22.04.2016

В апреле 2016 года прекрасной женщине, поэту восточной ветви русского зарубежья Норе Крук исполнилось 96 лет. Сидя с ней за праздничным столом, я вспомнила нашу первую встречу.

Воздушно-лёгкая фигурка – белоснежная блуза, отутюженные брючки – впорхнула в гостиную своего собственного дома и извинилась за опоздание: она только что примчалась с презентации английского сборника, где напечатаны её стихи. Гости уже сидели, ели-пили в этом гостеприимном доме, собравшем русскоязычных любителей поэзии в австралийском городе Сиднее. Я вскочила с кресла, намереваясь уступить вошедшей место… Вовсе не потому, что она выглядела уставшей, а только из-за того, что я знала год её рождения – 1920. Лёгкий жест руки тут же уверил меня, что ей пока не до кресел: хозяйка поспешила на кухню – и на столе появились подогретые блинчики. Потом она налила себе бокал красного вина и, наконец-то, уселась слушать чтецов. Тонкие замечания, изысканная вежливость, а в глазах – озорные бесята. Умна, ох, умна! И не просто умна – искромётна, как шампанское.

Это было всего пять лет тому назад. С тех пор мы стали близкими друзьями. Многих удивляет эта дружба – из-за огромной разницы в возрасте. А я в ответ на удивление всегда вспоминаю чудесные слова французского писателя Шодерло де Лакло, написанные ещё в восемнадцатом веке:  «Эта женщина неизменно очаровательна: преклонный возраст  не повредил ей ни в чём – она  сохранила  всю свою память и жизнерадостность.  Пусть  телу  её восемьдесят четыре года, душе – не более двадцати».

Наталья: Нора, когда я про Вас услышала, у меня сразу возник вопрос. Вы родились в Харбине, жили в Шанхае, потом в Гонконге, теперь – в Австралии. И при этом Вы – русский поэт. Как такое может быть?

Нора: У меня есть такое стихотворение:

От русских стихов никуда не уйти.

Что же ещё осталось?

В англоязычном моём пути

Слово не затерялось.

Вы знаете, я ведь была русскоязычным ребёнком. Мама часто оставляла меня дома, опасаясь, как бы я в школе не заболела. И я лежала целый день в саду под сливой и читала Бальмонта.

Наталья: А как Ваша семья попала в Харбин?

Нора: Папа сначала работал в украинской гимназии. Он из польского древнего рода и, когда женился на маме, он со всем порвал: она была еврейка. И вот папа хотел её увезти как можно быстрее и дальше от всего этого. А на железной дороге открылись возможности – и они уехали в Харбин. Папа преподавал в гимназии, потом организовал техникум. Я, кончено, выросла в роскошных условиях: в Китае мы жили очень колониальной жизнью.

Историческая справка: Город Харбин был основан русскими в 1898 году как железнодорожная станция Трансманчжурской магистрали. К 1913 году Харбин был фактически русской колонией для обслуживания Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД). Население города составляло около 70 тысяч человек, в основном русских и китайцев. Нора Крук родилась в Харбине в 1920г.

Нора: Но когда мне исполнилось 13 лет, отец понял, что работа на дороге скоро кончится. И он решил не ехать в Россию.

Историческая справка: В 1935 году СССР продал свою долю КВЖД Маньчжурии, и тысячи русских харбинцев были вывезены поездами в СССР. Большинство из них было арестовано по обвинениям в шпионаже и контрреволюционной деятельности по Приказу НКВД 1937 года.

Нора и её семья в Россию не вернулись. Вернулся отец её будущего мужа, Ефима – Лыпа Янкилеевич Крук, чтобы в 1938г. навсегда остаться в иркутской земле.

