01.03.2016

Там в Австралии вашей, наверно, жара
и лафа – не опишешь пером.

       Эти слова Булата Окуджавы очень точно характеризуют представление об Австралии людей, никогда здесь не живших: далёкая страна, где жарко и много диких кенгуру. Зверушки эти – вообще напасть в любых разговорах, как справедливо жаловался Даниил Гранин в книге «Месяц вверх ногами»:

Когда человек приезжает из Франции, его не спрашивают:

   – Ну как там Эйфелева башня? Стоит?

Про любую заграницу задают вполне осмысленные вопросы. Но попробуйте приехать из Австралии. Каждый, кто встречает вас, будь он даже лучший друг, задаёт один и тот же вопрос:

   – Ну как там кенгуру? Видел? Прыгают?

Любой разговор начинается с вопроса о кенгуру. Ни образование, ни возраст, ни должность роли тут не играют.

Ещё одна характерная черта восприятия континента извне – общее чувство «сказочности»: об этом «тридевятом царстве» можно рассказывать всё, что заблагорассудится, поскольку мало кто заглянет сюда с оказией, проверить, так ли всё это. Наверное, не случайно Александр Галич поместил Фрези Грант, вопреки гриновскому оригиналу, на корабль из Австралии, а не из американского Бостона:

И корабль этот вёл из Австралии

Капитан Александр Грант.

Но помимо этой «сказочно-счастливой» традиции существует и другой пласт описаний пятого континента: строки, созданные писателями, побывавшими здесь из любопытства или вынесенными на сухую почву страны антиподов волной очередных катаклизмов на родине.

       Знакомство России с «пятым континентом» продолжается уже более двухсот лет: первым русским подданным, поселившимся в Австралии на постоянной основе, считается житель Белоруссии Джон Потоцкий, прибывший в город Хобарт (штат Тасмания) на каторжные работы в 1804 году. А три года спустя шлюп «Нева» совершил первый в истории визит русского военного корабля в Австралию. С тех пор на берега страны антиподов высаживались беглые русские матросы, русские евреи успешно осваивали здесь золотые прииски, о русской колонии на «пятом континенте» мечтал Н.Н. Миклухо-Маклай, проживший в городе Сиднее несколько лет. Но прошло более века с визита «Невы», прежде чем первый признанный русский поэт ступил на землю Австралии.

           

           HobartAboriginesDancingGlover                         г. Хобарт, 1900  

Этот город (Хобарт – Н.К.), бывшее место каторги, произвел на меня самое мучительное впечатление. Не знаю, почему, – пишет в 1912 году один наш соотечественник. И продолжает в том же духе:

На траме и пешком, вчера и сегодня, исследовал чуть ли весь Мельбурн. Чудовищно-огромный, безжизненный город. Жители – какая-то английская помесь 3-го сорта. Хороша лишь бухта огромная… Я невольно задержался в Аделаиде и тоскую… Осчастливленный находкой утащенного багажа, отбыл и прибыл в Сидней, очаровательный город, разбросанный над огромной горной бухтой… И люди здесь приятнее. Но ненависть к англичанам у меня укрепилась безвозвратно. Я не мог бы жить в Англии. Эта тупость их возмутительна. Они ничего не понимают и не чувствуют.

Русский поэт К.Д. Бальмонт посетил далёкую страну антиподов во время одной из своих длительных экспедиций. На этот раз странствия провели Константина Дмитриевича из Лондона к побережью Южной Африки и далее – к берегам Австралии. Однако земля пятого континента, как видно из его писем, произвела на поэта тяжёлое впечатление. Бальмонт был возмущён и разочарован увиденным здесь:

Отобрав у Чёрных земли и превратив царство чёрных в пастбище для баранов и в фабричные города, англичане систематически истребили туземцев и свели их действительное существование на нет.

То же горькое чувство звучит в стихотворении Бальмонта «Чёрный лебедь»:

Нет Австралии тех детских наших дней,

Вся сгорела между дымов и огней.

 

Создатель этих строк – возможно, «первых ласточек» настоящей русскоязычной поэзии в Австралии – на пятый континент больше не вернулся. Бальмонт умер 30 лет спустя в приюте «Русский дом» под Парижем.   

