|
ВЕЛИКАЯ ТАЙНА
Н. П.
На пороге чего-то такого
(запоздавшая зрелость, наверно)
не могу объяснить я толково,
отчего мне тревожно и скверно.
Только дождик - музычка Верлена -
навевает осеннюю скуку.
И кладу я тебе на колено -
неуверенно - тонкую руку.
И твержу - всё на свете прекрасно,
даже горечь разлуки печальной.
А зачем всё и зря и напрасно -
остаётся великою тайной.
ЗЕГЗИЦА
Тане А.
Хотел бы уснуть, только страшное снится -
мне рыжая снится - от крови - трава.
Скажи мне, зачем Ярославна-зегзица
то стонет, то плачет, качая права.
Мне снится история каждого века.
И мёртвые всюду и пленные ниц.
Какие быть могут "права человека"?
А всё-таки чувствуешь право зегзиц.
Иначе зачем эти тёплые ливни,
зачем на траве голубая роса?
Зегзица и ныне и присно в Путивле -
над нами над всеми - на все голоса.
Рыдай же, рыдай, а иначе озябнем
от тёплого ливня, росы и огня.
И кто не зегзица, тот - маленький зяблик,
летящий и плачущий в сумерках дня.
ПСИХОДЕЛИЧЕСКИЙ ЭТЮД
Я жил в одном несчастном доме,
я ночью в форточку глядел.
Но кроме врак и шуток кроме -
какой-то ангел пролетел.
Он был чужим - моей заботе.
Он был не мой, он был немой.
Но я - в пролёте, он - в полёте -
над рынком, школою, тюрьмой.
Потом? Потом друзья стучались
и наливали мне вина.
Потом друзья мои скончались.
Потом - другие времена.
Но - глюк-не глюк - не опровергнут,
хоть возвратится вряд ли он...
как сладкий дым и горький вермут,
"и жизнь, похожая на сон."
КРОНОС
1993 Москва
Я об одном, но про другое.
Про эти улицы и лица.
На самом деле я про Гойю.
Про то, что снится, снится, снится.
Троллейбус, опустивший крылья.
Автомобили марок разных.
И те, кого недоубили,
идут в пальтишках безобразных.
Мне это всё знакомо с детства.
Всё задыхается, но дышит
в лицо - по правилам соседства,
стихи и заявленья пишет.
Да и стихи - с повинной явка.
И кто стоит, как вечность, старый
за этим бытием-прилавком,
толкая страшные товары?
PER UNA SELVA OSCURA
Не зови, не печалься. Не надо.
Обходись утешения без.
"Золотая пора листопада" -
не иное, чем "сумрачный лес".
Наслаждайся звериным и птичьим,
тем, что в сердце помимо тебя.
Не взглянула с небес Беатриче
(и никто не окликнет любя).
Но навстречу тебе из тумана
месяц, словно шпанец небольшой,
вышел, вынул "перо" из кармана,
в грудь ударил и дальше пошёл.
ЛЕДЯНОЙ
Р. Г.
А почему б не поставить вопрос
возле глагола "живу"?
Дымка господних стоит папирос -
город сжигает листву.
Осень и осень. Тоска и тоска.
Небо - себя голубей -
чем-то немного прочней волоска,
чем-то привычки слабей.
Всё необычно и всё как всегда.
И, не срываясь на крик,
капает тихо из крана вода -
твой ледяной Валерик.
БЕЗ ПАЛЬТО
Н. П. и Р. Г., беспальтовым
А боль вгрызается винтом...
Но мне приятна мука эта.
Как будто вышел без пальто
весною ранней до рассвета,
а мимо пьяницы ползут,
кого-то на такси увозят.
Блаженство этих вот минут
на репчатом, как лук, морозе
мне говорит "Иди, владей
тем, чем о н и владеть не смеют,
пока такси везёт бл*дей
и мармеладовы трезвеют.
Слезою, выступившей от
мороза, неотступной боли,
от заменимости свобод
на нестерпимый холод воли".
IX-ГО КЛАССА
"Сани мчатся.
Что б не мчаться им..."
Р. Г.
Не достались вам билетики,
проморгали счастье вы,
титулярные советники,
созерцатели Невы.
Короли мои гишпанские,
фердинанды, дурачьё.
Замерзают горьким панцирем
слёзы, лившие ручьём.
Не ходить вам больше гоголём,
не раззявливать роток.
Хватит с вас, что вы потрогали
тот батистовый платок.
ЕСЛИ ЧЕСТНО
Есть у нас особенная чёрность
серости обычного денька.
Эта удручённость-обречённость,
типа наша русская пенька.
И погода - русская, седая,
холодно в рубахе на валу.
