Поворот

Вьётся, вьётся, вьётся цепка

К смерти от рождения,

Бьётся, бьётся, бьётся, детка,

Наше сердце бедное.

Станет, станет, станет лучше,

Обещают свыше,

Манят, манят, манят души

И бросают с крыши.

Вьётся, вьётся, вьётся цепка

К вечному свиданию.

Бьётся, бьётся, бьётся ветка

Дерева познания.

 

Глава 1.

Утренний концерт птиц – пожалуй, самое впечатляющее событие дня. Вначале подают голос одна – две мелкие птички, как бы не решаясь ещё возвестить о рассвете, да и сам рассвет впереди, он только приближается. Вдруг в хор включаются новые сильные и разнообразные голоса, по рассветному необычно воркует дикий голубь, похоже, то ли на филина, то ли на кукушку. А люди радуются дню тоже, создавая свой утренний концерт из льющейся воды, шарканья домашних тапочек, стуков посуды, заводящихся машин.

Шимон вышел из дома, задержавшись всего на несколько минут. Каждое утро уже много лет старался он выехать на работу до главных пробок. Крупные капли ночной росы рассыпались по крыше его «Рено». Он обошёл машину со всех сторон. Заднее правое колесо показалось ему низковатым, надо было проверить в нем воздух.

-Сейчас, как выеду из города, на первой же заправке померю давление, подумал Шимон и устроился около руля. Заученными движениями он застегнул ремень, потом включил радиотэйп, наконец, завёл двигатель. Опустил до половины передние стекла. Утренний свежий воздух влился внутрь, словно вино, распространяя смесь аромата земли с вечнозелёными деревьями.

   Шимон всегда пьянел от утра с будоражащими запахами и птичьим концертом. Он почти выехал на шоссе, когда вспомнил о колесе. Хотел повернуть, но не успел перестроиться в правый ряд, и поток движения уже вынес его машину.

-Хорошо, через пару километров будет ещё одна заправка. Сейчас я её не пропущу,  отметил он, показывая правый поворот, и уже начиная манёвр. В первый момент ему показалось, что в машину кто-то выстрелил. Раздался хлопок, похожий на взрыв. «Рено» подпрыгнул, словно лягушка, завалился набок. Шимона ударило в голову – тотчас он потерял сознание.

   Впервые память вернулась к нему в полутёмной комнате. Кровать, на которой он лежал, окружала однотонная зеленоватая занавеска. Рядом на высоком никелевом штативе висели два пакета: один темно-красный, а второй прозрачный. Тикали то ли часы, то ли какой-то прибор. Боли не было, но ощущение чужеродности своего тела сразу же заполнило Шимона. Он тихо почти беззвучно застонал. Сестра подскочила мгновенно, что-то спрашивала. Голос-то он слышал, но смысла не понимал. Она приблизилась к его уху и спросила:

- Болит?

Шимон отрицательно качнул головой, тут же, будто обессилив от этого слабого движения, закрыл глаза. К вечеру силы вернулись к нему, но с ними пришла и боль. Он позвал сестру.

-Расскажите, что было? – прошептал вопросительно Шимон.

-Завтра, ладно. А сейчас я добавлю вам обезболивающее.

Сестра завозилась около системы, и через несколько секунд боль ушла. Шимон снова провалился в небытие. Он путал день и ночь, иногда открывал глаза и видел перед собой лица жены, брата, детей, друзей, товарищей с работы, босса. Потом они куда-то девались, уходили, менялись, появлялись вновь. Вокруг было много запахов. Он их обонял с остротой раненой собаки. Пахли лекарства, пластик систем для инфузий, латекс перчаток, простыни. Волнами прокатывался запах больничной еды. Словно шлейф тянулся за проходившими сёстрами или врачами запах духов, одеколонов, косметики, дезодорантов. Почему-то в один из моментов остро вспомнился запах утра: деревьев, воли...

 

Произошло всё тогда с будничной простотой. На большой скорости резину проколотого колеса быстро размочалило. От гула машин Шимон не услышал характерного звука, а то бы его острый, натренированный к посторонним звукам слух опытного водителя, конечно, выручил бы его. Но так сложилось, что разлетелось заднее колесо, не оставив Шимону шанса. Оказывается «Рено» перевернулся через крышу и повредил ещё две машины в правом ряду. Сотрясение мозга вместе с множественными переломами почти сразу лишили Шимона сознания. Крови потерял немало, поэтому давление долго не восстанавливалось. А ещё через три дня потребовалась операция. После неё Шимон остался без правой руки.

