09.03.2017
Есть такой город в России: Барнаул. Это на юге Западной Сибири. Немногие знают о его существовании. Когда в 1992 г я побывал в Москве у своей тети, она спросила меня: "Как там у вас в Казахстане, русских не шибко цепляют?" Я ее просветил, что Барнаул не в Казахстане, а на Алтае, в той его части, которая всегда входила в Россию. "А какой у вас там народ?". "Вообще-то есть алтайцы, гораздо больше немцев, но в Барнауле этого не ощутишь. Это настолько русский город, что, кажется, три года скачи, ни до какого иного государства не доскачешь".
Тем не менее и в Барнауле течет какая-никакая жизнь, и даже, как уверяют официальные издания, Барнаул крупный научный и культурный центр.
Правда, непосредственное впечателение этого не подтвердит. Город - грязный пыльный, типичный провинциальный город России, единственной зримой особенностью которого является полное отстутвие каких-либо особенностей. Хотя, подобными характеристиками может похвастаться большинство русских городов, особенно на окраинах, где серый вид будней не нарушает величие какого-нибудь собора из татаро-монгольских времен. Впрочем, центральная улица, проспект Ленина, находится под неусыпным наблюдением городских властей и показать ее приезжим отнюдь не стыдно. Разве вот архитектура самая, что ни на есть типовая. Как-то видел по телевизору репортаж из Северной Кореи. Так их Пхеньян, если не брать исторической части, ни дать ни взять второй Барнаул. Отличие в новостройках начала XXI века, примечательных своей этажностью, но не градостроительным своебразием.
Если чем и нравился мне мой город, так это обилием пустырей, настоящих рощ (березовых, - они у нас называются колками и сосновых) и лугов. Увы, город, поглотив окресности (по площади он превосходит так называемый малый Париж, то есть Париж в административных границах), с тех пор расширяется внутрь, выкорчевывая из себя остатки природы, втыкая безобразные многоэтажки на место рощ и парков. А также усиленно уродуя зеленые насаждения под разросшиеся автопарковки. Одна из таких устроилась прямо под моим окном, где раньше цветущая яблоня приносила мне немалую радость.
Современные достижения культуры зримо, а скорее слышимо долетели и в далекую Сибирь в виде аудиотехники. Из открытых окон на уши прохожих и жильцов изливаются потоки музыки. Эстафетную палочку подхватили автомобилисты с магнитолами. Некий жлоб в летний вечер открыв от жары двери, наслаждался на полном налете попсой в зоне досягаемости засыпающих окон; ему позвонили по мобильнику, он прикрутил музыку: мешает и, отзвонившись, продлил наслаждение.
У Барнаула очень красивые окрестности. Пока еще связка "были" не обрела полную силу, но обретает. Так, город огибается с востока и с севера Обью с прекрасными видами с высокого берега. Не верите, попробуйте проверить, если сможете, ибо небольшие доступы к реке, свободные от тупиков и огородов, заняли помойки. Красивый вид, естественно, дополняется соответстующим запахом. Пригородная зона уже на несколько километров - это зона глухих заборов, мусорных свалок, садовых участков и стройплощадок. А расширившиеся коттеджные строения еще дальше отодвинули природу от горожан. Впрочем, последние насмехаются над отдаленностью мест автомибильными вылазками. Куда еще автомибиль не досягает - слава бездорожью - еще можно побродить по лесу и лугам и не наткнуться при этом на помойки.
Если бы мне предложили определить для названия характерную особенность города, я бы назвал Барнаул "городом открытых канализационных люков". Очень привлекательное черта для улавливания заблудших тел в ночное бесфонарное везде, кроме центра, время.
Понятно, что если жители города так чутки к культуре, Барнаул не мог не оставить следа на культурной карте России.
