"Зачем пишется юмористика? — недоумевал Мандельштам. — Ведь и так всё смешно". И часто смеялся "от иррационального комизма, переполняющего мир".
Эти заметки — из той же области. Они порождены иррациональным комизмом нашей жизни.
Цикл «Смехотворинки» занял первое место на всероссийском конкурсе юмористической миниатюры, проводившемся на портале «Планета писателя», а одна из них, под названием «Как познакомиться», стала победителем конкурса «Самая смешная и дурацкая история», объявленного писателем Борисом Акуниным в его блоге. Он выбрал её как лучшую из более чем 500 произведений разных авторов. Особенность этого цикла состоит в том, что все истории в нём подлинные, ибо окружающая жизнь даёт богатый материал для всякого рода смешных ситуаций.
САМОИРОНИЗМЫ
(непридуманные рассказы)
Хоть бы раз заштопать…
В семнадцать лет, мечтая стать верной и преданной женой, я писала:
Милый, как ты? Что ты?
Кровь стучит в виски.
Хоть бы раз заштопать
Мне твои носки!
Многих читателей, преимущественно мужчин, (включая обозревателя "Книжного обозрения" А. Щуплова) умиляли и восхищали эти строки. Носки в данном случае выступали как символ наивысшей жертвенности в семейной жизни, как максимум того, что может сделать влюблённая женщина для любимого мужчины.
Во всяком случае так мне тогда это представлялось. В действительности дело обстояло иначе.
Однажды, помню, провожал меня в студенческой юности один мальчик, потенциальный жених. Он, видимо, решил устроить мне в тот день экзамен на звание будущей жены, проверить на предмет домовитости и хозяйственности. Оторвав у себя от пальто пуговицу, якобы случайно, он попросил меня пришить. Но не на ту напал. Зайдя в квартиру, я с порога крикнула бабушке, кинув ей на руки это пальто: "Ба! Пришей!"
Больше я этого жениха не видела. Что называется "отшила."
В семейной жизни Давид давно уже примирился с моей абсолютной, я бы даже сказала, уникальной бездарностью в этом деле. Если я что-нибудь всё же пыталась зашить или пришить, то это оказывалось пришитым хоть и насмерть, но не туда, не тем концом, к подкладке или к нижнему белью, а всё мной зашитое укорачивалось наполовину, так что влезть в это зачиненное уже было невозможно, оставалось лишь выбросить. (О том, чтобы "сшить", речь даже не шла, страшно подумать, каких монстров бы я породила.)
С носками же дело обстояло ещё хуже.
Когда у Давида в каком-нибудь появлялась дырка, на что я ему незамедлительно бестактно указывала, и, стыдя – "что ж ты меня позоришь!", – требовала снять для штопки, он покорно и обреченно подчинялся, мысленно с этим носком распрощавшись навсегда.
Надо сказать, Давид был в этом вопросе очень деликатен: повесив носок на спинку стула, он мне никогда о нём больше не напоминал. Носок висел день, другой, неделю, месяц. Через некоторое время к нему присоединялся второй, третий. Я о них всё время помнила. Составляя план на день, первым пунктом крупно писала: "Заштопать носок." План менялся, пункты необходимых дел сменяли друг друга, но этот пункт оставался неизменным, как в юмореске Хазанова: "в деревне Гадюкино дожди". Эти гадюкины носки терпеливо ждали своего часа, когда же у меня наконец достанет душевных сил и совести ими заняться.
И однажды этот чёрный час моей жизни наставал. В какой-нибудь серый, мутный, дождливый день, когда никуда не хотелось идти, никого не хотелось видеть, всё валилось из рук, и тогда – а, всё равно уж, жизни нет, пропадай всё пропадом! – извлекались на свет божий эти злосчастные носки, эта "прореха на человечестве", которые я начинала остервенело и нещадно штопать. Это было похоже на казнь носков.
После чего они большей частью отправлялись в ведро для тряпок. Зато с тряпками у нас никогда не было проблем: носок для вытирания пыли, носок для шлифовки обуви, носок для мытья окон, раковин, ванны и т.д. и т.п.