 

-Черт, хоть бы левую вместо правой убрали, – подумал он, – мне с детства не везло. Например, другие дети скрывали что-то от родителей, а мои всегда знали правду или догадывались по лицу, на котором все было ясно написано. На войнах другим ничего, а я с каждой возвращался раненным. При всем том, он не впадал в депрессию, а успокаивал самого себя:

 

-Хорошо, что жив остался. Левой рукой я научусь управляться не хуже других, работающих двумя руками. Есть люди, которые даже ногами и ртом рисуют.

 

Шимон видел их картины. Тогда казалось это таким далёким, нереальным, а сейчас он сам преодолевал будничную страшную границу между здоровым полноценным человеком и инвалидом.

  

Когда, оставив, наконец, больницу, вышел на стоянку, сел в машину жены – вдруг понял, что он не может ею управлять. Это было первое сильное разочарование. Он не подал вида, даже пошутил над собой. Когда приехали домой, Ронит накрыла на стол, выставила его любимые мемуляим*(фаршированные овощи – ивр.). Выпили за здоровье. Дети были немного не в своей тарелке.

 

-Иди в душ, тебе надо отдыхать, – сказала Ронит.

 

Шимон управился с майкой и джинсами. Взглянул на себя однорукого в зеркало и еле сдержал рыдания.

-Тебе помочь? – тактично поинтересовалась Ронит.

-Да нет, справляюсь.

-Хорошо, я уберу пока со стола. Если надо, позовёшь...

 

Шимон включил воду.

 

-Вроде бы все нормально и в то же время все не так. Даже она разговаривает со мной по-другому. Как с маленьким. Сю-Сю-Сю. И дети как-то странно себя ведут. Я от них отдалился всего за пару недель.

 

Что из этого было правдой, а что мерещилось воображению, неведомо. Но мешало Шимону «оно» – этакий фантом инвалидности поселился в нем надолго, на недели, на месяцы.

 

Глава 2.

  

Ночь выдалась тяжёлой. Сон повторился. Он ведёт машину. И вдруг тормоза не работают. Шимон вдавливает педаль до отказа, а машина продолжается нестись. От напряжения правая нога, нет... почему-то правая рука болит тянущей выворачивающей внутренности болью... Он проснулся... – нет руки, а боль не отпустила его наяву. Шимон умылся левой рукой, получилось совсем неплохо. Налил в баре виски «Джек Даниэл», и, не разбавляя, сделал два больших глотка. На дне бокала осталась ещё янтарная влага. Подождал несколько минут и допил её.

 

Хотелось позвонить своему другу Дорону. Но в такие часы не звонят даже самым близким друзьям. Тогда Шимон, как бы про себя, начал беседовать с Дороном.

 

-Ты помнишь, как нас тогда обстреливали в Ливане? Было страшно. Или не очень? Но мы были молоды и полны надежд. Да, когда вместе, не так страшно. А сейчас я один, Дорончик. И мне, ох, как страшно! Скажи мне, что делать?

 

Шимон выпил ещё немного виски. Боль отступила.

 

-Дорончик, я же не могу бездельничать. Надо работать. А где как? Я должен учиться жить почти заново. Завязывать шнурки, застёгивать пуговицы. Водить машину. Дорончик, я же должен ещё любить жену и заниматься сексом без правой руки... Ах, Дорончик, Дорончик... А самое страшное – зайти в чей-то кабинет с пустым болтающимся рукавом рубашки. Врачи и психолог говорят, что с протезом будет намного легче. Но для мозгов-то ещё протезов не придумали. Для мозгов люди придумали виски...

 

Шимон вышел на балкон. Тёплая ночь, как одеялом окутала его. Он заглянул вниз со своего шестого этажа и вслух произнёс:

-А почему бы и нет...

 

Мысль неновая. Она посещала за жизнь почти каждого человека. Особенно, когда он был одинок и никому не нужен. Но от двойной порции виски Шимон расслабился, зевнул, пошёл досыпать.