В том же 1912 году Австралию посетил ещё один русский писатель, Александр Александрович Усов, печатавшийся под псевдонимом «Чеглок». Как и Бальмонт, он озаглавил одно из своих произведений об Австралии словами «Чёрный лебедь». Правда,

 

 

 

К.Д.Бальмонт и Е.К.Цветковская. Конец 1930-х годов

это не стихотворение, а рассказ; но взгляд наших соотечественников на происходящее в те далёкие годы оказался поразительно сходен, несмотря на разницу в судьбе и направленности этих двух авторов:

Это было давно, очень давно, в той части света, где всё наоборот. Много тайн, кровавых тайн хранится там. Кровью чёрных людей написаны они на земле. («Чёрный лебедь», Чеглок) 

 

Чеглок

Александр Усов, хоть и не столь знаменит, как модный тогда «странствующий певец», был фигурой не менее колоритной. В 1905 году он вынужден бежать с Родины: писатель-натуралист дворянских кровей оказался замешан в организации вооружённого восстания на юге России. В изгнании Усов совершил кругосветное путешествие, побывал на Капри, где встречался с Лениным, Горьким, и очень дружил с А.В. Луначарским, будущим наркомом просвещения. Под влиянием Усова Луначарский даже на время отошёл от большевизма и стал сторонником «богостроительства» – философской ревизии марксизма.

       После февральской революции Усов вернулся в Россию и поселился недалеко от Сочи, где зажил довольно аскетичной жизнью: мясной пищи не ел, сам шил себе одежду и обувь. Одновременно с писательским талантом Усов проявил и талант изобретателя: он получил авторское свидетельство на изобретение струнного музыкального инструмента, конструировал авиационные двигатели, построил в горах «Дом солнца»: здание это было спроектировано в форме звезды, и система зеркал в нём позволяла солнцу освещать каждую комнату в течение всего дня.Предполагается, что «Дом солнца» был храмом теософов, а среди его посетителей бывал и поэт Максимилиан Волошин. В 1936 году Усова арестовали как мистика-анархиста и через два года выслали в Мурманскую область. В 1942 году, не дожидаясь следующего ареста, Александр Александрович ушёл из поселения в тайгу, чтобы умереть на свободе – и больше его никто не видел.

        Но вернёмся в Австралию. Всего за несколько месяцев до прибытия сюда Бальмонта на пятом континенте поселился ещё один русский поэт. И хоть имя его тоже не очень известно, строки этого автора помнят гораздо лучше, чем произведения Константина Дмитриевича: вряд ли первый встречный легко прочтёт вам наизусть «что-нибудь из Бальмонта», но зато почти всякий без запинки сможет сообщить, что

Хороши весной в саду цветочки,

Ещё лучше девушки весной…

 

Кто только не пел строк этого поэта: Утёсов и Лемешев, Хиль и Евгений Самойлов, группа «На-На» и «Бурановские бабушки»… Но далеко не каждый сможет назвать имя автора – Сергея Яковлевича Алымова.              

И уж совсем единицы знают, что впервые создатель этой песни начал публиковаться именно в Австралии: он прожил здесь пять лет после побега из сибирской ссылки, куда угодил за

участие в революционной деятельности группы анархистов-коммунистов. Или что он долго считался (да и сам себя считал) создателем песни

 

 

   Сергей Алымов

«По долинам и по взгорьям». Что основал несколько кафешантанов в китайском Харбине  и что там же попал в тюрьму за дуэлянство. Что вошёл в число поэтов, участвовавших в конкурсе на написание гимна Советского Союза. Что был репрессирован и работал на Беломорканале,а во время войны сам напросился на фронт и за боевые действия был награждён орденом «Красная звезда» и медалью «За оборону Севастополя». Что в 1942 году на своём юбилее он при свидетелях расстрелял портрет Сталина, висевший на стене – да так, что одна только рамочка осталась. И что этот же человек – автор популярных в своё время песен «Любимый Сталин», «Песня о Сталине» и прочих опусов в том же духе. Правда, в Харбине, Алымов писал строки совсем иного характера:

Звёзды – алмазные пряжки женских, мучительных туфель

Дразнят меня и стучатся в келью моей тишины...

Вижу: монашка нагая жадно прижалася к пуфу

Ярко-зелёной кушетки... Очи её зажжены.

Вот уж поистине «много есть чудес на свете – человек их всех чудесней».

