| |
ЭСТАФЕТОЙ
хороводится внутри слово -
многоактовые побеги
из войны до любви
и снова -
в неизученный дальний берег
где прольётся строкой на бумагу
первозданностью в рифму одетой
как куплет точно
слово простое
в вечность поданное
эстафетой
ГОСТЬ
в этот мёртвый сезон, когда лужами плачет асфальт
ко мне в гости пришла только боль, молча встала в углу.
обстановка простая - бесцветные стены, закат,
и будильник, замолкший навек, что хранит тишину.
боль мне ставит на грязный паркет две бутылки вина,
и в безумной истерике пляшут неровные тени.
с каждым тостом пила лишь она, но пустел мой бокал,
утекало под кровлю небес окосевшее время.
дождь стучится в окно, я смотрю на простуженный мир,
что покинут и пуст, точно серая мертвая Припять.
ко мне в гости пришла только боль, что из сотен квартир
постучалась в мою.
я гадаю лишь, как её выгнать.
ПОЛУОТВЕТ
зажато лето в пассатижах
за горло взят немой вопрос
что задал кто-то
в спину дышит
полуответ
и вкривь и вкось
задали жару музыканты
пикник на выхлопной трубе
ревёт блевотой, глушит альтом
скопленье чаек на Неве
где босоногий ходит скептик
взяв "да" и "нет" из вторсырья
себе на грудь
так груз навесив
что топит снова сам себя
на чёрной речке гул дрожащий
хоронит бестелесный труп
что был лишь словом
что однажды
в строке безверия тонул
НЕМЫЕ МОЛИТВЫ
когда ветер срывает с глаз шоры,
когда профиль лица размыт ливнем,
мне зарыться в могилу бы впору,
захлебнувшись в борьбе со стихией.
но я близким в лицо улыбаюсь,
не оставив и толики шансов
из поднявшейся бури в стакане
что-то вытащить, не облажавшись.
веет холодом точно из морга,
если взгляд отвести свой забуду
перед чем-то прекрасным. в итоге
всё разрушится через секунду.
до рассвета осталось не долго,
лишь седой грустью скованы рифмы ,
и дождя капли точно иголки
в грудь впились как немые молитвы.
ВОЛОЧУ Я БЕДУ
тёмный лес, страшный лес - всюду дебри,
даже если отводишь глаза.
я сквозь чащу бреду, глаза слепит
грязь и морок, что путь до конца
без конца освещает тревогой -
знать, другого нет света вокруг.
только серым голодным волчонком
на хвосте волочу я беду.
ПОХОРОНЕНА НОЧЬ
сединой снег стоянку накрыл,
где-то в центре чихают от смога,
и слова отражением блёклых витрин
мчатся в центре тетрадного морга.
каждой строчкою труп мимо красных полей
безуспешно на волю стремится.
косоглазая ночь молотом в тишине
разметала слова все на ситце,
что как скатерть расстелят, и не помянув,
хрусталём будут чокаться снова.
на тетрадном листе сединой снежных смут
похоронена ночь бестолково.
ОТВЕРГНУТОЕ ПЛАМЯ
коснись рукой меня в чужом холодном доме,
ты ей и гладь, и бей, так не стесняясь стен.
застряли навека в парадной или в коме,
чтоб выяснить на ринге, кто здесь кого мертвей.
я сразу не сдаюсь, и льдом кровавит спальни
невыписанный стих.
ребром лежим к ребру.
бычок. грязный ковёр. и в неприкрытом сраме
здесь мечется любовь, как вепрь через пургу.
затравленный, забитый, и пасть с клыками землю
отчаянно жуёт, насытить лишь бы гнев.
что было - то прошло.
сквозь папиросный "где ты?"
отвергнутое пламя
бросается на всех.
ОБЕЗУМЕВШИЙ ЛЕТНИЙ СТРАННИК
неприкаянность. дождик-бродяга
гонит в сквоты, разят что мочой.
только капли воды - не снаряды,
и поэтому всё нипочём
потерявшемуся среди улиц,
обручённому с волей одной.
здесь таких называют - безумец,
голь и грязь тащит что за собой.
и дрожит полупьяным под ветром,
породнившись с крестом как с соседом,
обезумевший летний странник,
что зовётся пропащей мечтой.
И ПРОЧИЕ ШТЫКИ
маячит тупиком, вальсирует надеждой
мой плен в тебе
мой гнев
мой дух, что заколоть
труда не составляет
тому, кто в деле сведущ
лишь стоит до конца всю нежность побороть
во рту лишь запах крови
мне б в мире потеряться
прозрачнее бокала
с огня да в полымя
кидаться, чтоб потом
через бутылку в стансы
любовь вновь выводить -
побуквенно тебя
сквозь выход или вход
прописывать слезами
ведь некуда деваться от слёз
им вопреки
баюкаю сердца в кроватке
чтоб не знали
весь холод, гнев и плен
и прочие штыки
БЬЕТСЯ СЕРДЦЕ
верю в сказку, ведь сказка повсюду -
чистый взгляд твой, над речкой закат.