В городе жили Ползунов и целая плеяда Петровых: Петров (который открыл электрическую дугу, и вроде даже в бытность свою преподавателем Горного училища в Барнауле), Петров (известный художник, составил, нарисовал, написал виды многих городов Сибири), Петров (художник, в Барнауле провел детские и юношеские годы, а в 1937 слинял в Москву), Петров (архитектор, скрывавшийся под псевдонимом Ропет, в Барнаул наскочил лихим наездом, но оставил здесь здание Народного дома в псевдорусском стиле - едва ли не главная архитектурная достопримечательность города, по крайней мере, не типовая), Аносов (проводил ли он свои решающие опыты по созданию булата в Барнауле или в Томске, краеведы спорят до сих пор), Радлов (этот в Барнауле был долго, собрал гигантский языковый и этнографический материал по тюркам, но все увез с собою в Москву и пуще того - в Йену), о чем талдычат все турпроспекты, но даже мемориальных досок не оставили по себе, негодники. Что уж говорить об имажинисте Шершеневиче или Таирове, который три военных года выступал именно в нашем городе со своим камерным театром и очень подходящим для провинциального города репертуаром (Гоцци, Альфиери, Расин).
Зато есть памятники Шукшину (рукописи которого при жизни местный журнал решительно заворачивал), Пушкину, Высоцкому, Цою, открытые к их юбилейным датам, хотя к нашему городу они никаким припеком. А в сентябре 1991 года у нас, где даже в мыслях не было диссидентства и где еще в июле этого года мы согласовывали выпускаемые книги с крайкомом, появилась площадь Сахарова. Зато в 1996 году краевая Дума стала Советом и просуществовала в таком названии аж до 2008 года, а фамилии советских первых секретатей засверкали и продолжают сверкать в названиях улиц. Как и передовиков производства. Среди которых есть, правда, люди достойные уважения, как например, замечательных хирург Чеглецов.
В городе достойно резвятся все 9 муз, но самая телесобильная из них литературная. К концу советских времен в Союзе писателей было 50 членов (в Томской области всего 5, а Новосибирская, несмотря на самопровозглашенный статус столичной для Сибири области, никогда не смогла поднять планку в 10), но это с весьма развитыми горноалтайским и немецким в начале 2000-х число писателей сократилось до 42, но уже без национальных придатков без Горного Алтая, а где-то к 2006 году число инженеров человеческих душ снова перевалило за 50. В Союзах художников и архитекторов членов, надо полагать, не меньше.
Бывали в городе и известные писатели Кущевский, Шишков (хотя и проездом), Караваева (даже написала на алтайском материале "Золотой клюв"), Новиков-Прибой, Бубеннов (совершенно забытый, и поделом: зачем получал Сталинскую премию?), а также гении местного производства Гребенщиков (его родина отошла в 1925 г к Казахстану), Ядринцев, Пиотровский. О них помнят, их имена живут в названиях улиц и мест общественного значения (краевая библиотека называется "шишкой", потому что им. Шишкова), но вот до издания знаменитостей руки не доходят. В финансируемые местой администрацией "Библиотеку писателей Алтая" и "Классики алтайской литературы" попадают исключительно живые авторы и при чинах.
В советские времена город сиял многоцветием книжной инфраструктуры. Была куча магазинов, в том числе "Магазин иностранной литературы", где не было покупателей, "Магазин художественной литературы", где не было художественной литературы (если заглядывать на прилавок, а не под) и "Магазин подписных изданий", в котором можно было подписаться хоть на К. Маркса, хоть на В. И. Ленина, хоть на Большую советскую энциклопедию. А если кому хотелось Льва Толстого или Шекспира, нужно было ехать в соседний Казахстан: там с нашими и зарубежными классиками перебоев не было.
Теперь все книжные магазины закрылись. Остался один большой: новосибирский, где душа радуется от обилия учебников, попсы, фэнтэзи, детективов, женских романов, классиков в тяжелых, дорогих и плохо сшитых саркофагах переплетов, научно-религиозно-историко-биографической попсы.
До революции 1991 года в городе выходил литературный альманах. Он, оказывается, выходит до сих пор, но ни в единственный книжный магазин, ни в киоски, ни на книжный толчок, обильный и богатый в 1990-е годы и скукожившийся теперь, ни в библиотеки не попадает. Писательская организация играет роль Сатурна, который почти не виден. Как и Сатурн, Союз существует, но для читательского глаза неразличим на книжных полках.