 В 1916 году этот самый «чудесный человек» вместе с известным революционером «Артёмом» (Ф.А. Сергеевым) работал в австралийском городе Брисбене над созданием одной из первых русскоязычных газет пятого континента. Как ни странно, именно революционерам Австралия обязана появлением изданий на русском: прибывавшие сюда ранее «трудовые» иммигранты были заняты исключительно попытками наладить свой быт на новой земле, а вот партийные группы не собирались прекращать классовую борьбу и здесь. И в 1912 году «Союз русских эмигрантов», возглавляемый «товарищем Артёмом», создал первую русскую газету пятого континента, «Эхо Австралии». Правда, австралийские власти эту газету живенько прикрыли – и тогда в следующем году появилась газета «Известия Союза русских

эмигрантов», которую через три года власти закрыли тоже. Та же неуёмная группа немедленно наладила выпуск нового издания под названием «Рабочая жизнь»… Неизвестно, сколько бы продлилось это весёлое соревнование, но февральская революция в России нежданно избавила Австралию от беспокойных гостей: политэмигранты получили возможность вернуться на родину и этот активный слой населения дружно покинул континент антиподов.  

          До Второй Мировой австралийская земля видела ещё немало именитых гостей из России. В 1923 году здесь побывал Степан Скиталец (поэт Петров). Друг Горького, плодовитый автор 

     

   Книга Сергея Алымова «Киоск нежности»

реалистической прозы, он остался в русской литературе, прежде всего, как автор самого раннего варианта слов знаменитой песни «На сопках Маньчжурии»:

  Спит гаолян,

Сопки покрыты мглой...

На сопках Манчжурии воины спят,

И русских не слышно слёз...

В 1926 году в Австралии и Новой Зеландии гастролировала Анна Павлова. Балерина произвела на местную публику такое сильное впечатление, что новозеландский повар приготовил в её честь первый в мире торт «Павлова»; но, конечно же, австралийцы до сих пор настаивают, что этот рецепт впервые появился именно на

пятом континенте. В том же году в Австралии гастролировал Фёдор Шаляпин. Но, хотя разные русские знаменитости и наведывались сюда, в русской литературе пятого континента наступило затишье.   

 

 

   М.Горький и С.Скиталец, ок.1990 

   И только после 1945 года в Австралии появляются значительные литературные фигуры – причём многие из них остаются здесь навсегда. Потоки русских эмигрантов в этот период шли двумя основными путями: один – из Европы, второй – из Китая и с Дальнего Востока. Именно  эта послевоенная  волна принесла на пятый континент двух русских поэтов, Бориса Нарциссова и Константина Халафова, очутившихся по окончанию Второй Мировой войны в европейских лагерях для перемещённых лиц.

       Борис Нарциссов, оставивший после себя шесть поэтических сборников, переводы с английского, эстонского и французского, родился в России в 1906 году, а провёл свою молодость в Эстонии. Начинается война, и в 1943 году офицер Нарциссов попадает в немецкий плен. Путь в советскую Эстонию для человека, уцелевшего в плену, закрыт – и в 1950 году Борис Анатольевич оказывается в Австралии. «Принято было считать, что никто не отразил в русской поэзии Австралию так глубоко, как это удалось Нарциссову», – пишет литературовед Евгений Витковский. Ярко и зловеще встаёт в стихах поэта чужая высохшая страна:

Этот серо-зеленый покров – эвкалипты.

Это – шкуры змеиные слезшей коры.

И вот так без конца. И ты знаешь: погиб ты

Здесь, в краю эвкалиптов и тусклой жары.

В этих строках – чувство потерянности и почти животного ужаса от осознания: ты – на краю земли и это – конец. Конец света. Не удивительно, что в 1953 году Нарциссов уезжает в США, где активно начинает заниматься литературной деятельностью и исследовательской работой. Умер Борис Анатольевич в 1982 году в Вашингтоне.

     Та же волна послевоенной эмиграции принесла на пятый континент автора, весьма отличного от Бориса Нарциссова по духу, и, пожалуй, первого значительного русского поэта, тепло воспевшего приютившую его Австралию:

 

В небе непрозрачно-голубом

Блещут горных ясеней вершины
Матовым, чеканным серебром.
Птица Лира кличет из долины.
Я разлёгся на скамейке длинной,
Вверх гляжу и знаю – здесь мой дом,

Написавший эти строки К. Халафов покинул Россию ещё в 1920 году: 17-летний юноша, примкнувший к Белому движению, эвакуировался из Крыма в Константинополь вместе с остатками армии генерала Врангеля. Из Турции Халафов немедленно перебрался в Королевство Сербов, где поступил в Белградский университет. Константин Константинович, работая всю жизнь инженером, параллельно был концертирующим пианистом, композитором и поэтом. В Белграде он участвовал в нескольких литературных кружках, неоднократно публиковался в русской периодике Франции и Германии. В конце войны семья поэта оказалась в лагере для перемещенных лиц – и тогда Халафовы решаются на отъезд в Австралию.