Из статьи председателя Ассоциации Жертв Политических Репрессий, Р. Сафронова: "ДЕЛО" N 6210 по обвинению гр. Крук Лыпы Янкилеевича… На слегка пожелтевшей фотографии запечатлено мужественное, красивое лицо, открытые глаза отражают обреченность. Перед нами труженик – мастеровой, слесарь, механик. В 1906 году вступил в члены РСДРП, за что привлекался к ответственности. Притесняемый царизмом по национальному признаку, после службы в царской армии в Манчжурии на жительство остается в Китае. Этот человек был и остался верен людям до последней минуты своей жизни. Мне пришлось встретиться с материалами тысяч "врагов народа". И крайне редко в "Деле" стояло "ВИНОВНЫМ СЕБЯ НЕ ПРИЗНАЛ". Лыпа же Янкилеевич не только не признал себя виновным, но и никого не оговорил, как это сделали большинство пытаемых. Палачи подобного не прощали и выбивали "признания" пытками и издевательством с особой жестокостью. Можно себе представить, что перенес это мужественный человек.

Из письма Ефима Крука в Ассоциацию: Хотя мои родные и, позже, я в Шанхае знали, что отец погиб, мы почему-то думали, что он умер в лагере. И хотя смерть его была трагична, нам легче было свыкнуться с мыслью о том, что его не стало где-то в лагерной больнице, либо даже на казарменной койке, но не от пули, в обстоятельствах настолько страшных, что мое сознание отказывается с ними смириться.

Нора: Сейчас я читаю Гинзбург, «Крутой маршрут». И, Вы знаете, я этим болею. Мне бы лучше не дочитывать – у меня давление поднимается. Всё это я знаю. Но прочесть всё это, так, как это подано… Понимаете, это моё поколение. Это я должна была быть где-то там… Не была. Как будто украла у кого-то.

Наталья: Вас Бог хранил.

Нора: Вы знаете, мой папа был атеист. А мне, почему-то, очень хотелось поверить в Бога. Я даже в детстве сама придумала себе молитву…

А в Россию мы не поехали – переехали в Мукден и прожили там лет пять. Потом – в Шанхай. Там я встретила своего мужа, Ефима.

Наталья: Для русского человека, в Шанхае не бывшем, этот город ассоциируется с Вертинским, с Лунстремом. А с кем у Вас ассоциируется Шанхай?

Нора: Я очень дружила с Лариссой Андерсен, да мы и сейчас дружим, хоть она уже давно живёт во Франции. Ещё дружила с поэтом Валерием Перелешиным.

Историческая справка: Ларисса Николаевна Андерсен (1914, Хабаровск) — известная поэтесса и танцовщица восточной ветви русского зарубежья. В 1922 году эмигрировала в Китай, а после переселилась во Францию, где проживает до сих пор. Её поэзию Александр Вертинский называл «Божьею Милостью талантом».

Валерий Перелешин (1913, Иркутск — 1992, Рио-де-Жанейро) — русский поэт и переводчик «первой волны» эмиграции.

Нора: А с Вертинским дружил мой муж, так что мы с ним были знакомы. Вы знаете, впервые я собиралась пойти на концерт Вертинского в Мукдене, он был там проездом. Но мне тогда идти на концерт запретил отец: не надо, это богема. А потом оказалось, что тот концерт так и не состоялся: не набрали зал.

Вертинскому было очень плохо в Шанхае – здесь у него уже был закат. И он уехал. А когда он приехал в Россию, и у него всё началось сначала. Гениальный был певец.

Историческая справка: В 1935 Александр Вертинский приехал в Шанхай в поисках русского слушателя. Но именно здесь, впервые в своей эмигрантской жизни, он узнал нужду. Артист, привыкший к мировой славе, должен был выступать по два раза в день в очень скромных заведениях – и не мог свести концы с концами. Наступил кризис. В 1943г. Александр Николаевич уезжает в Советский Союз.

Наталья: А как сложилась Ваша жизнь после Шанхая? Ведь позже «советская репатриация» пришла и в Шанхай, а потом началась культурная революция. Наверное, это было страшно?

