Новости, события

Новости 

Стихотворения. Часть 4



                    

СТИХИ О ДВУЕДИНЫХ ИМЕНАХ


Союз имён в их единенье жарком
молва эпох возносит к облакам.
Слились в одно Лаура и Петрарка,
и их уже не разделить векам.


Мятежный Данте с пылкой Беатриче
не разнимают из объятий рук.
И слуху человечества привычен
сердец согласных двуединый звук.


Склонился Блок к руке Прекрасной Дамы,
весь отрешён от будничных обуз.
И чистый снег, тишайший, первозданный,
венчает их трагический союз.


Любить поэта мерой сопричастья
для хилых духом – труд не по плечу.
Но сколько звонкой гордости и счастья –
возжечь любовью душу, как свечу!


И грудь затеплить нежностью высокой,
облив слезами беды и грехи,
чтобы, омывшись этим терпким соком,
из праха жизни выросли стихи.


И, может, мы, Зиновий и Елена,
с отвагою и робостью в лице
к их списку приобщимся сокровенно
и станем тихо где-нибудь в конце…

 


               ×××


Влюби́тесь заново в жену,
как в ту, что в юности осталась,
и не вменяйте ей в вину
её печальную усталость.


Совместных лет нелегкий груз,
как пламя отсырелой спички,
таит в себе подмену чувств
чадящим огоньком привычки.


Какие б тени ни легли,
смиряясь, потакать не нужно
перерождению любви

в бесстрастие семейной дружбы.


Зачем, инерцию клеймя,
но, с равнодушием свыкаясь,
быть параллельными двумя,
страстями не пересекаясь?..


В глаза, улыбку, седину
вглядитесь, нежность не скрывая.
Как бы впервые открывая,
влюби́тесь заново в жену.

 


               ×××


Свет погасили на земле,
и ночь взошла по всем приметам.
Но тело женщины во мгле
мерцало приглушённым светом.


И трепетало, как свеча,
необъяснимо хорошея,
лучистость круглого плеча
продлив сияньем длинной шеи.


В лице не проступал озноб
ни отрешённости, ни боли.
И одухотворённый лоб
был в серебристом ореоле.


Стремилось тело в тишине
лучами нежными излиться
с таким неистовством, что мне
хотелось плакать и молиться.


Был край дивана освещён
и стул с коробкой папиросной.
И непонятно было, в чём
источник тайны светоносной.


Но, силясь разгадать секрет,
не знал я, зренье ублажая,
что это – отражённый свет
моей тоски и обожанья.

 


               ×××


Уходят большие поэты,
покинув провидческий круг,
тая откровений секреты
и выронив перья из рук.


Их стих, в нашей памяти рея,
как сгусток страстей и идей,
несёт в себе вещее Время,
восторги и скорби людей.


В тумане теряются лица,
и души взирают с высот
на землю, но, как говорится,
природа не терпит пустот.


И ветреный сброд маргинальный,
безвременья праздная рать,
стремится тот круг магистральный
гурьбой графоманской занять.


Но нет ни живого глагола,
ни мысли, волнующей нас.
И выглядит пошло и голо
утративший святость Парнас.

 


               ×××


Смерть не зову и бед не накликаю,
ловя от вещих ангелов сигнал.
Но постепенно к мысли привыкаю,
что и у жизни должен быть финал.


Пусть краток срок и тленна оболочка,
бояться смерти веских нет причин.
Она – не заключительная точка,
а только бесконечности зачин.


Земля померкнет в суете и быте,
истлеет плоть смиренная моя.
Но столько будет радостных событий
на перепутьях инобытия.


Передо мной в пространстве сокровенном
вдруг прорастет то Божие зерно,
что разумом земным и телом бренным
понять и ощутить мне не дано.


И я войду в космическое лоно,
бессмертные созвездья вороша.
И столько таинств встретит изумлённо
от спячки пробужденная душа!

 


               ×××


Не знаю, долго ль по дорогам
бродить отпущено мне Богом,
но хочется прожить мне так,
чтоб мог сам чёрт без заморочек
сказать о совершенстве строчек:
«Он в ремесле своём – мастак!»
Чтоб в схватке с будничной химерой
я побеждал мечтой и верой,
работая, как вьючный мул.
И чтоб меня на белом свете
ни в злом обмане, ни в навете
никто вовек не упрекнул.
Чтоб мог я, грешник окаянный,
с глубинной болью покаянной
грехи отмаливать в пути.
И в бесприютном мирозданьи
жестоким опытом страданья
себя, прозревшего, спасти.
Чтобы душа в любом поступке
не знала совести уступки,
честна с эпохой и людьми.
Чтоб был я с женщинами нежен,


и стал для сердца неизбежен
труд обожанья и любви.
Чтоб я не скурвился ничтожно,
и не возвысилась безбожно
над духом алчущая плоть.
И мог пред горними вратами
изречь иссохшими устами:
«Я не подвёл тебя, Господь!»

 


НА ПУШКИНСКОМ КЛАДБИЩЕ


Над могилой моих стариков
замедляется бег облаков
и листва, как в замедленном фильме.
Кличет скорбно, душе на помин,
журавлиный медлительный клин,
да кричит неприкаянный филин.
Признаюсь, я Москве – не чужой.
Но не буду последним ханжой –
звать столицу единственно близкой.
Милый Харьков – мне друг и родня.
И молюсь среди смутного дня
я близ ваших простых обелисков.
Не вините меня, старики,
в том, что, вашей мечте вопреки,
деловым я не стал человеком.
Алчность мафий и пытка больниц
не повергли семью мою ниц,
но мы все же ушиблены веком.
Среди мира, что косен и лжив,
я, в моленьях о духе прожив,
сердце рифмам отдав без остатка,
не сумел ни умом, ни трудом
наградить свой мятущийся дом
благодатью и прочным достатком.
С полунищей судьбой на ножах,
обретаюсь в ночных сторожах,
а вокруг – лишь разруха да слякоть.
Как мне трудно без вас, старики!
Мне бы всласть возле Лопань-реки
к вам в колени упасть и поплакать…

 


       ПАМЯТИ ЕЛЕНЫ


Пожухлый лист ложится на гранит
под звуки твоего любимца Грига.
Все таинства судьбы твоей хранит
распахнутая каменная книга.


И горько мне склоняться головой
перед твоим безжизненным портретом,
еще недавно трепетной, живой,
что осеняла всех тишайшим светом.


Мир, суетно бегущий и большой,
стал,как шагрень, скукожен и недвижен.
Поникший обезлюдевшей душой,
я по ночам твою улыбку вижу.


И контур сигареты, что всегда
в твоей руке мерцает и дымится,
в которой предстоящая беда
зловеще и мистически таится.


С мечтой безумца я гляжу на дверь,
жду телефонной трели спозаранок.
Невыносимо стыдно мне теперь
за глупость ссор и тщетность перебранок.


Вживаюсь в одиночество с трудом,
виною смутной мучимый,как Каин.
И бесприютен мой пустынный дом,
и дух мой безутешно неприкаян.


Как реквием о жертвенной судьбе,
гудят в окне кленовые верхушки.
И древний кот, тоскуя по тебе,
спит,ласково прильнув к твоей подушке.


Мне не с кем разделить благую весть
и поболтать на ветреные темы.
И некому взволнованно прочесть
кусок свеженаписанной поэмы.


О,дни вдовца унылы и тихи.
И теплятся на полках сиротливо
мои оцепеневшие стихи
и чтимые тобою детективы.


Тащили на страдальческом пути
мы общий крест надежд и потрясений.
Твержу беззвучно: «Милая,прости!»
и глажу камень в мороси осенней.


Я плачу, полон скорби и добра,
о жизни без фальшивых заморочек,
о той девчонке, из чьего ребра
я создан был для песен и пророчеств.


Твой голос в моём сердце не умолк,
но нет замены женщине любимой.
И я стою, как одинокий волк,
и вою на планете нелюдимой.



       «ЧЁРНЫЙ ЯЩИК»


Мотор заглох. Качнулись крылья слепо.
И с гулким звуком мировой тоски
авиалайнер пал на землю с неба
и с грохотом разбился на куски.


Уткнулся в грунт, срубив верхушки елей,
дымящийся и смятый фюзеляж.
И ангелы печальные отпели
всех пассажиров, груз и экипаж.


Нам не постичь бы дух его парящий
и всех деталей вспыхнувшей беды,
когда бы не остался «чёрный ящик»,
храня судьбы магнитные следы.


Там запись всех подробностей полёта
вплоть до его минуты роковой.
Живые звуки голоса пилота,
последний диалог его с землёй.


Я грубых аналогий не приемлю.
Но, завершив свой жизненный полёт,
когда-нибудь уйду в родную землю,
как этот аварийный самолёт.


И в тишине, оглохшей и скорбящей,
где головы склонили камыши,
останется мой стих, мой «чёрный ящик» –
озвученная хроника души.

 


               ×××


А если даже и не вспомнят,
все это было не зазря:
сиротство довоенных комнат,
и бесприютная заря.
И хлеба черствого осьмушка
в краю, что горек и свинцов.
И эта тряская теплушка,
что увезла меня в Рубцовск.
Озноб завшивленного мрака,
и детство в логове шпаны.
Барокко грязного барака –
архитектурный стиль войны.