отголоском ночным нас запутал,
опьяняя, июль. но назад
не вернёмся. пусть череп-коробка
окольцует тисками мосты,
сердце всё равно разума плёнку
зажевало, лишь встретились мы.
на Неве в полночь баржи проедут -
значит снова мосты разведут,
значит, сказка есть явь, пока где-то
бьётся сердце, сильней что
всех смут.
УСТАЛ КТО ПОД НОГИ СМОТРЕТЬ
в духоте изнывая, закрылось немое застолье -
знать пузатый народ прикатил на прокормку свой чрев
в местный парк с длинной юбкою задранной в завеси хвои,
оправдать так пытаясь последуйщий пьяный ночлег.
суетливо стаканчик прозрачный из рук вновь кочует,
принимая в себя обезумевший выкрик на треть -
точно на половину прошедшую жизнь в такт смакуя
трелям птиц, вышел кто-то,
устал кто под ноги смотреть.
ДЖАЗ ИГРАЛО СОЛНЦЕ
в холодный август вспоминай, как май держал.
проплакавшись дождём, считал тебя в стрижах,
и размышлял, какого ты приручишь беса.
остатки лета сыпятся в протесты,
где над тобой карнизы, эхо леса стонет,
акцентом прошлого тревожит: "ну же, спой мне".
распалась по стишкам дурная перспектива
заголосить талантами, чтоб выгореть красиво,
чтобы во двор с балкона как горловая копоть
фальшивая хмельная в асфальт вцепилась нота,
так соблазняя самых смелых, буйных, хватких
поднять с колен себя, внести помарки.
уж декадансом осень в дверь стучится, ты же
в высотке майской все облазил крыши,
чтоб джаз играло угасающее солнце,
смеряя скорбный взгляд
всех дворовых колодцев.
ПОД КОНЕЦ РАСТЕРЗАВШЕГО ДНЯ
точно жвачкой расстянутый день
пахнет кофе и чувством вины
отстранённо стою, как мишень
в полигон не вписавшись, увы
на котором все пули в ребро
попадают, хоть ты повернись
малодушно трусливой спиной
к дулу, что направляется вниз
фонарём сигарета в руке
освещает оставленный мир
что растопчут и спрячут в пакет
под ногами майора вопит
оголтевшая злая толпа
и скомандует кто-то: "стреляй"
закружилась моя голова
под конец растерзавшего дня
СОБИРАТЬ В ПОЛЕ СНЫТЬ
на все мои фразы - регламент
и действия все взаперти
в нутро быт стальными клыками
впивается, чтоб не уйти
куда-то в тяжёлом сиротстве
мне
только одной не побыть
не мыта посуда, кусается кошка
весь мир вокруг сжат до стола и окошка
весь мир вокруг сжат, но бегу я от мира
дышать
собирать в поле сныть
МГНОВЕНИЯ НЕОБРАТИМЫ
мгновения необратимы,
и тают как снежинки в танце.
степная даль в седой багрянец
укрой меня, не отпускай,
не отдавай в безвестность парка,
в потерянность угрюмой спальни.
я лишь оставлю память, знаю
на старой, скошенной скамье.
когда ныряя в бестелесность
я недоступной смерти стану
лишь в этом тихом алом парке
с забытой думой в тишине.
ДА ЧТО ПРОКУ
разговоры пустые и почерк кривой
и друзья собирают что есть на пропой
мне бы нужно вертеться в другом бытие
только вертел сгорел/покраснел/засмолел
и я здесь среди них, где житьё да бытьё
неподвластное времени всё и ничьё
дышит в бублик бутылочной вечности
где
бросив пить не живёшь
да что проку в душе
да что проку когда гений чёртов твой в хлам
да что проку, когда ни строки не продал
он
его подбираю с утра во дворе
дописав за него
за него захмелев
ПОД БЕЛЬМОМ ФОНАРЕЙ
как дурацкий шансон приедается угол и быт -
банкомат, супермаркет, посуда крадут бытие,
что опять создаёт наши дни.
в перекрёстке палитр
размешалось всё в серость, оставив лишь волчий билет.
на границе мостов я сушу свой промокший январь,
прижимаясь спиной к чёрной меди немого коня.
из стабильности мне непривычной как-будто стрелой
выпускаю всю смуту вновь мимо того алтаря,
на который поставлена жизнь неумело, и впредь
клятвой бешенной буду беречь свой потухший очаг.
и в Неве глубоко утопает из прошлого плеть,
захлебнувшись в сивухе невыпитого первача.
лабиринты похожих домов не сулят новый мир,
только в поисках смысла наткнусь на знакомую дверь.
в череде бесконечных пейзажей, полётов, картин
заблужусь, огибая маршруты твоих каравелл,
что смертельно-опасно по курсу плывут прямо вброд.
пьяным хакером вскрою тот сервер, что не передал
весь корявый, залитый вином, наспех созданный код,
шифровавший мою любовь. он точно едкий напалм
прилипает к поверхности твоих истёртых зеркал,
что неверием заперты.
бьюсь точно рыба об лёд.
тени движутся вдаль -
банкомат, супермаркет, вокзал,
мы роняем себя с сигаретой.
летит небосвод
так насмешливо в головы нам окольцованным днём,
что опять принесёт бытовуху с приправой страстей.
колесится сансарой ответ мой под грязным тряпьём,
что опять вникуда ускользнёт
под бельмом
фонарей.
ПЛЯШУТ В СУМЕРКАХ ЗВЕЗДЫ
всё, что было святым - то растоптано
не смотри мне в глаза - не увидишь
ничего. оголённостью провода
сбило вынужденное затишье
нам бы радоваться и общаться
в этой комнате, где кружат белым
стены, лица
где время сквозь пальцы
так коряво течёт, неумело
пополам разломили упрёки
в небе месяц. он впился рогами
в крышу дома, но дом давно мёртвый -
запинали его сапогами
я тебя в нём укрою ладонью
пусть беснуется солнце в морщинах
мы проснувшись об этом не вспомним
пляшут в сумерках звёды невинно
ОТ СЕБЯ НЕ СБЕЖАТЬ
от себя не сбежать, но собою быть невыносимо,
плен опущенных рук навсегда запрещает бороться.
каждый божий мой день - это личная Хиросима,
что взрывается с каждым провалом, и дымные кольца
воскрешают действительность вместе с убогим изгнаньем,
куда я добровольно свой путь расчерчу белым мелом.
здравствуй брошенный скит -
буду я оголтелым вандалом,
нарисую под окнами счастье опять неумело.
ЛИНИИ СОТКАНЫ В ПРОПАСТЬ
засасывает, давит стремлением
вечный город, огнями разодранный.
поперхнусь я осколком фонарным,
раскурю себестоимость мысли,
за бесценок продам свою душу,
обменяю всю разность маршрутов
на дорогу с работы до спальни,
на чернилами залитый остров,
где под лампой запрячусь
там просто
приковаться цепями к тетрадке.
по воде бить руками безумно,
не хотеть всеми силами утро.
только линии сотканы в пропасть
вечных дней,
что однажды прервутся.
НЕ УМЕСТИЛИСЬ НИ В ОДИН РАЗМЕР
нужно что-то писать
высокохудожественное
и желательно не о себе
поэты слагают про дожди и сны
про лабиринты минотавра
логичные и выверенные строчки
моя же боль не уместилась
ни в один размер
свернулась на коленях кошка
и мурлычит
я лишь тебе об этом напишу
потом
ну а пока
в кроватку тёплую комочек уложу
любви и веры
с ног поднять их силясь
ДО НАГОТЫ
оседает налётом как известь на чайнике
скопище ссор и проблем
второй день пустота внутри - бешенный маятник
ограждает от всех меня дел
я курю в щель окна, разбавляя пустоты внутри
монологом простым
оголённым куском без костей и без кожи
плетусь с грузом чувства вины
от зимы и до лета
под шкурой флешбеков
отчужденье не греет и страх
мне б представить, что этого не было/нету
засыпая на сильных руках
только утро придёт и серпом из объятий
вновь выдернет. жить новый день -
это худшее из всевозможных проклятий
что гнетёт как провальный катрен
в среде местных талантов
житьё да бытьё
протащивших со строк на биты
я бегу от стихов, мол здесь всё - не моё
раздеваясь в них
до наготы
ТОЧКА ОПОРЫ
город каналов и проспектов
выкуривает баржевыми выхлопами
нас на окраины леса
где вроде есть точка опоры
где я без вины в своём взгляде
строкой обнимаю всю землю
что нас убаюкает в мокрой траве
где так страшно дышать, когда ты рядом
мне
после долгой вечерней прогулки
СБЕЖАВ ИЗ ДОМА
ещё один день прошел
был ли он
взгляд ловит надоевшие картины
с кривыми очень плотными мазками
огней, машин и суеты людской
в холодной серой галерее
где я когда-то заблудилась
сбежав из дома
дома не найдя
|
|