Единственное в городе краевое издание уничтожено. Администрация долго и упорно "перетягивала" его под свое крыло из-под министерского, как в союзные времена, подчинения, чтобы перетянув забыть. Не то чтобы его угробили специально, а просто им не занимались. Теперь на его месте возникло много новых, но издают они только тех авторов, которые приносят деньги, либо, как университетское издательство "обеспечивают учебный процесс". А деньги в основном несут соискатели степеней, административно одаренные люди, и лишь в малой степени писатели, и то, когда им дает денег та же администрация в рамках очередной кампании.
Нужно признать, что и раньше особым размахом издательская деятельность не отличалась. В самый урожайный год культура региона плодоносила 106 названиями, куда включалось все, вплоть до "Памяток доярке" на 16 страницах в четвертушку листа, чтобы можно было засунуть в карман, до "Плана-проспекта на будущий год". Особенно страдали ученые, даже с именем. Из центра их отсылали домой, а дома они были "непрофильным товаром" для издательства. А уж писатель, покинувший пределы малой родины, так вообще подпадал под принцип "с глаз долой - из сердца вон". Всю эту горькую долю при жизни испытали Шукшин, Бубеннов, Золотухин.
А еще сдерживала порыв строгая тематическая номенклатура. Однажды Марк Юдалевич, наша знаменитость, написал стихи:
"Прекрасен лес, и поле, и цветы,
Прекрасен лес, и поле, и цветы,
Песчаный плёс, и лодка у причала,
Но в мире нет прекрасней красоты,
Но в мире нет прекрасней красоты,
Чем красота горячего металла! "
(Разумеется, это не его стихи, это часто крутимая по радио песня. Но у Юдалевича было что-то аналогичное, я просто забыл точные слова.)
Так ему в крайкоме прямо указали: "Ты что это пишешь. Ты забыл, что у нас сельскохозяйственный край. Вот если бы ты писал в Свердловске, ты бы правильно написал. А у нас это ересь"
Хроника культурной жизни Алтая - это хроника пикирующего бомбардировшика: только не такого, который подобно орлу из поднебесья зорко намечает жертву и стремительно камнем ее атакует, а подобная подбитой вороне, которая высматривает место, как бы умереть попристойнее. Для культуры важна не поддержка писателей - от такой поддержки ничего, кроме разврата, не наступает, - а поддрежка инфраструктуры. Писатель будет все равно писать, была бы пища для размышлений: а как ее может не быть в России? А вот библиотекарь без зарплаты работать не будет. Поддержка библиотек - это и есть лучшая поддержка литературы, там могли бы работать писатели, а не только специалисты библиофильной направленности.
И именно по их (библиотек) процветанию или отсутствию такового и можно судить о культурной жизни региона. И если библиотек в городе закрылась масса, то бедность оставшихся - это прямой упрек культуре, как и ассортимент выставляемой на продажу литературы. Оказывается, советское изобилие вовсе и не было изобилием. Попадал в провинцию лишь издательский ширпотреб. Это стало ясно, когда люди понесли превратившиеся из острого дефицита в ненужный хлам книги на продажу.
Оказывается, много ценного, что издавалось в советские времена, до Барнаула не доходило. Отсюда крайняя скудность библиотек. Здесь не было ни Ньютона, ни Галилея, ни Дарвина, ни Соссюра. Не было "Ученых записок", а от собраний сочинений сразу отсекались письма и дневники, и отправлялись в отдел редкой книги. Туда же отправлялись воспоминания о писателях, литературоведческие исследования, "Литературные памятики", "Исторические памятники". Чтобы получить их оттуда, нужно было заказывать книгу накануне. А теперь их просто выбросили. "Кому нужны письма или статьи, читают только романы", - объясняют библиотекари.
Работать в библиотеках всегда было неудобно: туалет был, но ни буфета, ни кресел, чтобы передохнуть от многочасового сидения за столом. А главное, основной контингент посетителей - это зудящий, шумный студенческий люд, наполнявший залы библиотеки два раза в год на время сессии. А в остальное время года здесь царили тишина и покой.
Хуже краевой была только университетская библиотека, которая была занята исключительно "обеспечением учебного процесса", и там вообще на дух не было книг издательств "Наука" или "Искусство". Учебники и пособия, и ничего, кроме учебников.
Вот такой он наш город - один из крупнейших и типичных культурных центров России.