Новости, события

Новости 

"Павел Грушко: "Перевод- это спасение на переправе..." ("Лица современной литературы")


"В переводе Павла Грушко", - читала я мелкий шрифт под любимыми мной стихами. Или так: «Либретто Павла Грушко" это на афишах. Он представлялся мне таким же далеким, как и переводимые им испанцы и латиноамериканцы, но вот он, оказывается, выступает в Манхэттене, практически за углом от меня!


Организованная Пушкинским обществом Америки встреча проходит в помещении Национального писательского союза Америки. Это вполне закономерно и логично: Пушкинское общество давно работает над объединением двух культур, a кто же, как не переводчик, действительно проникает в культуру другого народа, другого языка и создает некое общее пространство.


Итак, еду! Что бы взять для автографа?.. Диск "Звезды и Смерти Хоакина Мурьеты", конечно! - любимая, до ноты, до единой реплики знакомая наизусть рок-опера, глоток другого мира, другой культуры, интеллектуальный пир в “голодные” 80-е. Нет, лучше переводы Лорки и Неруды ведь это Грушко принес их ритмику и образы русскоязычному читателю. Снимаю с полки потускневший от путешествий из страны в страну, с квартиры на квартиру сборник, испанских переводов, опубликованный тридцать с лишним лет назад, и отправляюсь в Мидтаун.


Переводчикам редко достаются лавры. Их имена не помнят разве что это, скажем,  Цветаева или Пастернак. Но с Грушко сложилось иначе. Его переводы настолько самодостаточны и в то же время уважительны к авторской индивидуальности, что имя переводчика запоминается надолго. Ученик Овадия Савича, Вильгельма Левика и Арсения Тарковского, Павел Грушко начал переводить испанскую поэзию еще в шестидесятых годах прошлого века и занял достойное, ведущее место среди русских испанистов. В недавнем прошлом Павел Грушко — руководитель творческих семинаров в Литературном институте им. М. Горького и в Московском университете им. М. Ломоносова;  он  — один из учредителей и вице-президент Ассоциации испанистов России, лауреат российской премии «Мастер» Гильдии переводчиков художественной литературы, обладатель Золотой медали Альберико Сала за 1994 г. в жанре поэзии (Италия).


Его программа "Третья сторона листа: стихи и то, что за ними" не ограничилась переводами. Еще один любимый поэтом жанр это  либретто в стихах, "театр стиходействия", как говорит он сам…  Его пьеса-либретто по мотивам драматической кантаты Пабло Неруды "Звезда и Смерть Хоакина Мурьеты", например, выдержала около 1500 представлений в московском театре "Ленком", стала кинофильмом и многими аудиоальбомами. А еще у него вышли четыре книги стихотворений: «Заброшенный сад», «Обнять кролика», «Между Я и Явью» и «Свобода слов».  В 2008 г. опубликована антология его пьес-либретто «Театр в стихах», а совсем недавно вышла антология переводов испанских поэтов – «Облачение теней».

      

- Я считаю себя в литературе практиком, боевиком, - говорит Павел Моисеевич, уклоняясь от теоретических дискуссий. И все же не выдерживает и пускается в объяснение своих переводческих принципов:

- Я  человек текста. Перевожу не слова, а суть. Перевод  это трюк, своего рода «ловкость рук и никакого мошенничества». Русский стих поразительно гостеприимен к инородной поэзии, но надо переводить так, чтобы оставался запах иноземного плода, иначе получится одна «клюква».

И ему это, надо сказать, удавалось всегда. От барокко до модерна, от Каталонии до Чили  «безуминка» экзотического для русской поэзии ритма остается в переводах, несмотря на переход из силлабической в силлабо-тоническую систему.

 

 

- А что же театр? Ваши либретто?

- Здесь важно действие, а не поэтические выверты. Поэзия в театре, как сказал Элиот,  слуга драматургии, она -- для продвижения действия.


Одно из стихотворных либретто, по булгаковскому роману "Мастер и Маргарита", "Было или не было…", вышло отдельной книгой, и поэт читает отрывки, иногда останавливаясь и напоминая слушателям соответствующую сцену в романе. Удивительно, до чего эта встреча напоминает доверительную беседу. Павел Моисеевич обращается к слушателю как к равному, подготовленному и внимательному собеседнику.


Итак, театр, переводы... а вот и собственные стихи, конечно. Он читает, останавливаясь, отмечая удачные рифмы:

- Переводы из великих помогают понять, что такое поэзия… В переводах великих 

 

есть огромные подсказки о том, как надо писать. 

 

 
За рифмованными стихами приходят верлибры - компактные, афористичные: 
 
-У свободного стиха есть, как я называю его, вертикальный размер, 

 

его задает первая строка. И конечно, 

 

верлибры должны быть компактными, не длинными, иначе это скучные, 

 

необузданные потоки сознания.
 

 

За лирикой следуют стихи о стихах, потом переведенные с испанского поговорки и пословицы. Он по-детски радуется тому, что кажется ему удачным, смакует одностишия и, кажется, получает истинное удовольствие от всего процесса. Раздача автографов длится долго: Грушко обстоятельно расспрашивает каждого, надписывает книги и диски не формально, а с выдумкой кому цитату, кому приглашение дружить. Такой интерес к людям подделать нельзя, он абсолютно настоящий. Достаю свой любимый сборник, и Грушко приветствует книгу уважительным кивком весь цвет русской "испанистики" в одном томе, достойное было издание!