Нора: Страшно… Очень страшно. Мы-то с мужем уехали в Гонконг, но от друзей такие вести приходили о этой культурной революции! Вы знаете, моя подруга вышла замуж за китайца. Жили они очень хорошо. И вот началась культурная революция, пришли хунвейбины к ним домой. Ковры в доме были тяжёлые, не порвёшь и не порежешь – так хунвейбины поливали их чернилами. Но это дело маленькое. Схватили они её, вывели в парк, поставили на какую-то тумбу, надели на неё дурацкий колпак, ходили вокруг, ругали всяческими словами, плевались. А любимую её собачку, домашнюю, прибили гвоздями к забору. Можете себе представить? Я поражаюсь, что она выжила. А мы с нею в детстве были «девочками из соседних домов». Очаровательная была девочка: музыкальная, способная. Вот как жизнь сложилась. Причём то, что сделали с моей подругой, это ещё не самое ужасное. Всё-таки, её не били…

А друг моего отца женился на китаянке, директрисе школы. И с культурной революцией дети стали всё растаскивать на продажу, делали, что хотели: надо старое сломать, чтобы новое построить! Ну, и пришли за этой директрисой: она же начальство из отжитого мира! Посадили её в яму с нечистотами, прикрыли крышкой. Её потом нашли, но к тому времени она уже немного подвинулась умом.

В то время пострадали все. Но, Вы знаете, мой отец преподавал в университете, в Шанхае. И был там даже во время культурной революции. Так вот, китайцы настолько уважали стариков, особенно европейских стариков, что он уцелел. Правда, выписать родителей к себе в Гонконг я не могла, да и поехать в Шанхай тоже: а вдруг назад не выпустят? Но когда от рака умерла моя мама, я стала бомбардировать письмами китайское посольство и, наконец, отца к нам пустили. Свои последние годы он прожил с нами, в Гонконге.

Наталья: В Гонконге жизнь была проще?

Нора: Да, жизнь в Гонконге была очень комфортной. И я была постоянно чем-то занята: организовала Клуб Тамады («Toast Mistress Club»), занималась икебаной, учила языки, работала в газете. А в 1976г. мужа перевели в Австралию.

Наталья: За кого Вас принимают по акценту здесь, в Австралии?

Нора: Да просто не знают, что и думать. Спрашивают, откуда я – я отвечаю «из Китая». Все очень удивляются (смеётся).

Наталья: А когда Вы начали писать стихи?

Нора: Стихи я стала писать в восемь лет. Это было время конфликтов между СССР и Китаем, и я написала стихотворение, в котором призывала людей разных стран не воевать. Стихотворение вышло с заклеенным текстом, а на другой день журнал закрыли…

А позже я стала писать стихи по-английски. Просто потому, что мне некому было читать русские стихи. Но самое первое моё английское стихотворение было написано по просьбе подруги. Она соврала своему португальскому парню, что пишет стихи. А потом прибежала ко мне: «Ой, нужно написать!»

Наталья: Да это у Вас просто история Сирано де Бержерака!

Мы обе смеёмся.

Нора: Я не помню этого стихотворения – совсем. Но, помню, что я ещё подумала: «Ничего себе, это она будет каждую неделю просить по стиху!»

«Двуязычный поэт»: Нора в совершенстве владеет английским и русским, легко переходя с одного языка на другой. Например, она работала журналистом в русской газете Шанхая, а непосредственно после этого – журналистом в английской газете Гонконга! В 1993г. Нора получала австралийскую литературную премию Джин Стоун (Jean Stone).

Наталья: Как Вам кажется, на каком языке Вы, как поэт, пишите лучше?

Нора: Дело в том, что у меня гораздо меньше русских стихов, чем английских. Сейчас выходит уже третья книжка моих английских стихов. Первая вышла в Гонконге в 1975. Называлась она «Пусть даже» (“Even though”). А вторая книжка, появившаяся уже в Австралии, в 2004г., охватывает значительную часть моей жизни. Она называется «Кожа для уюта» (“Skin for comfort”).

Отзывы английской критики о книге Норы Крук «Кожа для уюта»: «В этой книге собраны стихи, написанные не за шесть месяцев, и не за два года, а за двадцать с лишним лет – трогательная, сильная поэзия, вобравшая в себя целую жизнь – и множество других жизней, вплетённых в её ткань. А ещё в этой книге – значительная часть двадцатого века, с его ужасами, войнами, жестокостью и ложью. Когда я читаю Нору Крук, я вспоминаю Анну Ахматову. Как Ахматова, Крук – один из представителей глубоко серьёзной и глубоко человечной традиции в поэзии» (Питер Бойл, 2004г.)