 

На старую работу Шимона звали. Босс принял его в своём кабинете, сел рядом, доверительно закрыв дверь.

-Послушай, я тебе подходящую должность нашёл. Контроль качества. Знаешь, как на это место хотел Арик. Все последние дни меня осаждал, пока я не сказал ему, что место забронировано для одного человека в фирме – для Шимона.

 

И босс как бы в завершение сделки положил руку на плечо Шимона. Но Шимон сидел молча, будто застыл в болезненной неподвижности.

-Мордехай, спасибо, спасибо огромное.

 

Ладонь его единственной руки вдруг легла на колено босса. Никогда за пять лет совместной работы он не позволял себе такой фамильярности. В этом неординарном жесте и в необычных благодарностях было нечто, вызвавшее замешательство босса. Он также замолчал, потеряв свой подчёркнуто бодрый тон.

-Мордехай, – продолжал Шимон, – не осуждай меня, но я не могу принять твоего предложения, пока не могу... Знаешь, как Арик обрадуется... Сделай ему приятное.

 

Выходя из кабинета, Шимон чувствовал, как что-то зреет внутри него. Он не мог сам себе определить, что же зреет. Когда он несколько минут назад отказывался от работы, то, как бы отказывался от прежней своей жизни:  размеренной, достаточно устойчивой, включавшей то, что зовётся благополучием: работа с зарплатой и социальными условиями, семья с женой и детьми, небольшой, но устойчивый круг друзей, времяпровождение с регулярным посещением родственников, поездками на природу, еженедельными семейными покупками в супермаркете, чтением газет, вечерними новостями. Спонтанно, неосознанно ещё, он начал уходить из этого кажущегося незыблемым  круга. Шимон пока не знал, куда он идёт и зачем, но он сделал сегодня шаг в сторону.

 

Глава 3.

  

Ронит укоряла его за уход с работы уже не первый вечер. Наверное, потому что она была права,  Шимон злился, уходил в себя. И в этот раз он в сердцах крикнул ей:

- Оставь меня!

 

Ушёл в спальную, начал нервно расхаживать. Когда проходил мимо высокого зеркала, всмотрелся в себя. Как будто выглядел он неплохо. Сохранил военную выправку после своей командирской карьеры. Все-таки полковник в отставке. Живота у него не было. Широкие плечи. Волосы короткие с проседью, только на висках уже  совсем белые. Но лицо было не его, Шимона. Он привык к своему лицу – волевому, без тени сомнений. Такому лицу верят солдаты и подчинённые, да и сам Шимон верил в себя, сильного, уверенного, стабильного. Теперь глаза потухшие. Около углов рта появились морщины. Он не смотрел ниже своего правого плеча, где не было того, что должно было быть - руки.

 

Натянул джинсы, надел сандалии, наконец... протез и спустился на лифте вниз. Сейчас ему нужен был Дорон. Шимон связался с другом по мобильному телефону.

 

Дорон, в противоположность Шимону, был грузен, круглолиц, с выпуклым брюшком. Во времена их совместной службы Дорон ставил выправку друга солдатам в пример и добродушно подшучивал над своей совсем немужественной фигурой. В последние годы постоянное сидение за компьютером да пиво добавили Дорону ещё с десяток лишних килограммов. Встретились у их любимого места – у пивной «Гиннес».

-Ну, рассказывай, дружище, – Дорон. загрохотал своим басом, – пойдём к бару, там веселее.

 

И ещё не успел забросить своё тело на высокий табурет, как пол-литра тёмного пива с солёными крекерами уже стояли напротив. Мощный динамик мешал друзьям говорить, так что Шимон попросил сделать потише.

-Вижу, что ты уже с новой рукой. Поздравляю! – продолжал грохотать Дорон.

 

Если бы эту фразу сказал кто-нибудь другой, то Шимон  взорвался бы от негодования. Такова природа человека – из уст одного чувствовать цинизм и насмешку, а от близкого, надёжного друга воспринимать как выражение истинной радости.

-Да, правда, неплохо, – Шимон поиграл пластиковым протезом, демонстрируя свои первые, ещё робкие успехи.