Потом мы ужинаем в марокканском ресторанчике, причем Павел Моисеевич обращается к официантке на испанском, и она оказывается никакой не марокканкой, а родом из Бразилии, ведь испанский очень близок к португальскому. Следует пояснение: "Может, потому я и не говорю на английском, что в Америке испанский это второй язык, и всегда найдется кто-нибудь, кто говорит на нем".


Павел Моисеевич продолжает рассказывать – о переводах современных американских поэтов Ричарда Уилбера и Ховарда Немерова, о переезде в Бостон в 2001 году, о нечастых визитах в родную Москву (он родился на самом-то деле в Одессе, но покинул ее в возрасте двух недель), о Кубе в дни Карибского кризиса (во время съемок калатозовского фильма "Я - Куба"), о Неруде (он перевел 12 книг Неруды, они тоже изданы отдельным сборником), o Захарове, о Рейне. И снова о "Мурьете", -- он читает на память отрывки из этой своей пьесы в стихах по мотивам Неруды скороговоркой:


"Здесь крыши и груши мокры от дождя, и по склонам / бредут виноградники, пахнет душицей, жасмином...",  и музыка этой поэзии колышет теплый воздух полутемного ресторанчика, и вздыхают в такт, обдают воздухом холодным далекие Кордильеры, открывшиеся русскому поэту.


Он щедр и обстоятелен в общении – делится историями, мастерством, 

 

замечаниями и даже снами, снами дорожными – 

 

путешественника и эмигранта. Он пишет книгу воспоминаний, 

 

но стихи его – это пометки на полях, вехи, свидетели долгой, 

 

богатой событиями и впечатлениями жизни.

 

 				 

 

					Галина Ицкович (Нью-Йорк), фото автора

 

 
Статья предоставлена автором, печатается с незначительными изменениями 

 

по сравнению с оригинальным вариантом (журнал "Интерфокус").

 

 


 

http://inter-focus.de/index.php/ru/

 


Издательство «Золотое Руно»

Новое

Новое 

  • 04.06.2025 18:57:34

    Наталия Кравченко. "Из цикла "Но старость- это Рим, который..." (Часть 3. "Стихи о старости")" ("Поэзия")

    "Когда я стану совсем уже старой, согнувшись, как вопросительный знак, я всё равно буду благодарной за всё, что мне давалось за так. За старые стены родного крова, что мне помогали тепло сберегать, за..."

  • 03.06.2025 18:51:00

    Наталия Кравченко. "Из цикла "Но старость- это Рим, который..." (Часть 2. "Женщина, не знающая старости")" ("Критика. Эссе")

    "Жизненная активность этой пожилой женщины поражала. И чем больше я её узнавала, тем больше восхищалась её неуёмной жаждой жизни, жаждой знаний, деятельного добра. Всё в себя вобрать, не пропустить ни капли, ни грамма земной радости, мировой культуры, людской беды – ничто не проходило мимо её сердца. Что мне известно о Нине Сергеевне?..."

  • 02.06.2025 18:47:00

    Наталия Кравченко. "Из цикла "Но старость- это Рим, который..." (Часть 1. "Мой старый царь Соломон...")" ("Критика. Эссе")

    "Поэзия не любит говорить о старости. О весенних порывах юности — да, о смерти — сколько угодно. А вот старость — это почти табу. Уж очень неаппетитная тема. Открыл её в русской поэзии Пётр Вяземский своим знаменитым стихотворением о халате, который..."

  • 12.05.2025 17:23:00

    Наталия Кравченко. "Больничные стихи" ("Поэзия")

    "Вопреки безотзывной тщете улыбнись... неужели не помнишь? Проведи, как слепой по щеке, это я, твоя скорая помощь. Всё осталось на том берегу – рандеву, происшествия, пресса, хлебо-зрелищное их рагу, исполинская поступь прогресса..."

  • 11.05.2025 16:40:00

    Марина Завьялова. "Стихотворения (публикация №5)" ("Поэзия")

    "Пройтись на балу королевой, На сцене устроить канкан! Волной безрассудного гнева В сердцах вызывать ураган. Стать феей, колдуньей, актрисой! Иначе зачем жить тогда? Но день по минутам расписан, Нет времени, просто беда..."

  • 10.05.2025 16:14:00

    Наталия Кравченко. "Больничные записки"(Окончание)" ("Проза")

    "Все наши беды начались с того дня, когда мы с Давидом купили этот злосчастный аппарат для измерения давления. Аппарат был японский: компактный, удобный в эксплуатации: мягкий ремешок на липучке нежно обхватывал запястье (не надо засучивать рукав, как на наших), а на табло после нажатия кнопки высвечивались чёткие светящиеся цифры, обозначающие со скрупулёзной точностью верхнее, нижнее, а также частоту пульса. Мы увлеклись этой игрушкой и мерили давление по каждому удобному случаю себе, друзьям, соседям и знакомым. И вскоре обнаружили, что у Давида оно, оказывается, весьма повышенное, особенно нижняя цифра, что являлось грозным симптомом нездоровья. До покупки аппарата мы об этом не подозревали. Давид вначале пробовал пить разные препараты по советам родственников, но проклятое давление не снижалось. Я погнала Давида к врачу. Врач направил его на УЗИ. А оно показало довольно внушительную..."

Спонсоры и партнеры