|
Дом Рембрандта
Кирпичный дом на Йоденбреестраат.
Здесь жил художник; и дрова, сгорая
в камине, освещали времена.
Ученики к нему валили валом,
и Саскию влюблённо целовал он,
а иногда не делал ни хрена.
Наверно, знал, что счастье быстротечно.
Любил он жить роскошно и беспечно,
и всякие диковинки скупал:
кораллы и обломки римских статуй,
морские звёзды, рыцарские латы, -
ну и, конечно же, банкротом стал.
Всё с молотка пошло: и дом и вещи.
А за бедой - ещё беда, похлеще;
и дни свои он кончил в нищете, -
чтобы никто потом не сомневался:
не держится у гениев богатство,
мешает - как мешает явь мечте.
Прошло сто лет, потом прошло и триста.
Картины, как от тех поленьев искры,
сверкая, разлетелись кто куда.
За них теперь сражаются музеи;
Христос украден вместе с Галилеей,
Данаю чуть не погубил удар;
И блудный сын, отчаявшись в мученьях,
к отцу припал, обняв его колени,
вернулся в отчий - но не в этот дом.
А в этот дом - фортуна улыбнулась! -
кунсткамера художника вернулась,
какие вещи можно видеть в нём!
Учёный гид, поблёскивая строго
очками, говорит о пост-барокко...
Деталь офорта: пальцы и ладонь...
Диковинки все по углам, как дети.
А я смотрю на это вот пост-смертье,
и на камин, что помнит тот огонь.
Сто лет войны – баллада
Аркебузы, мечи, походная грязь - тяжела доля солдат.
Ни покоя ни крова, и смерть по пятам, сто лет длится война.
Вся-то радость у нас: вечерний костёр да похлёбка погорячей,
да вечерняя песня или рассказ, чтобы стало чуть веселей.
И однажды, когда разгорелся костёр, а на небе горел закат,
незнакомец какой-то к нам подошёл - колченогий смешной горбун.
Он присел у костра, попросил поесть, и мы накормили его.
А потом спросили, кто он такой и куда же он держит путь.
И ответил уродец : "Я был шутом у герцога при дворе.
Я диковинок дивных много видал, но чудеснее всех одна:
молодая инфанта, герцога дочь, улыбалась мне одному
и смеялась, а прочих гнала прочь. Ах, любовь у меня была..."
Будто гром прогремел вокруг костра - это мы хохотали над ним,
до того уж потешен он был, когда прижимал к сердцу ладонь.
Мы держались от смеха за животы, ну а он опустил глаза
и сказал тихонько: "А всё же была, а всё же была любовь".
Мы не стали гнать его от себя, а позволили с нами идти.
По дорогам он ковыляя шел и старался всегда помочь.
Он забавен был, небылицы плёл, ну а если подтрунивал кто -
как, мол, та милашка, что так мила - говорил, что любовь была.
Аркебузы, мечи, походная грязь - тяжела доля солдат.
Заболел наш бедный горбун и слёг, мы лечили его как могли.
У него был жар, он в бреду шептал, повторял опять и опять
про инфанту - ту, что как день светла, про любовь, что всё же была.
Мы его схоронили в лесу под холмом - по пятам смерть, по пятам.
Постояли и дальше пошли вперёд: сто лет длится война.
Отошли мы, наверное, сто шагов и вдруг обернулись назад.
Обернулись все, будто кто-то велел, велел обернуться нам.
Над холмом, где мы схоронили его, разливался свет золотой,
и сияли два облака, как два огромных белых крыла.
И запела птица вдали, и нет прекраснее песни той.
Потому что была у него любовь, потому что любовь была.
С лёту
Бабий век - он короткий и нету причины
обливаться слезами, ничком на траве.
Вот вчера ещё не было этой морщины
ну а завтра, конечно, прибавятся две.
Всё нормально. И лет-то ведь в общем немало,
уходящую молодость - не удержать.
Свет мой зеркальце, ты бы чуть-чуть помолчало:
что за мания каждый изъян отражать.
Я гоняюсь за каждым потерянным часом,
телефоном снимаю закаты в окне.
Стой, мгновение, - ты несомненно прекрасно!
Мефистофель, ты где? Я готова вполне.
Миллионы вопросов, десятки ответов.
Миллионы ответов на каждый вопрос.
И проносится время летящей кометой,
в чёрном небе оставив пылающий хвост.
Антинародные мудрости
Ни черта копейка рубль не бережет.
И удобней воевать по одиночке.
Не везет родившимся в сорочке.
Каплями я воду пью с лица
дождевую. Соловей опять поет
по уши в зубах у ненавистной кошки.
Бегают за ртом хлебные крошки.
И не стерпится, не слюбится.
Очень даже нужен прошлогодний снег.
Свиноматки обожают мелкий бисер.
Только дуракам закон и писан.
Что посеял -- в жизни не пожнешь!
Может, будет урожай-то и хорош,
только там растет не то, что ты посеял.
Города берет совсем не смелость.
А цыплят считают по весне.
Вот и присказкам моим пришел конец.
Добрый молодец, снимай лапшинки с уха!
Сказка -- ложь, я доложу вам сухо.
Ты не слушал? Ну и молодец.
***
Луна для кого-то тоже земля: для лунных смешных человечков.
И как они дышат на этой луне, никто никогда не поймёт.
Не знают ни поезда, ни корабля. Пути изучают млечные.
И не боятся паденья комет - такой несерьёзный народ.
Короткий век, галактический миг, пожалуйста, будь добрее к ним.
Не дай им сразу рассыпаться в пыль от черноты и огня.
Смотрю на глянцевый лунный диск над крышами, над деревьями, -
и знаю: там человечек смешной тоже глядит на меня.
|
|