Вот так. Стихи стихами, а жизнь жизнью.
Затянуто... по фигуре
Как-то у одной модной портнихи я сшила себе четыре пиджака разных цветов – на все случаи жизни. Чтобы она прониклась чувством ответственности, внушала ей, что сшитые ею вещи будет разглядывать взыскательная публика, будет полный зал, возможно, ТВ, и что от её покроя и качества пиджака во многом зависит восприятие отечественной и мировой поэзии.
Портниха прониклась и даже изъявила желание прийти на лекцию, чобы воочию убедиться, как будет восприниматься российская словесность в обрамлении её фирменного изделия. После лекции она подошла ко мне с кислой миной.
– Не понравилось? - испугалась я. – Что, скучно было? Затянуто?
– Не в этом дело, – поморщилась портниха. – Затянуто всё как надо, по фигуре. Но разве так надо читать в этом пиджаке? Ну что ты стояла, как вкопанная? Надо было вот как...
И она прошлась, качая бёдрами, крутанулась на каблучках, подбоченилась, повела плечиком, полуобернула головку, задорно улыбнулась... Нет, – вздохнула я безнадёжно, глядя на портниху-модель, - мне так нипочём не прочитать.
Любовь слепа
Приятельница привела на мой вечер своего знакомого. Лекция ему понравилась. И не только лекция.
– Ты знаешь, – доверительно шепнула она мне, – ты ему как женщина понравилась.
Я заинтересовалась:
– А кто он такой, откуда?
Оказалось – из общества слепых.
Я не знаю, какой я по счёту
Звонит пожилой слушатель 8 марта в 8 утра: "Я очень волнуюсь. Я хочу Вас поздравить стихами. Можно?" Читает: "Я не знаю, какой я по счёту...", – имея в виду, что не первый, кто поздравляет меня сегодня.
Смешная двусмысленность. "Нет, Вы у меня сегодня первый", – отвечаю я ему в тон.
Несравнимый поэт
По телефону звонит читательница, восхищается стихами.
– Вы хоть сами понимаете, какой Вы поэт? Вы хоть сами это понимаете?! – спрашивает она меня.
– Н-ну... (я в затруднении). Смотря с кем сравнивать...
– Да хоть с кем! Да с кем ни сравни! Ну назовите хоть кого! – горячится женщина.
"Кого бы назвать?" – плотоядно соображаю я. Глаза мысленно разбегаются.
– Назови Пастернака, – подсказывает Давид.
Не назвала. Совесть не позволила.
Тяжёлый вес
В одном моём стихотворении есть такие строчки: "Я – поэт нетяжёлого веса, но мне так тяжело". В конце творческого вечера одна слушательница попросила слова, желая высказать мнение о моих стихах. Она начала так: "Наталия Максимовна пишет, что она поэт нетяжёлого веса, но это неправда. У неё тяжёлый вес!"
С самыми добрыми побуждениями женщина наступила мне на больную мозоль.
Многие при этих словах невольно перевели взгляд на мою фигуру, которую я вот уже несколько лет безуспешно пыталась уменьшить. Давид хмыкнул. Вечером, обнимая меня, не преминул подпустить шпильку: "А поэт ты действительно весомый, это точно!"
Портрет с мужем
Саратовский художник, ещё лет семь назад изъявивший желание написать мой портрет,
после долгого отсутствия объявился на одной из лекций. Оказалось, что это желание в нём нём ещё не остыло. Я сказала об этом маме. Она всполошилась:
– Ни в коем случае! Скажи ему: "я замужем"! Скажи: "меня можно рисовать только с мужем!"
Садистка Валерия
Я, любуясь на экране певицей Валерией, Давиду:
– Когда я на нее смотрю, мысленно клянусь с завтрашнего дня заниматься зарядкой, не есть сладкого, бегать, худеть… Такой мощный стимул у меня, глядя на нее, для всего этого появляется!
Давил, деловито:
– Завтра же куплю тебе видеокассету с ее концертом.
Я, осознав, чем мне это грозит:
– Ну, это уже садизм.
Пятки души
Опять болит нога. Иду, прихрамывая, волоча свои «многолетние ноги», как изящно выразился по ТВ Э. Радзинский, утешая себя мысленно строчками Мандельштама: «К пустой земле невольно припадая неравномерной сладкою походкой...»
В конце концов и Байрон был хром, а Тарковский так вообще без ноги. Вспоминала русалочку, мучительно ходившую по земле...
Высоцкого с его «поэты ходят пятками по лезвию ножа и режут в кровь свои босые души...» (так как душа – в пятках?)
Так понемногу утешилась с помощью художественной литературы.
Правила жизни
В детстве и отрочестве я много работала над собой. У меня даже были свои "правила жизни", как у Николеньки Иртенева. Во вступительном слове к этим правилам я писала: "Терпеливо, упорно, настойчиво отвоёвывать каждую хорошую черту характера и как можно решительнее выбрасывать плохие". Потом шёл первый раздел: "УКРЕПЛЕНИЕ МОРАЛЬНЫХ КАЧЕСТВ (самых главных)". Они перечислялись. Затем – раздел №2: "УКРЕПЛЕНИЕ ДУШЕВНЫХ КАЧЕСТВ". И так далее. Самые главные качества, которые я считала нужным в себе выработать, были: смелость, воля, решительность, принципиальность, чувство собственного достоинства, потом шли: доброта, благородство, гуманизм, любовь к людям.
Я шла в школу и держала в уме весь этот набор качеств, чтобы при каждом удобном случае какое-нибудь из них проявить. Это оказалось очень непросто. Например, сосед по парте просил списать. Как быть? Что здесь проявить: принципиальность – и не дать списывать? Чувство собственного достоинства - и вообще не удостоить ответом? Смелость и решительность – и треснуть его по башке, чтоб учил? Или тут уместней проявить гуманизм и любовь к людям? Я задумывалась: а как бы на моём месте поступила Зоя Космодемьянская? Маресьев? Павлик Морозов?
Подруга сказала мне какую-то гадость. Первым побуждением было проявить смелость и находчивость и ответить ей тем же. Потом я вспомнила про силу воли и решила сдержаться. Потом решила проявить чувство собственного достоинства и смерить её презрительным взглядом. Я запуталась, как та сороконожка, и в конце концов проявила глупость: заплакала и убежала. Правила жизни никак мне не давались. Я оставила эту затею и стала жить просто, как бог на душу положит.
Письмо Татьяны
В 8 классе проходили "Онегина". Письмо Татьяны. Как-то так получилось, что я не читала его прежде. Это было потрясение, которое совпало с возрастом Ромео и Джульетты. "Душа ждала. Открылись очи. Она узнала: это он!" Мне почудилось, что он – это сосед по парте. Я написала ему письмо. В стихах, в лучших традициях классики. Писала, глотая слёзы. Но не учла, что время уже было другое. И он, получив послание, почему-то решил, что я над ним издеваюсь. Что это такой прикол. И встретил мой трепетный взор понимающим хихиканьем: "А здорово ты меня разыграла!"
Без любви
Воспитанная на идеалах классики, в юности я жила по правилу Чернышевского: "Умри, но не давай поцелуя без любви!" В жизни этот мой нравственный максимализм нередко подвергался испытанию. Когда я проходила практику на областном радио, во время монтажа в полутёмной монтажной оператор Шустер схватил меня за ногу. Может быть, он сделал это, не подумав. Машинально. Может быть, и не стоило поднимать такой шум. Но я, задохнувшись от возмущения, с криком бросилась в редакцию:
– Он меня схватил за коленку! Я не буду с ним работать! Дайте другого оператора! Он меня схватил...
Умудрённая жизнью редакторша недоумённо подняла брови:
– Ну и что?
– Да как это так! Без любви!!!