Нора: Я сейчас по-английски пишу, в основном, белым стихом, но иногда вкрапляю рифмы. Когда я стала ходить здесь на поэтические семинары, лет пятнадцать тому назад, мне все говорили: «А что это у Вас? Рифма? Уберите, это совсем не нужно!» Но, сейчас, кажется, отношение меняется, мне начинают говорить: «Это здорово, это забавно». А одна читательница мне сказала: «Мне особенно нравится в Вашей поэзии то, что у Вас есть рифма». Вот так. И точно так же, когда я переводила на английский язык русских поэтов, я делала две версии: с рифмой и без. И редакторы всегда брали нерифмованный перевод.

Наталья: У Вас есть замечательное стихотворение «Париж». Что Вас связывает с этим городом?

Нора: Вы знаете, как-то я очень заболела. И после операции просто не могла больше здесь жить – от жалости всех моих здешних друзей. И тогда я уехала в Париж.

Наталья: Вот уж действительно: «Мы лечились Парижем»! И что же Вам больше всего запомнилось из этого «лекарства»?

Нора: Мой муж, несущий длинный хлебный батон (смеётся).

Наталья: «Красота каждодневна, как хрусткий батон»!

Нора: А из Парижа мы поехали в Россию в первый раз, тогда уже было время перемен. И я ужасно хотела, чтобы меня приняли за местную. Но никак! «Вы – француженка», – говорила мне лифтёрша.

Наталья: И какое у Вас было первое впечатление от России?

Нора: Во-первых, мы ужасно боялись: а вдруг наши паспорта не признают, да и вообще, мало ли что пришьют! Так мы думали. Но главное было повидать родных. Это было очень трогательно. Мой муж увидел своих родных через пятьдесят лет.

А я встретила свою подругу: она приехала из Риги, повидаться со мной. И мы с ней пошли куда-то в кафе поговорить. Говорим, говорим, говорим – и тут я спохватываюсь, что мне нужно назад в гостиницу, а то муж будет волноваться. И мне подруга захотела дать что-нибудь в подарок. Я, конечно, говорю, что мне ничего не надо – но она настаивает: «Ну, хоть что-нибудь!» – и тут же в кафе покупает мне дыню.

Я прихожу в гостиницу – скандал! Муж переволновался: «Ты представляешь, что я тут себе передумал! Я думал, что тебя похитили!». Я пытаюсь его успокоить, говорю: «Смотри, между прочим, тебе Шура дыню прислала!». «К чёрту дыню!» – открывает дверь и вышвыривает дыню в коридор. Тут на меня такой смех напал! Отсмеялась, открываю дверь забрать дыню обратно – а дыни уже и след простыл!

Она опять весело смеётся. Смеяться над собой – редкий дар, черта мудрого человека. А я смотрю на эту прекрасную женщину, которая много лет ходила где-то рядом со смертью, видела столько всего страшного и прекрасного – и, тем не менее, осталась весёлой и озорной девочкой. Русский листик, выросший на харбинской земле и кружащийся по миру под пронзительно-искренний пульс стихов.

г. Сидней, Австралия; эта беседа состоялась в марте 2011г.

Нора КРУК-  Элеонора Мариановна Крук, урождённая Кулеш. Поэт и переводчик. Родилась в 1920 году в Харбине, стихи начала писать с семи лет. В 1933 г. переехала в Мукден, а позже – в Шанхай и Гонконг, где работала журналисткой, дружила с ведущими поэтами восточной эмиграции В. Перелешиным и Л. Андерсен, была знакома с А. Вертинским. В 1976 году Нора переехала в Австралию, сейчас живёт в городе Сидней. Стихи Норы вошли в антологию "Русская поэзия Китая" (Москва, 2000), публиковались в периодических изданиях России, Америки, Китая, Израиля и Австралии. Автор трёх сборников английских стихов, призёр Содружества австралийских писателей (1993) и Ассоциации австралийских писательниц (2000).

Произведения автора: