MEMORY
когда на землю первый бледный снег
опустится снежинки затолпятся
у входа в вечность
дом услышит эхо
звучания далеких голосов
и он ей скажет
был ли бог и был ли бег
я наг и пег
я пепел от коробки
с изображением недетского лица
а ты была ребенком ты была
ребенком ты была с ребенком
не от меня рожденным от меня
зачатым неумело и неловко
и вот его я встретил и она
живет во мне и смотрит как живая
я говорю ей не люби меня
и кровь из носа падает на скатерть
течет по скатерти и ухает в паркет
как я в тебя тогда потом когда-то
а ты мне отвечаешь тихо нет
здесь все не от тебя
ступай отсюда
и он уйдет, хватая воздух ртом,
катая звук под липким языком,
что здесь еще они сказать могли бы
что жизнь прошла
а все-таки звучит
* * *
не ходи на кладбище, там нет никого живого,
только тот, кого схоронили, очень любили,
морок, морг, колото-резаные, ножевые,
в рамочке черной сидит, на тебя глядит
глазами большими серыми, твоими
на кладбище нет никого, кроме сорок,
но о том ни гу-гу, о том никому, тсс.., молчок,
люди приходят, красят ограды,
кому оно надо, доподлинно неизвестно,
но время и место красить ограды,
и мы никого в живых не оставим
за ними приходят безбожные и травяные,
пьют, песни поют, ничего святого,
жалко их очень, зачем они все такие
работящие, мужики настоящие, а вот тоже плачут,
буду любить тебя всегда, я не могу иначе,
дайте, пожалуйста, смерть, без сдачи
третьи приходят, не издают ни звука,
смотрят перед собой, шевелят губами,
прозвища и имена перебирают,
трутся телами о потускневший мрамор,
смерть — это то, что опять случилось не с нами
месяц проходит, больно, как всему живому,
год проходит, больно, как всему живому,
пять лет проходят, больно, как всему неживому
ИЮНЬ
когда закончится этот месяц, полный неизъяснимой боли,
в котором все дорогое и самые близкие от меня уходят,
не оборачиваясь на прощанье и не обнимая,
а я их не отпускаю, целую в глаза и не отпускаю,
выдыхаю медленно имена, как мыльные пузыри,
трогаю руками воздух, в котором они стояли,
улыбаюсь в сумерках вечеру, в который они ушли,
я вдруг вспомню, что на улице лето, сяду в обычный поезд,
заплету в волосы ленты тихой нежности и любви
и уеду в Одессу глядеть на длинное пенное море,
где меня никто не узнает, потому что там все чужое,
потому что о шум прибоя разбивается шум тоски,
и песок мое тело укроет от прошлого и успокоит,
и я буду, наконец, счастлива, стлива, сча, ли...
* * *
Жизнь уходит, по капле из горлышка вытекает,
Вдох и выдох, икота, икт, что там еще,
А война не уходит, и липа не отцветает,
Пух летит и не тает, пух летит и рыдает,
Осыпается в самое сердце твое.
Столько солнца кругом, а ты все бледнеешь и вянешь,
Как дурная акация, свой опадающий смех
Вдоль кирпичного дома на веревочке тянешь,
Тельце к тельцу развесив любимых, видишь, как смерть,
Как шахтер, их под землю куда-то с собой забирает
В ее вечную смену ночную в грязный забой,
И они там толпятся, как в душном тесном трамвае,
Как живые, ругаются, в бок друг друга толкая,
В переполненной хрипами темени звуковой.
И кому здесь расскажешь, что помнишь все голоса их,
Про себя диалоги им пишешь, как чертов прозаик,
По субботам на хлеб и вино к столу зазываешь,
А они всё выходят из чьих-то незнамых влагалищ,
Но приходят уже не к тебе и пьют не с тобой.
* * *
кажется мы счастливы всегда
кажется мы кажется всегда
были будем будем были есть
мы то тут то там произойдем
а вот тот опять надел халат
а вот тот опять сел покурить
выключайте суки дети свет
холодно пусть будет и темно
а мы спать ни разу не хотим
че он там орет как не в себе
где мои футболка и трусы
где мои печенье и кефир
тра-та-та Гаврюша протрубит
тра-та-та Мишаня подпоет
стройся в хоровод по одному
на последний первый рассчитайсь
* * *
а вот представь что будет все вот так
сегодня впредь отныне и до завтра
как будто у подножия времен
глаголов видов недосовершенных
покуда кровь вдруг не устанет гнать
куда-то запыхавшееся сердце
и всадник скажет все я не могу
и конь его падет в сырую землю
а там гляди ж и братья-червяки
хорал ему поют григорианский
и смерть им вторит кирие элейсон
и только жизни не было нигде
|