– А ты бы хотела, чтоб с любовью?, – саркастически рассмеялась та.
Птичка птеродактиль
В представлении иных читателей истинные поэты – это непременно костлявые аскеты с тоскующим взглядом и чахоточным румянцем на впалых скулах. Я, увы, такой не была. Что было поводом наших неоднократных пикировок с Давидом. Придирчиво оглядев мою фигуру, он начинал:
– Тебе надо похудеть.
– Да я и так ничего не ем! Я ем, как птичка.
– Птички разные бывают. Птеродактиль, например.
– Да я ем одну лишь травку!
– Динозавры тоже травкой питались.
– Давид! – взрываюсь я. – Скажи честно, ты бы сам на себе женился?
– Ни за что. Что я, враг себе, что ли?
– То-то и оно.
– Всё-таки он меня достал. Я решила начать бегать. В городе это было невозможно – увязывались собаки. Да и пыльно. Я утянула Давида в лес. Он шёл по тропинке, а я бежала вперёд. Потом – обратно, ему навстречу.
– Ну, как я бегу? Какой у меня стиль: трусца, рысца?
– Давид пригляделся: "У тебя – трясца". Нет, бег был не для меня.
– Я решила купить "Гербалайф". Это было дорого, но я сумела убедить Давида, что красота требует жертв. И что торг в данном случае неуместен.
– Начались дни голодных пыток. Обед был положен лишь раз в день. А утром и вечером – только какая-то дрянь в порошках и таблетках. Я ждала этого вожделенного обеда целые сутки. Даже ночью он мне снился. Если Давид заставал меня ненароком на кухне, то поднимался крик.
– Как ты смеешь есть?! Зря, что ли, такие деньги отдали?
– Это мой законный обед! Имею право! – надрывалась я.
– Твой законный обед был три часа назад!
– Ты что, как шпион, следишь за каждым моим шагом? Это невыносимо!
– Я крепилась день, другой. Но потом, не в силах договориться со своим желудком, под покровом ночи, тайком, как Васисуалий Лоханкин, пробиралась на кухню. Наутро меня мучила совесть. Каждый сброшенный килограмм давался ценой физических и душевных мук.
Через каждые три дня мне звонил дистрибьютер. (Так назывались люди, продававшие "Гербалайф"). Он пытал меня, на сколько сантиметров я уменьшилась и в каком месте. Это ему было нужно для отчёта. Отвечать мне было стыдно вдвойне: и как женщине, и как добившейся весьма скудных результатов.
Однажды дистрибьютер увидел мой портрет в газете. Из статьи под ним он узнал, что я провожу вечера при большом скоплении народа. И обратился ко мне с просьбой от имени фирмы рекламировать их товар.
– Это как? – не поняла я.
– Ну вот Вы там рассказываете о чём-то. А потом скажите, что вот Вы потому так хорошо выглядите, что употребляете "Гербалайф".
Я представила эту картину. После проникновенных слов о Тютчеве или Мандельштаме я объявляю, как Якубович: "А теперь рекламная пауза! Покупайте "Гербалайф! Вы почувствуете кайф!" Такое мне бы и в страшном сне не приснилось. Разумеется, я отказала фирме.
Семейный портрет в пеньюаре
Однажды утром я вышла за чем-то на балкон в пеньюаре. Давид подкрался с "Полароидом" и меня щёлкнул. Получилось неожиданно хорошо. Я загорелась дать именно это фото на свой сборник.
– Смотри, какая я здесь красивая. Поэзия в глазах, печать мысли... Я так никогда больше не получусь.
Давид возражал:
– Но ведь ты здесь в пеньюаре. Это неприлично.
– А может, это и к лучшему? Больше будут сборник раскупать.
– Мы же не "Анжелику" издаём, а стихи замужней женщины.
В конце концов было решено попросить в типографии отрезать фото по самую шею, чтобы пеньюара в книжке было не видно. Там обещали, но в последний момент забыли это сделать. Так я и осталась с пеньюаром. Утешало то, что современная мода летнего сезона была не слишком далека от нижнего белья.