-Давай сделаем «ле хаим». За тебя! Жизнь продолжается, дружище! – и Дорон поднял кружку с «Гиннесом». Две кружки столкнулись над столом, и пауза повисла до тех пор, пока они пили пиво. Дорон отпил вдвое больше Шимона. На дороновской полубороде-полущетине остался пенный след. Волосами он ощутил его и облизнулся как кот, обтёрся салфеткой.

-Как Ронит, дети?

-Дети нормально. А с Ронит неважно, хотя последнее время я бы сказал терпимо.

 

Теперь я хочу тебя спросить. Знаешь, что меня мучает после того, как перестал работать? Потеря чувства собственной важности. Я у Кастанеды вычитал, что надо преодолеть чувство собственной важности. А у меня сейчас другая крайность – мне все время кажется, что я никому не нужен. Если я завтра вдруг уйду в иной мир, то абсолютно ничего не шелохнётся в этом мире.

-Дурачок, во-первых, шелохнётся – лучше сказать, – даже содрогнётся  вся моя стокилограммовая туша. Тебе же должно быть приятно, – Дорон захохотал, вызвав гомерический хохот друга. А, во-вторых, и по большому счету, ты прав. И ты, и я, и все мы, наверно, значим намного меньше, чем нам бы этого хотелось. Я хоть и технарь, и толстый флегматик, но вижу, что тебе надо заботиться о ком-то, кто ещё меньше значит, короче, кому ещё хуже, чем  тебе в жизни. Поверь мне – эффективное лекарство. Ну да ладно философствовать, давай закончим первую и по второй закажем.

 

Их разговор потёк ненавязчиво, перелетая с предмета на предмет и ни на чём не задерживаясь. Позже обычно никто не может вспомнить, о чём же говорили. Но когда они попрощались и разошлись, в ушах Шимона неотступно звучало – тебе надо заботиться о ком-то, кто ещё меньше значит, кому ещё хуже, чем  тебе в жизни.

 

Наутро Шимон сделал свой обычный комплекс упражнений, включающий ежедневное увеличение повторов. Сегодня он даже не замечал нагрузки. Он думал об одном. Он продолжал думать о том же и во время душа, и когда пристёгивал ставший привычным протез, и когда одевался. Во время завтрака набатом звучала фраза – тебе надо заботиться о ком-то, кто ещё меньше значит, кому ещё хуже, чем тебе в жизни.

 

После завтрака он сел на телефон. С некоторых пор он понял, что по телефону и компьютеру можно сделать намного больше, чем, посещая присутственные места. Список на сегодня был достаточно велик:

- Общество по поддержке больных раковыми заболеваниями.

- Добровольная организация по борьбе с болезнью Альцгеймера.

- Организация по поддержке детей-инвалидов.

- Общество больных СПИДом.

- Общество больных врождённым параличом.

- Жертвы терактов и их семьи.

- Помощь изнасилованным.

- Добровольная помощь в армии.

 

Шимону посчастливилось довольно быстро.

 

Глава 4.

           

Сара Мориц прошла концлагерь, и всю жизнь славила бога, что он оставил её в живых. Нет, она не верила в него по-настоящему, самозабвенно. А когда задумывалась, то протестовала, как это он, всемогущий, допустил фашизм с его главным извергом Гитлером? Сара имя его никогда всуе не повторяла, даже про себя называла бывший ШИКЕЛЬГРУБЕР. А бога вспоминала ежедневно, по несколько раз, фразами «с божьей помощью» или «слава богу». Жила она одна, детки с внуками разъехались по разным странам. Но на одиночество не жаловалась. Дни её были заняты мелкими заботами по дому, да с возрастом делалось всё медленнее и медленнее. Несколько месяцев назад Сара почувствовала себя нехорошо. Вначале думала, что после семидесяти так должно быть. Но день ото дня становилось ей все хуже, закончилось диагнозом, словно судебным приговором.

 

Сару направили на лучевую терапию. Она аккуратно лечилась, хотя ей как бы между строк дали понять, что хорошего ждать не приходится. В один из этих дней ей позвонили в дверь.

-Сейчас, подождите!

 

Сара засуетилась, пытаясь ногами попасть в домашние туфли. А когда открыла дверь, на пороге стоял мужчина лет пятидесяти.

-Здравствуйте, меня зовут Шимон.