Поселившись в Мельбурне, Константин Халафов продолжал публиковать свои стихи за пределами пятого континента. В Австралии же Халафов всерьёз занялся орнитологией: «на смену поэту приходит натуралист; и этот “натуралистический интерес” приносит К.К. Халафову известность среди орнитологов, далеко вышедшую за пределы Австралии», – будет написано в некрологе Константина Константиновича.

Константин Халафов прожил в австралийском городе Мельбурне последние двадцать лет своей жизни, оставив после себя статьи и фильмы по орнитологии, труды по инженерному делу, музыкальные произведения – а также свежий, чистый и добрый поэтический взгляд на далёкую Австралию.

        Основной поток послевоенной эмиграции русских пришёл в Австралию не из Европы, а с Дальнего Востока: это была так называемая «харбинская волна». В конце XIX века в Китае русские основали железнодорожную станцию Трансманчжурской магистрали, ставшую городом Харбином. В 20-е годы прошлого века в Харбине  насчитывалось 100-200 тысяч русских эмигрантов, на то время это – самая большая русская диаспора. Значительным было также русское население китайского Шанхая: в 30-е годы оно достигло 20 тысяч человек. Однако с японской оккупацией и последующим приходом советских войск белоэмигранты и просто люди, боящиеся репатриации в советскую Россию, стали срочно покидать Китай. Через Гонконг и Филиппины многие их них добрались до Австралии, значительно увеличив русскую общину на пятом континенте. Часто это были высокообразованные люди, сохранившие великолепный язык. Многие из приехавших в Австралию авторов активно участвовали в литературной жизни «русского Китая», и много позже их стихи войдут в известную антологию «Русская поэзия Китая» (М, 2001). Последствия этой «волны» 50-60хх годов не замедлили сказаться на русской литературе земли антиподов.

         Именно тогда приехал в Австралию писатель-натуралист, автор многочисленных рассказов и повестей, Николай Байков. Родился он в 1872 году в Киеве, учился в Тифлисе, а после служил в Заамурском округе пограничной стражи. Маньчжурия сразу пришлась по сердцу Николаю Аполлоновичу и стала главной его музой. Однако экспедицию на Дальнем Востоке прервала Первая Мировая, а потом и гражданская война. Покинув Россию, Байков прошёл через русские эмигрантские лагеря в Египте, Индии, Индокитае – всё для того, чтобы однажды вернуться в столь полюбившуюся ему Маньчжурию. В Китае Николай Аполлонович начинает активно публиковаться: у него выходит более десяти книг, очерки и рассказы Байкова охотно печатают харбинские журналы и газеты. Но в 1956 году семья писателя была вынуждена покинуть любимые им края. Рассматривая австралийский ландшафт из окна поезда, Николай Аполлонович был удручен сухой и монотонной природой пятого континента. «Теперь, –  писал он, –  осталось вспоминать свою молодость, и жизнь, и охоту на моей второй родине, в Маньчжурии». В 1958 г. Николай Аполлонович скончался в Брисбене, прожив на пятом континенте всего два года.

       С «харбинской» волной в Австралии начинают появляться литературные кружки, проводятся первые поэтические фестивали, увеличивается чисто русских периодических изданий – и, наконец, русские писатели Австралии появляются на литературной карте мира. В ноябре 1963 года в Германии журнал «Грани» печатает то, что стало, вероятно, первой подборкой «русских австралийцев», опубликованной за пределами Австралии. В публикацию вошли стихи Клавдии Пестрово и Маргариты Дьяконовой, рассказ Андрея Кривицкого, а также стихи и проза Михаила Волина (Михаил Володченко, 1914 – 1997). Строки последнего, впрочем, знает наизусть любой читатель, знакомый с творчеством Александра Вертинского, ведь именно вместе с М. Волиным была написана песня «Дорогая пропажа»:

Самой нежной любви наступает конец,

Бесконечной тоски обрывается пряжа…

Что мне делать с тобою, с собой, наконец,

Как тебя позабыть, дорогая пропажа?

      Биографии людей этого поколения сейчас нередко читаются как исторический роман. Один из примеров тому – судьба Владимира Александровича Петрушевского, сына крестника Александра III. Император отметил рождение Владимира в 1891 году телеграммой: «Поздравляю с пажем». Переехав на Дальний Восток, Петрушевский в звании хорунжего начал службу в Уссурийском казачьем дивизионе, а окончил Первую Мировую в звании полковника. Во время гражданской войны Петрушевский служил в армии Колчака, а в 1920 году отплыл из Владивостока. В поисках работы он оказался в Индонезии на острове Ява и поступил на службу в Горный департамент. Петрушевский вышел на пенсию начальником геологической службы разведки вулканов. В 1950 он переехал в Австралию, но Россия навсегда осталась в стихах этого удивительного человека:

Мне грезился народ, обманутый врагами,

Лилася кровь рекой, был слышен лязг кандал,

Я видел мертвецов несчетными рядами,

Я видел сущий ад и эту ночь не спал.

Веху «конца эпохи» русской литературы в Китае обозначил литературовед Е. Витковский, связав её с русской литературой пятого континента: в 1976 году «последняя русская поэтесса Нора Крук, родившаяся в Харбине в 1920-м, уехала из Гонконга в Австралию». Элеонора Мариановна Крук, урождённая Кулеш, начала писать стихи в семь лет. В 1933 г. она переехала в Мукден, а позже – в Шанхай, где работала журналисткой, дружила с ведущими поэтами восточной эмиграции В. Перелешиным и Л. Андерсен, была знакома с А. Вертинским. Стихи Норы вошли в сборник "Русская поэзия Китая", публиковались в периодических изданиях России, Америки, Китая, Израиля, Финляндии, Германии и Австралии.

Изысканность речи, привычка к жизни в чужой среде и почти обязательные строки о Китае – все эти черты авторов «харбинской волны» присущи и стихам Норы:

Климат душевный тяжёл, ограниченны дали,

Страшно, что вакуум жизни уютен и чист.

Люди и сами смертельно уютными стали,

Тянет в болото безжалостный город-садист.

Но приехав в Сидней, Нора в полный голос заявила о себе как о поэте Австралии, причём сразу на двух языках. Англоязычные издательства опубликовали три книги стихов Норы; в это же время она писала строки на русском языке, представляющие Австралию очень внимательно и разносторонне. Здесь и автобиографические стихи «Она австралийка», и тёплые зарисовки-верлибры о красоте пятого континента:

Отряхнула прошедший день

Еду через Карлотту – чудо!

В джакаранды вливается синь неба

Розовые деревья стерегут радостные дома

Но здесь же и тревожные стихи о современной австралийской жизни:

В этом городе изумрудном –

Бухты, пляжи, загар на лицах,

Джакаранды, спортклубы, бары,

Небоскребы и “ягуары”,

А в траве у скамеек – шприцы.

Это уже не просто строки «харбинца», это – стихи человека, более 35 лет живущего на пятом континенте, болеющего душой за эту страну, считающего себя австралийкой. Русской австралийкой.

         Последняя значительная «волна» русской эмиграции в Австралию приходится на 90-е годы и связана с распадом Советского Союза. Это уже была, в основном, «экономическая» эмиграция: люди самых разных национальностей, но объединённые общим «советским прошлым». Достаточно трудно сказать точно, сколько русскоязычных людей живёт сейчас в Австралии. По данным переписи населения 2011 года, 44 тысячи человек говорят дома по-русски. В исследованиях 2006 года 67 тысяч австралийцев заявили о своих русских корнях , но, конечно, многие из детей эмигрантов уже утратили русских язык. С другой стороны, только из Российской Федерации на «пятый континент» прибыло более 15 тысяч человек ,что, конечно, не учитывает ни «русских китайцев», ни русскоязычных эмигрантов из республик бывшего Советского Союза.

       А ведь как раз из этих «других республик» с последней волной эмиграции прибыло в Австралию несколько интересных авторов, в том числе одесский поэт Юрий Михайлик и уроженец Самарканда прозаик Игорь Гельбах.