А если даже и ни строчки
не удосужатся прочесть,
душа из бренной оболочки
взлетит, неся благую весть.
И от нее узнают люди,
как псы и кесари тщеты,
исполненные мутной люти,
провидцам зажимали рты.
Как ямбы честного помола
на ритуальных жгли кострах,
чтоб в них сокрытая крамола
преобразилась в жалкий прах.


А если даже и не скажут
словечка доброго вослед,
тот прах развеянный докажет,
что в мире был такой Поэт!
Что он не думал о награде
и, славою не дорожа,
куска сомнительного ради
пошел в ночные сторожа.


Бог наградил меня Еленой,

что средь ликующего зла
своей любовью сокровенной
от тысяч бед меня спасла.
А стих, не праздный и не рыхлый, –
песнь исповедная моя.
И могут лишь любовь да рифмы
быть оправданьем бытия.

 

 

 

 


Поделиться в социальных сетях


Издательство «Золотое Руно»

Новое

Новое 

  • 07.12.2024 14:16:44

    Наталия Кравченко. "Из цикла "Защита" (Часть 5)" ("Критика. Эссе")

    "Есть поэты «с биографией», такие, как Пушкин, Лермонтов, Байрон, Бродский, и поэты без биографии (Фет, Тютчев, Анненский). Кушнер относит себя ко второй категории и благодарен судьбе, что она позволила ему заниматься любимым делом, не отвлекаясь на «биографию». «Слово «поэт» я к себе не примерял, – говорил он, – поэт – это Блок, я же жил с ощущением «человека, пишущего стихи» – это словосочетание, употреблённое Блоком в одной из его статей в отрицательном значении, казалось ему самым подходящим для себя. Любимый миф Кушнера – это эпизод в божественной карьере Аполлона, целый год принуждённого Зевсом провести в услужении у царя Адмета пастухом. Анонимность, неузнанность представляются ему более достойными поэтического дара, нежели..."

  • 03.12.2024 17:21:00

    Валерий Румянцев. "Стихотворения- 2024 год (публикация №6)" ("Поэзия")

    "Коварен и неведом путь. Рука судьбы толкает в грудь: Давно пора передохнуть, Куда ты устремился? Но я, судьбе наперекор, Через очередной бугор Спешу, чтоб мог увидеть взор, Что я не заблудился..."

  • 29.11.2024 17:20:19

    Наталия Кравченко. "Из цикла "Защита" (Часть 4. Окончание)" ("Критика. Эссе")

    "Отсидев 5 лет и 7 месяцев, получив условно-досрочное освобождение, Дербина перестала считаться преступницей и почти два десятка лет не привлекала к себе внимания. Но когда в 1994 году вышла в свет ее книга стихов «Крушина», предисловие к которой в свое время написал сам Николай Рубцов, она вызвала безжалостную, с потоками откровенной клеветы, травлю Дербиной, которая не прекращается и по сей день. В конце 2000 года профессор кафедры судебной медицины Юрий Молин дал заключение об..."

  • 28.11.2024 17:17:00

    Наталия Кравченко. "Из цикла "Защита" (Часть 4. Продолжение)" ("Критика. Эссе")

    "Много мифов и легенд ходит об этой истории, много сплетен, клеветы, лживых и злобных домыслов. Даже сейчас, когда прошло более полувека. Сальери, Маркиз де Сад, Дантес в юбке, Герострат, леди Макбет, Чапмэн – как только ни называли эту женщину. Я хочу дать слово ей – единственной свидетельнице, виновнице и жертве, очевидице и участнице тех давних событий. Прочтя множество интервью с ней, я объединила её ответы в единый монолог, который и хочу сейчас вам представить..."

  • 27.11.2024 17:15:00

    Наталия Кравченко. "Из цикла "Защита" (Часть 4. Начало)" ("Критика. Эссе")

    "Это очень печальная история. История короткой и странной любви, трагический исход которой оба они предчувствовали. Всё так и вышло, как он писал: «Я умру в крещенские морозы...» А для неё та январская ночь 1971 года оставила только одно имя: «Та, которая убила Николая Рубцова». С этим именем ей надо было жить всю остальную жизнь. Познакомились Николай с Людмилой в общежитии Литинститута ещё в 1963-м. Потом ещё раз случайно встретились через год. Правда, тогда с её стороны особой симпатии к Рубцову не возникло..."

  • 21.11.2024 17:41:17

    Валерий Румянцев. "Стихотворения- 2024 год (публикация №5)" ("Поэзия")

    "Тропа к успеху далека. Поэт! Найди строфу сначала. Чтоб в ней хотя б одна строка, Но крепко за сердце цепляла. Чтобы..."

Спонсоры и партнеры