-Ой, милый мой, заходите, пожалуйста. Я уже поняла, что вы из «битуах леуми» (национальное страхование – ивр.). Извините за балаган.

 

Я от лечения такая слабая, не убираюсь. Ко мне приставили филиппинку помогать, так только два раза в неделю пока.

 

Шимон не стал её разубеждать, – «Пусть считает, что я от «битуах леуми». Да и мне удобнее, не надо ничего объяснять».

-Вы такой представительный, – восхищалась старушка.

 

«Хорошо, что она плохо видит, какой я», – подумал он.

-Вы женаты?

-Да, я... – Шимон не успел договорить.

-Конечно, что это я. Такой красавец чтоб был не женат. Сейчас я чай поставлю…

-Сара, я к вам пришёл, чтоб помогать, а вы суетитесь. Идите, лягте, я пока подмету в комнате. Вы же будете развлекать меня рассказами. Только вначале скажите, где швабра, да потом мне ведро понадобится с тряпкой.

- Ладно, про что вам рассказывать, жизнь долгая была...

 

Шимон перебил Сару:

-Вы мне эти штучки бросьте – «жизнь была». Жизнь продолжается, Сара.

-Да, спасибо за напоминание. Она продолжается. С нами или без нас. Так о чем рассказать?

-Я у вас на руке номерок заприметил, про него и расскажите.

-А вы серьёзный. И рассказ хотите нешуточный.

-Сара, конечно, нешуточный. Да и время у нас обоих есть. Я не могу быстро убираться. Как-нибудь расскажу вам, почему не могу.

 

Рассказ Сары.

  

Моя старшая дочка с семьёй уже много лет живёт в Нью-Йорке. Внуки взрослеют. Иногда такие вопросы задают. Ещё дедушка, мой муж, был жив. Так внук, его Саймон зовут, спросил как-то, когда к нам приезжали:

-Дедушка, а ты много людей во время войны убил?

 

Муж хмыкнул, но ответил честно:

-Наверное, много, внучок, я же не видел. Стрелял из миномёта. Где мина разрывалась, там и убивала. Для этого и стреляли.

 

Не любил вспоминать. Называл даже войну не как все – БОЙНЯ.

 

Так Саймон ко мне пристал:

-А ты, бабуля, многих убила?

 

Я раньше никому не рассказывала, а тут пришлось. Призналась, как убила одного своими руками. За всю жизнь одного человека... До сих пор противно и стыдно, я же муравья не могу раздавить, если вижу, то обхожу. Но тогда выхода не было.

-Шимон, дайте мне воды, – просит Сара. - Что-то разволновалась я сегодня.

 

Шимон снимает резиновую перчатку, идёт на кухню, приносит Саре питьё.

-Это виноградный сок, Сарале. Я купил для вас. Пейте его больше, говорят, что в виноградных косточках много веществ, полезных при облучении.

 

Сара села, а Шимон смотрел, как она пьёт. Почему-то от жалости слезы подступили к глазам, но он усилием воли подавил их, наигранно весёлым тоном, подбадривая не только Сару и себя тоже, сказал:

- Сара, мы ещё многих переживём, а врагам всем кузькину мать покажем! Я в Ливане, знаете, каким героем был.

-Да вы и сейчас герой, мой милый!

-Так, я не хотел сегодня говорить, но придётся. Возьмите очки. Вот они,  Шимон принёс лежащие без очечника, в каких-то верёвочках, очки без одного стекла, помог Саре надеть их, попросил её:

-Сара, посмотрите внимательно сюда.

-Что это, мой друг?

-То, что осталось от моей правой руки с осени прошлого года. Перевернулся на машине и из бравого отставного полковника, любимца всех женщин, превратился за секунду в безрукого инвалида. А то, что вы видите, никакая не рука, а протез.

 

И Шимон постучал для убедительности по пластику. Искусственный неживой звук словно пробудил Сару. Она беспомощно огляделась, как будто в комнате ещё кто-то был, и вдруг припала к правому колену Шимона, вплотную прижатого к её кровати, и зарыдала во весь голос не сдерживаясь.

 

Шимон не умел успокаивать, терялся от таких проявлений чувств, и не нашёл ничего лучшего как пробормотать:

- Сарале, все будет нормально.…Ну, давайте, продолжайте рассказ...

- Так, это ещё до лагеря произошло, когда они орудовали в нашем городке. Мне около одиннадцати лет было. Однажды около пустыря в траве я нашла пистолет, кажется «Вальтер». Хорошо, что осень уже наступила, одевались в пальто, я его в карман спрятала. Недели две крепилась, никому не рассказывала. А потом своей лучшей подружке Яне рассказала. Я почти не умела им пользоваться, а она на два года старше меня, хотела показать, что все знает  вынула обойму, полную патронов, и говорит:

-Давай по разу выстрелим.

 

Я боялась, – отвечаю:

-Услышат нашу стрельбу.

 

А она меня уговаривает:

-Сейчас постоянно стреляют, и наши, и они, так никто не заметит. Пошли в лес.

 

В конце концов, я согласилась. А через несколько дней мне его пришлось применить...

Сара вновь разволновалась. Шимон добавил ей сока, заставил выпить. Она с трудом осилила треть стакана, откинулась на подушку, тяжело дыша.

-Сейчас, милый, сейчас, – как бы просила прощения у Шимона, а он продолжал уборку.

 

В этот первый вечер полковник в отставке вернулся домой полуживой. Тело его болело, а особенно место, где крепился протез. Он снял его, и, не раздеваясь, упал на софу.

 

Глава 5.

 

Следующим утром Шимон, как много месяцев назад, слушал утренний птичий концерт. Он, не торопясь, пил кофе, втягивая ноздрями его терпкий аромат. Он вновь стал жить, то есть ощущать самые простые вещи и наслаждаться ими. Сегодня он не торопился, вдвойне приятное состояние. Было около десяти утра, уже и его пластиковая рука элегантно стояла на месте. Шимон решил, что дойдёт до Сары пешком, ему полезно двигаться. Для начала перезвонил ей, а затем зашёл в «Суперфарм» и купил очки в оправе розового цвета. В подарок ему дали красивую тесёмочку, на которой полагалось висеть очкам на шее их хозяина. «Один из главных для неё предметов, – подумал Шимон, – ведь мир и так сузился, пусть бедняжка хоть почитает вдоволь».

 

Дверь ему открыла не Сара. Он уже по мелким быстрым шагам понял, что это не она. Заглянули в глазок и, не спрашивая, открыли дверь. Девушка-азиаточка приветливо улыбалась. С сильным акцентом сказала:

-Здравствуйте. Заходите.

-Сарале, привет. У меня для вас сюрприз. Хотите отгадать, какой?

-А, это вы, здравствуйте. Познакомьтесь, девушку зовут Ли.

 

Шимон по возможности старался не протягивать руку при приветствии, но филиппинка, улыбаясь, подала свою, пришлось справиться левой. Он успел разглядеть её маленькую, но крепкую ручку с красивыми накрашенными ноготками. «Наверное, в перчатках работает, чтоб сохранить маникюр»,- подумал он.

-Ну? Будете отгадывать? – настаивал Шимон, поворачиваясь к Саре.

-Яблоки? Я очень хочу больших зелёных яблок.

-Пока нет, Сарале, – ответил он, а в это время шепнул Ли, чтоб она купила яблок. Ли тихо выскользнула из дома.

-У вас ещё две попытки.

-Я сдаюсь, мой милый.

-Ладно, я вас пощажу, но в следующий раз никаких скидок не ждите. Смотрите.

 

И Шимон протянул футляр.

-Я вам купил не простые, а розовые.

 

Сара вначале не поняла, но, разглядев и поняв, захохотала...

- Именно розовые очки, Сарале. Их вам не хватало, все остальное у вас есть.

 

Они хохотали уже оба, а очки Саре очень даже подошли. В эту секунду, как тень,  вошла Ли с пакетом яблок. Шимон ей что-то шепнул, громко сказав Саре:

- Вот и ещё одна ваша мечта сбылась, смотрите.

 

Ли внесла большую старомодную фарфоровую тарелку с причудливо нарезанными яблоками.

-Спасибо, спасибо...

 

Теперь уже Сара что-то шепнула Ли.  Молодая филиппинка пригласила Шимона пить чай на кухню.

-Идите, мой друг, она мне такие чаи заваривает, в жизни не пила.

 

На кухне у Сары царил порядок, естественно, поддерживаемый Ли. Они сели за стол не напротив друг друга, а почти рядом у угла стола. Ли разливала чай в чашки, путая слова, объясняла Шимону про особенные цветы, которые добавлялись для аромата. Она их привезла с собой, с Филиппин. Несмотря на её слабый язык, Шимон понимал почти всё, да и настроение у него в первый раз после осенней аварии было приподнятым. Он даже не вспоминал про свою руку. Ли все время приветливо улыбалась, подливала чай, просила Шимона есть печенье. Вдруг он поймал себя на том, что смотрит на Ли не как на прислугу, а как на женщину. С осени такого с ним не случалось.

 

Глава 6.

 

Дня через два состояние Сары ухудшилось. Ли позвонила ему и щебечущим языком стала звать его.

-Приезжайте, приезжайте сейчас, быстрее!

 

Шимон влетел в квартиру Сары, задыхаясь:

-Жива?

-Да. Я испугалась, – ответила Ли.

 

Сара полусидела на высоких подушках, и кашель сотрясал все её сухое, съёживающееся день ото дня тело.

 

Они напоили её тёплым чаем. Через несколько минут ей стало чуть лучше. Ли пошла хлопотать на кухне, а Шимон сидел около Сары и держал её руку.

-Мой друг, – наконец,  выговорила она с трудом, – выньте из верхнего ящика в шкафу тетради. Да, да, эти в чёрной обложке... Несите их сюда... У меня нет времени, да и сил осталось мало. Я раньше писала  почти до прошлого месяца. Знаете, одиночество способствует размышлениям. Стихи, воспоминания, сказки. Возьмите их, почитайте. Скажите мне, только честно, понравилось ли. Я их не давала читать никому, стеснялась. Нет, вру, раз давала своей покойной подружке. Так она сказала мне: «Не занималась бы ты глупостями». Так вы мне скажите – так ли это плохо, и действительно, может, я время своё зря убивала? Да, ещё одно, когда я уйду, позаботьтесь, как сможете, о Ли. Она редкая девушка. Если бы вы были не женаты, может, я что другое вам  посоветовала...

 

Шимон пошёл за покупками. Уже в магазине поймал себя на мысли – нет, не о Саре, а о Ли. Сара сказала: «Если бы вы были не женаты». Бедная, она не знает, как женат я в последние месяцы. На самом деле, связь с Ронит почти прервалась. Они как чужие. И мысль оставить семью и жить отдельно подкатывала часто по ночам. Один раз Шимон даже разрешил себе остановиться у витрины компании по покупке и аренде жилья. Но, как бы отогнав эту мысль, пошёл дальше.

 

Сейчас в дополнении к списку покупок он купил бутылку красного вина и букет цветов. «Для Сары», – подумал он. А для Ли? Все-таки Шимон был человек компромиссов, как любой человек. Он купил два букета. Красные розы для Ли, а белые хризантемы для Сары.

 

Вечером, закрывшись в своём кабинете, начал читать дневники Сары. Писала она просто без затей, как будто разговаривала с ним. Когда он закончил первую тетрадь, часы показывали полночь. Одна из сказок для детей кончалась так:

 

Я вам сделаю праздник, дети,

Я куплю вам все сласти на свете,

Поведу вас, куда вы хотите,

Побегите со мной, полетите! Без перерыва Шимон продолжал вторую тетрадь:

 

Летит по жизни бабочка, порхая и порхая,

Скользит по жизни бабочка, куда скользит, не зная,

Легко как будто бабочке, но это впечатление,

Ах, дайте, дайте бабочке чуть счастья и везения!

 

 

Последнее стихотворение Сара написала полтора месяца назад, уже зная о своей болезни:

 

Ах, нити памяти, так тонки и печальны,

Касаются души, расплёскивая боль,

Тревожат тени образ нереальный,

Как будто прошлое играет в жизни роль.

И словно явь, с неузнанными снами,

В которых спутаны места и времена,

Мы чувствуем, что скоро станет с нами,

И где останутся все наши имена.

Продолжится теченье. Очень странно

Не видеть рядом уходящих вдаль,

Рассеявшихся облачком туманным,

Оставившим лишь долгую печаль. Закрыв Сарины дневники, Шимон нервно заходил по комнате. Стояли самые длинные дни, конец июня. Уже приближался рассвет, снова запели первые птицы.

 

Он почти не спал. Часа два-три, не больше. Вскочил с постели полный сил, позвонил Дорону.

-Дорончик, у меня есть просьба. Мне срочно, за пару дней, нужно напечатать маленькую книжку.

-Дружище, за пару дней книжки не печатаются, ты же знаешь.

-Но это исключительный случай. Ты про Сару помнишь, я тебе рассказывал. Думаю, она долго не выдержит, вчера уж больно плохо ей было. Я хочу для неё книгу сделать. Чтоб она успела её увидеть.

-Ну, хорошо, у меня есть место, может, там сделают быстро. Но придётся заплатить за срочность.

-Я заплачу, сколько надо, Дорончик.

-А кто делает редакторскую работу?

-Я сегодня сделаю.

-Ты шутишь, дружище.

-Ты помнишь, я после армии в газетке работал. Мне говорили, что язык у меня неплохой. Надеюсь справиться. Да и выхода другого у меня нет: кто же, как не я, сделает Саре книгу.

 

Этот долгий, словно два дня, день подходил к концу. Вечерело. Сегодня ему пришлось поработать своей левой рукой, наверное, больше, чем за всю жизнь. Правил рукописи Сары. Он даже протез не надевал. Не выходил из дома. Почти не ел. Звонил только раз, разговаривал с Ли, справился о здоровье их подопечной. Сегодня, кстати, ей было лучше. Наконец-то рукопись лежала перед ним готовая, вся в пометках, вырезках. Дорон дал ему адрес и имя директора. Утром он сам повезёт её печатать.

   

Саре вызывали скорую помощь. После уколов и вливаний она выглядела чуть лучше, но была абсолютно измотана борьбой за жизнь. Седые волосы слиплись на лбу от пота, и Ли умыла её, сменила рубашку. Шимон поминутно звонил в типографию. Его каждый раз просили связаться ещё через час, а рабочий день уже катился к концу – было около шести часов вечера.

-Девочка, иди, отдохни, ты целый день не отходишь от меня, иди, иди, мне лучше.

 

Сара слабо улыбнулась.

-И вы бы, мой друг, шли отдохнуть, – она обратилась уже к Шимону.

 

Шимон и Ли послушно вышли из комнаты на кухню.

-Ли, вы что собираетесь делать когда...

 

Шимон запнулся, поняв, что сказал лишнее.

-Не поняла?

-Я хотел спросить, как подарим Саре её книгу. Завтра надеюсь, она будет готова.

-Ааа, теперь поняла.

 

Ли улыбнулась:

-Вы завтра будете её читать нам вслух.

 

Следующее утро Шимона началось раньше обычного. Около пяти утра, ещё до пения птиц, заверещал мобильный. Он хриплым со сна голосом сказал:

-Слушаю.

 

После короткой паузы раздался голос Ли:

-Всё. Вы можете приехать...

  

Он знал про этот миг наперёд. Он ожидал его. Но было больно, ах, как невероятно больно. Спина внизу, где-то около крестца, онемела. Голова опустела. В ней только крутилась, будто по замкнутому кругу, мысль – книгу не успели почитать.

  

На похоронах было немного людей. Несколько соседей, подружек Сары. Одна из её тёток с племянником. Детям и родственникам сообщили, но никто не успел прибыть из-за границы. Когда могилу засыпали, положили цветы, большинство разошлось. Остались только Ли и Шимон. Полковник опустился на землю на колени, положил сверху книгу, придавил её камнем. Ли подала ему розовые очки Сары. Шимон пристроил их на книге.

-Ну вот, Сарале, вы и оставили нас... Спасибо за жизнь, вы мне её полностью изменили... И простите за всё...

 

Когда он стал подниматься с коленей, Ли протянула ему свою миниатюрную ухоженную руку, чтобы помочь встать. Он взял её и не отпускал. Второй рукой она стряхивала красную землю с его брюк. Глаза её были полны слез.

-Шимон, – она первый раз назвала его по имени.

- Вы знаете, что когда мы живы, – нет смерти, а когда приходит смерть, нет нас.

 

Другие произведения автора