         Юрий Михайлик, автор двенадцати книг стихов и пяти книг прозы, приехал в Австралию в 1993 году. Родился автор в 1939 году, вёл в Одессе литературную студию при Дворце Студентов, а позже – студию Круг. «Закатилось солнце русской поэзии в Одессе, чтобы взойти над Австралией» – написала одна из местных газет об отъезде поэта. Сам же Михайлик, уезжая из родного города, написал строки, во многом характеризующие настроение его отъезда:

Ах, как сладко выбирать –

где придется умирать.

То ли там, от ностальгии –

задыхаясь и дрожа.

То ль от здешней хирургии –

от кастета и ножа.

       Прозаик Игорь Гельбах родился в 1943 году, окончил физический факультет Тбилисского университета. Жил в Сухуми, Риге, Москве, Ленинграде и, наконец, осел в Мельбурне, где прожил с 1989 по 2012 год. Писать Игорь Ефимович начал ещё в 60-х, но впервые был опубликован только в 1986 году. В 2004 году имя Игоря Гельбаха вошло в короткий список Премии Андрея Белого, старейшей независимой литературной премии современной России, а в 2013 году его книга «Ушедшие в ремарки», была удостоена третьей премии им. Марка Алданова, учреждённой «Новым Журналом». Три книги И. Гельбаха, опубликованные в российских издательствах : «Утерянный Блюм», «Признания глиняного человека» и «Показания Цаплина»  получили высокую оценку критики.Как сказал писатель Андрей Битов, проза Гельбаха обращена к тем читателям, которые испытывают тоску по настоящей литературе. Его романы – это редкий сплав захватывающего сюжета с прекрасным, отточенным слогом:

В библиотеке, как во всяком публичном заведении, пахло человеческой усталостью, у зеленой лампы сидел лучший в стране знаток Гегеля, по профессии служебный собаковод, в буфете была кислая сметана, у каталогов болтали что-то о спецхране, на улице шёл дождь. Через полчаса они промокли, но дождь, казалось, уже кончался, в саду меж деревьями лежал туман, сзади дымно розовело здание Инженерного замка, по черным стволам деревьев, по обшлагам рукавов и по лицу текли капли дождя.

     Говоря о прозе Австралии, невозможно не упомянуть о первом романе Алисы Ханцис «И вянут розы в зной январский». Это – объёмное, яркое и захватывающее повествование о жизни в Мельбурне начала XX столетия. Алиса скрупулёзно воспроизводит быт и облик города тех лет – работа, в которую автор ушёл с головой, создавая мир своих героев, делая его выпуклым и запоминающимся до мелочей. «Чтобы так прочувствовать тему, нужно, наверное, чтобы автору раз пять переливали австралийскую кровь» – сказал о романе Алисы писатель Андрей Курков. А ещё это рассказ о любви, о дружбе, о семье – и о поиске себя в бурном и меняющемся мире.

     Этот роман сразу получил признание в России: он был удостоен премии «Рукопись года» в номинации «Язык» и получил третье место на конкурсе «Русская премия» в номинации «Крупная проза» (2012). Алиса стала первым – и пока единственным – автором из Австралии, удостоенным «Русской премии». 

      Родилась Алиса Ханцис в городе Набережные Челны. В 1994 году поступила на факультет журналистики МГУ, но оставила учебу и переквалифицировалась в корректора-техреда, закончив Московский издательско-полиграфический колледж им. И. Федорова. Работала редактором, журналистом и корректором. В 2006 году она поселилась в городе Мельбурне. Рассказы Алисы публиковались в журналах «Новый берег», «Новый журнал» и «Эмигрантская лира», альманахах «Австралийская мозаика» и «Под небом единым», в газетах «Единение» и «Интеллигент».

        Попытки объединить русских авторов Австралии, создать единое творческое пространство, предпринимались  с 1971 года, когда в Мельбурне состоялся Первый фестиваль русских поэтов Австралии, собравший 21 участника. По итогам фестиваля вышел сборник «Русские поэты Австралии», куда вошли стихи 34 авторов. И хотя сборник интересен скорее для историка, чем для литературоведа, были в нём вещи талантливые: от стихов уже упомянутой Клавдии Пестрово до забавных этнографических зарисовок, вышедших из-под пера автора, пожелавшего остаться неизвестным. Повторился этот фестиваль только в 1983 году, и четыре года спустя работы участников второго фестиваля были изданы новым поэтическим сборником.

       Современной версией такого события стал литературный фестиваль «Антиподы», который проводился в Сиднее три раза: в 2006, 2008 и 2010 году. Фестиваль этот был памятен не только тем, что собрал ряд авторов из разных уголков Австралии: в 2007 году впервые о «русской литературе в Австралии» было заявлено и в России. Статьи о фестивале появились и в ведущих русских периодических изданиях: журналах «НЛО» и «Знамя», в «Литературной газете» и в «Книжном обозрении».

            Объединяющей силой для некоторых пишущих людей стали также издания и ЛИТО. Например, в 1998 году редакция сиднейского литературно-общественного журнала «Австралиада» опубликовала «Антологию русских поэтов Австралии», собравшую под одной обложкой 46 авторов. В этот сборник вошли стихи уже упомянутых выше Норы Крук, Михаила Волина и ряда других авторов – в основном, «харбинцев». Целенаправленную попытку собрать «визитные карточки» всех интересных авторов, когда-либо писавших в Австралии на русском языке, предпринял портал «Русская литература Австралии», учреждённый в 2011 году на базе старейшей русской газеты континента – «Единение». А самым заметным ЛИТО за последние пять лет стало мельбурнское объединение Лукоморье, возглавляемое Залманом Шмейлиным: литобъединение ежегодно издаёт литературный альманах «Витражи», презентации которого регулярно собирают не менее сотни слушателей.

       Коллективные подборки «австралийских авторов» публикуются и в периодических изданиях за пределами зелёного континента: много лет спустя после первого появления в немецком журнале «Грани» 1963 года четырёх австралийских писателей, московский журнал «Дети Ра» в 2007 году опубликовал новую подборку австралийских авторов – похоже, первую в России. Позже подобные публикации стали появляться и в других изданиях: в газетах «День литературы», «Интеллигент» и «Литературная газета» (Россия), в «Новом журнале» (США), в альманахах «Белый ворон» (Россия) ,«Под небом единым» (Финляндия), и прочих.

      Создатель любой австралийской антологии или коллективной подборки сталкивается с большой трудностью – раздробленностью русскоязычного австралийского общества: разные пласты русской эмиграции «смешиваются» очень неохотно. Австралийские авторы часто сами находят читателей за пределами Австралии: сборники Юрия Михайлика публикуются на Украине и в России, роман Алисы Ханцис был издан в Москве. Книги Игоря Гельбаха были опубликованы в Санкт-Петербурге, а те, что вышли в Австралии, были благоразумно переведены на английский язык. Несколько поэтов и прозаиков из Австралии стали постоянными авторами «Нового Мира» (Москва), «Невы» (Санкт-Петербург), «Нового Журнала» (Нью-Йорк), и даже таких российских многотиражных изданий, как «Литературная газета» или журнал «Работница». «Австралийцев» регулярно видят на международных литературных мероприятиях: от нашумевшего «Российского литературного собрания» 2013 года до различных фестивалей – «Эмигрантская Лира», «Пушкин в Британии», «Арфа Давида» и многих других. И нередко бывает, что о новых авторах Австралии узнаёшь благодаря публикациям или победам в конкурсах далеко-далеко за пределами земли Антиподов.

        Итак «где она, русская литература Австралии?» За последнее столетие на «пятом континенте» побывало немало интересных авторов, открывших читателям Австралию, часто совершенно непохожую на тот счастливый, экзотический мирок, который грезится поэтам северного полушария. Многие из «русских австралийцев» – вольно или невольно – остались на этом материке надолго, продолжали творить, опираясь на литературный опыт, приобретённый в Европе, России или Китае. Но есть и талантливые авторы, серьёзно взявшиеся за перо только в Австралии – и уже получившие признание за её пределами; здесь можно говорить о лауреате «Русской Премии» Алисе Ханцис, о стихах Сергея Ерофеевского, о прозе Ирины (Ляли) Нисиной, и о многих других. Возможно, начинается следующий виток литературы Австралии: с развитием средств коммуникации творческие люди, живущие на «пятом континенте», находят аудиторию, издателей и друзей далеко за его пределами. Впрочем, то же сейчас переживают люди в любой точке земли: в наши дни можно дружить не только с соседом по лестничной клетке, у каждого появилась возможность найти настоящего единомышленника, живи ты во Владивостоке, а он – в Тимбукту. Размылись границы. Нет больше отрезанного от цивилизации континента «Австралия». Есть общий мир.

Наталья Крофтс, Сидней, 2015 год