
Утюгами туч.
Заблудилася заря
Меж размытых круч.
А бывало, засыпал
Дождь под сосен скрип.
Долго ветер лыко драл
С беззащитных лип.
В этой лапотной стране
Много лет назад
Человечек был на свет
Появиться рад.
Вслед за бабочкой мечты
Бегал по полям
И летел вперегонки
Скачущим ручьям.
И парное молоко
Приносилo сны
И катилося легко
Колесо луны.
А потом в кругу забот –
На вопрос – ответ.
Складывал за годом год
В пирамиду лет.
Всё проходит. На полях,
Меченных войной,
Камни памяти стоят
Вечною стеной.
И когда сквозь звон наград
Смотрим из окна,
Падает свободный взгляд,
Не встречая дна.
Москва, 26 ноября 1983
* * *
СКРОМНАЯ МУДРОСТЬ
Меня в детстве отец приучил не писать
дневников, чтоб досье не наполнить губительным весом.
Жизнь прожить – не пустяк, а записки не могут не стать
объектом повышенного интереса.
Москва, 3 ноября 1988
* * *
Вышколенный, в серо-мышином,
с ухом, настроенным на звонок,
у глобуса ли, у карты аршинной
одной шестой, производитель строк
корявых по прописям (не в коня корм)
засохшее в непроливайку перо
макал и шкафов с тетрадками лаком
дышал, и бумагу рвало, остро,
то тут, то там оставляя кляксы
чернил фиолетовых, закорюк
в начале, зрения параллаксом
в зависимости, откуда смотрю.
Потом уроки труда с зубилом –
удар кистевой, локтевой, плечевой...
Для будущей жизни полезно было
держать в ряду физкультурников строй.
На лыжах одновременный двухшажный
иль переменный, раз хуже скользит
по талому снегу и мазать важно
их насухо, а после забега полит-
информация по передовице «Известий»,
чтобы инфантильными в жизни не быть
и, покидая пенаты, всем вместе,
ответы иметь на «Куда ж нам плыть?»
Baden-Baden, 20 June 2019
* * *
РАСЧЁТ ИЗ 70-го ГОДА
Укрепившись в войне, империя
свою тень отбросила в вечность.
Недобитый народ потери
зализал и молился на личность.
И хотя с каждой сменой власти
легендарная личность мельчала,
оставалась, назло катавасиям,
сверх-страна под идейным началом.
Были твёрдой её опорой
те в войне закалённые люди,
кто не дрогнет с противником в споре,
убеждений менять не будет.
Если так, то зачем бороться
диссидентам с этой системой
пусть позорного рабства и скотства,
но самой по себе угасимой?
Добавляя сорок лет жизни
ветеранов к войны окончанью
в 45-м, увидишь, как в призме,
преломленье эпохи печальной
в середине 80-х
на геронтологической дате
избавления от супостатов,
что засели в больничной палате.
Расслабляйся, свободолюбивый!
Береги золотое здоровье!
Впереди новой жизни разливы!
Не сгори на каком-нибудь слове!
Delta Airlines, 10 июня 2016
* * *
Осыпается осень. Надвигается холод.
Замерзает последний жёлтый лист на белом снегу.
Мы сидим по квартирам – как-то зябко на воле,
если не дали крыльев и путёвки на юг
Где-то там уплывают ананасы в шампанском,
превращается в точку самолёт-ресторан,
а у нас, как всегда, пыль последних известий,
да сырые газеты и холодный экран.
Голубые картины на сером экране
всё куда-то зовут, всё куда-то манят –
выйдешь, вот и пивная. Затеряешься в пьяни –
всё исчезло. Лишь зубы о кружку стучат.
Москва, 19-20 сентября 1978
* * *
Сапоги. Осины дрожь.
Ты смывай, осенний дождь,
что осталось красок лета –
акварельного букета
под дождём не сбережёшь!
Красота вся эта – ложь.
И не нужный больше лоск
шелухою мёртвых листьев
ты уносишь, вечный дождь,
к горизонту из рогож
расчищая мне дорогу.
Москва, 30 сентября 1978
* * *
Повсюду признаки расцвета.
Поднялись новые строенья,
и чистых улиц и проспектов
звенит и множится движенье.
И даже церкви подновили
и золотыми куполами
на синеве, лишённой пыли,
они горят, как божий пламень.
Идет народ щеголеватый
по моде западной одетый,
и питьевые автоматы
глотают новые монеты.
Всё гуще зелень на газонах.
Их трогать хочется руками
и на углу дают лимоны
и крепок камень под ногами.
Отлично качество товаров,
и соответственна зарплата.
и пиво тёмное в пивбарах
вот-вот начнут хлестать ребята.
Олимпиада подступает.
Выходим на орбиту мира.
Душа волнуется и тает,
как пачка сладкого пломбира.
Москва, 16-17 мая 1979
ПО ТЕЧЕНИЮ
Лопоухая жизнь, несмышлёная, словно щенок,
что на сером асфальте ищет дорогу меж ног,
то виляет хвостом, то бессильно разводит рукой,
то играет и скачет на сжатых полях мостовой
светлой ночью, когда не мешает никто,
запахнувшись, как пугало, в щедрую серость пальто,
колесить и катиться околицей важных работ,
где посеяно много, и, кажется, что-то взойдет –
да и впрямь – всходит солнце, вскрывая консервную жесть,
и на улице вновь, как и прежде, народу не счесть –
по колено в оранжевом холоде и с головою во сне –
и летят, просыпаясь, гудки от стены к стене.
Это осень. Простуженно дверцы скрипят.
Нас автобус куда-то увозит, ребят,
на подъём, через мост с панорамой на тему "Прости",
через вечную мудрость и страсть кольцевого пути,
и сиреневая вереница огней,
не погашенных с ночи, прервалась, и пусто за ней,
и открылся простор, и спокойно вникая в поля,
каждый чувствует – всё, что вокруг расстилается – это земля,
и рождаются мысли, и гаснут, и утренний сон
наплывает на нас во вращенье колёс и времён,
словно дальше дорога идёт напрямик через лес
и взлетает, и падает в гущу небес,
словно в суп, голубой и подвижный, дырявой кастрюли-Земли,
и, почти невесомы, как боги на землю сошли,
мы приехали, и – вылезайте, друзья! –
это зона картошки и свёклы простая стезя,
будем жить припеваючи, воздухом лёгким дышать,
и мешки день за днем наполнять и в машину кидать.
Москва, 1 января, 23 марта 1979
* * *
Средь бесчувственного шума
Нежно музыка звучала
Как в пустыне Кара-Кума
Струйка тонкая канала
В иссушённости унылой
Все дела конквистадоров
С пылью вечности мирила
Мягким скрашивала флёром
И терзанья умеряла
Всех стоящих на коленях
В бесконечности привала
В тупике преодоленья
Москва, 23 июля 1988
* * *
Лучшей жизненной порой
в захолустье государства,
где отнюдь ты не герой –
жертва жалкого мытарства,
в фосфорической пыли,
где судьбу ведёт кривая,
мы держались, как могли,
стариковски припасая
для дорог и новых стран
рабством сбитые колени…
ты как лучик сквозь туман
светишь, осень пробужденья!
Москва, 22 августа 1988
ИЗМАЙЛОВСКИЙ ПАРК
Их здесь, озёр, каскад.
Здесь свой усталый взор
забросить каждый рад
в аллеи коридор.
Здесь реже будет сень
отныне с каждым днём.
Найдём замшелый пень,
к нему душой прильнём,
чтоб ветер, нищ и гол,
над тьмой кротовьих нор
скелеты листьев мёл,
как музыкальный сор.
Москва, 22 августа 1988
* * *
Ты – пришибленное растение
Средь разваливающихся домищ
Ты не видишь пути к спасению
Радость жизни не сохранишь
Не смотри же вперёд страдательно
Ты всего лишь один из слуг
Просчитавшегося Создателя
Дело выпустившего из рук
Москва, 12 июня 1989
* * *
Грязный дождик моросит.
Тихо тает грязный снег.
Вдоль сырых громад трусит
оболочка-человек.
Вот открылся, как нарыв,
оболочка-магазин.
Он скупые крохи нив
и толпу людей вместил,
что сбежались до зари,
что оторваны от дел,
грязь снаружи и внутри,
воздух закоричневел,
и смертельная тоска
струи медленные льет
с крыши мира, что близка,
с досягаемых высот.
Москва, 13 июня 1989
МАРКСИЗМ-ЛЕНИНИЗМ И МЫШКА
Помню в 80 годы в Москве
Стоял я на кухне
С книжкой марксизма-ленинизма в руках
Только что захлопнутой в негодовании –
То была не очень толстая книжка
Наверное, первоисточник
Как вдруг из-под буфета
Выбежала маленькая мышка
Редкий гость в нашей квартире
В то скудное время застоя
В порыве охотничьего азарта
Ещё разгорячённый прочитанным
Метнул я книжку плоско как диск
Придав ей вращение
Двумя руками не размахиваясь
И не двигая телом
О, как я был доволен броском
Поразившим животное
Даже и успевшее спрятаться
Под кухонным буфетом
Книжкой косо летевшей
Как дисковая пила
Я вытащил мышку за хвост
Ещё конвульсирующую с перебитым хребтом
Долго её рассматривал
А потом выбросил в мусоропровод
Много лет держалось хорошее чувство
От красивого, редкостного по точности броска
Ведь такое случается не каждый день
Да и не у каждого
Получив ещё одно подтверждение своей силы
И способности мобилизоваться в нужный момент
Я вскоре покинул ту страну навсегда
И уверенность в себе
Мне очень тогда пригодилась
И лишь теперь
После долгих лет жизни на Западе
Вдруг я осознал, что в том эпизоде
Я был всего лишь слепым орудием
Того, что меня заставляли учить
Против своей воли
Ведь только те высшие силы могли придать
Нечеловеческую силу и точность броску
А убитая мышка выходит была
Лишь маленьким, ничего не значащим звеном
В многомиллионной цепочке безвинных жертв
Уже прерывавшейся в то застойное время
Перед развалом
New York, 6 сентября 2013
|
|