Что там дальше - берег Голодая,
папоротник, ёлочки, валун.
БЕССМЫСЛИЦА
-1-
Белое утро. Ресниц не сомкнуть.
Скрылась в тумане высотка.
Стёрла её предрассветная ртуть?
Выжгла ли царская водка
этих почти бесконечных минут?
Всё обнимается сутью -
так и тебя в одночасье сожгут,
или же вытравят ртутью.
Стоит ли думать всерьёз о "потом"
в этом безумии белом,
воздух кромсая обугленным ртом,
словно крылом филомела.
-2-
Что ты плачешь? Хитово и ярко
разгорелся весенний рассвет.
Есть ещё кипяток и заварка.
Смысла нет? Что поделать, раз нет.
Может, как-нибудь сдюжим без смысла?
Он, наверное, и ни причём,
если жизни легло коромысло
на Евтерпы крутое плечо.
ФЕВРАЛЬ, ГОМЕР
Ветер качает верхушки дерев,
тянется дыма завеса.
Сдуру, с похмелья - припомнился гнев,
греческий гнев Ахиллеса.
Вроде бы нету особых причин
для Илиады Гомера.
Выпили трое приличных мужчин
в сердце тоскливого сквера.
Выпили водки. Сжевали сырок.
Мирно. Без ссоры и драки.
Скоро весна. Облезает ледок
шерстью с паршивой собаки.
Приняли столько-то. Сколько - не суть.
Всяк по потребности принял.
Так отчего же сегодня несут
крылья - залётных эриний.
И отчего - предвкушенье беды,
жуткой и мутной, как стёкла.
Месяц февраль положил на кадык
мощную лапу Патрокла.
И не вертись. Не взывай. И не хнычь.
Боги решили. Не бойся.
Что это значит, не твой магарыч -
утро ахейского свойства?
КИБИТКА
Ночь черна. Не бывает черней.
Потому и поётся навзрыд -
Погоняй, погоняй лошадей!
Здесь губерния бед и обид,
кабаков, дураков, постных щей!
Пусть кибитка несётся, скользя
по снегам, от привычных вещей,
от того, без чего нам нельзя.
ПЕПЕЛ
"Даже если пепелище...",
всё равно вернусь.
Пыль. Вороны. Пьяный нищий.
Репинская Русь.
Хоровод чертей лишайных
(Фёдор Сологуб).
И морщинка небольшая
у припухших губ.
Плат узорный. Омут вязкий.
Родина-жена.
Под кувшинками и ряской
не нащупать дна.
Пепел горек, ужас сладок.
Эх! Гони коней!
Это просто был припадок
возвращенья к ней.
ЛЕД
Затоваришься в лавке,
две "Столичных" возьмёшь.
А по Зимней канавке
разбегается дрожь.
Это дрожь не простая.
Это, типа, вещдок.
Никогда не растает
твой сердечный ледок.
Он особенно близок
с чернотой декабря.
Он сомкнётся над Лизой,
лишь уляжется рябь.
Он сомкнётся навеки -
светлый, словно алмаз -
словно мёртвые веки
над канавками глаз.
Это будет наверно -
только стужа и лёд,
только спятивший Германн
штукатурку скребёт.
ЭМИЛИ
-1-
Тень в зашторенном оконце,
тень, похожая на свет,
лепесток увядший солнца -
Эмили Элизабет.
Ветерок - не вена, венка,
проступает тёплый пот.
И таращит злые зенки
на людей бродячий кот.
Кот бродячий, мир незрячий.
Астры сохнут у крыльца.
Тень лицо за шторой прячет
и подобие венца.
Астры сохнут, сохнут, сохнут
сорок лет уже подряд.
Мир и кот однажды сдохнут.
А венец с лицом сгорят
и оставят горсткой пыли,
горсткой пепла голубой -
"Мы здесь были, были, были
мигом, вечностью, судьбой."
-2-
Она так долго умирала,
как до неё не умирали,
что чем-то типа минерала
уже душа и тело стали.
Дробилось солнце в гранях острых
и свет слепил?
Не в этом дело.
Среди людей - привычно-пёстрых -
она, как соль земли, белела.
ВАН ГОГ. ЗВЕЗДНАЯ НОЧЬ
Кто бы спорил, что Господу - Богово.
То есть, хочешь-не хочешь, а крест.
А Ван Гогу бы - краски да логово,
да огромное небо окрест.
Он на тряпки сырые уляжется,
забормочет в похмельном бреду,
и глядишь, потихонечку свяжется
со звездой и приманит звезду.
Даже больше - приманит галактику,
и слетятся светил голубки,
наплевав на привычную практику
не клевать с человечьей руки.
|
|