Однажды я по секрету поделилась с подругой эротической тайной своего снимка. Она очень удивилась:
– Да что ты говоришь! А мы ещё спорили с сестрой, что это у тебя за любопытная кофточка. Я даже хотела заказать себе такую же.
Я вспомнила, как где-то читала, что наши войска, возвращаясь после победы, в числе прочих трофеев привозили из Берлина и разные немецкие тряпки, в том числе женские пеньюары. Многие наши женщины, никогда их в глаза не видевшие, решили, что это богатые вечерние туалеты, и появлялись в них в гостях, в ресторанах, в театрах.
Подумать только, что я спустя полвека чуть было не возродила эту моду!
Как познакомиться
В передаче "Иванов, Петров, Сидоров" представляют книгу "Как познакомиться за 3 минуты". Оказывается, надо перед будущим суженым как бы невзначай уронить платок. Не заметит – уронить ещё раз. Я подумала: этак платков не напасёшься.
Вспомнила свои "ухищрения" в юности. Однажды шла в гололёд и упала. И тут же вскочила. Вдруг вижу: с противоположной стороны улицы ко мне со всех ног бежит молодой офицер. Видимо, хотел помочь мне подняться. А я-то уж встала, дура! И, чтоб исправить свою оплошность, снова упала, на этот раз нарочно. Лежу и строю планы: сейчас он ко мне подойдёт, я томно обопрусь о его плечо, попрошу довести до дома, там угощу чаем... Чувствую, что-то уж долго лежу. Смотрю – а это он, оказывается, за троллейбусом бежал! Вскочил в него и уехал. А меня так никто и не поднял.
Вспоминается ещё один, чем-то похожий случай, когда жизнь посмеялась над романтическими прожектами. У нас с Давидом был один холостой приятель, которого я вознамерилась познакомить со своей одинокой подругой. Продумала процедуру знакомства до мелочей: куда посадить, какой свет сделать, какую музыку поставить, когда невзначай оставить одних... Были припасены свечи, шампанское. Но злодейка-судьба распорядилась по-другому.
Первым пришёл приятель и тут же заскочил в туалет. А следом звонок – подруга. Я не успела её предупредить, что жених уже здесь, как она рванула ручку туалета. Задвижка сорвалась, и жених предстал ей во всей красе. Подруга ойкнула и от неожиданности пробормотала вместо извинения: "Здрасьте!" Приятель был в шоке, но по инерции вежливо ответил ей с унитаза: "Здравствуйте..." Вот так они познакомились. Продолжения, как можно догадаться, не последовало. Свечи, шампанское и томный голос Дассена победила какая-то дурацкая задвижка туалета, которую Давид не удосужился прибить попрочнее. Как подумаешь - от чего зависит порой судьба человеческая!
ИРОНИЗМЫ
***
Девица, объясняя, почему ей и её подругам неинтересна серьёзная поэзия:
– Ну мы же молодые!
***
Из телепередачи о Л.Толстом в Ясной Поляне: «В доме он любил всего несколько комнат». Особенно умиляет это «всего».
Любимый афоризм
По саратовскому ТВ – интервью с депутатом Думчевым. Корреспондент спрашивает:
– Ваш любимый афоризм?
По глазам депутата он видит, что тот в затруднении, не понимает вопроса. Мягко поясняет:
– Ну, любимая пословица, поговорка, афоризм.
Думчев, воспрянув:
– Мой любимый афоризм – это быть честным, трудиться, любить свою Родину... (Видимо, спутал со словом "девиз"). Я, отхохотав, Давиду:
– Вот смеху будет, если его назначат министром культуры.(Была как раз вакансия). Давид:
- А ты думаешь, не такого, что ли, назначат?
Рядовые поэзии
В конце вечера кто-то вылез с чтением своих стихов. Это – как цепная реакция, вслед за ним потянулись другие. Один оратор глупее другого, каждый стих ещё хуже предыдущего. И, кажется, нет предела этой вакханалии графоманства. Из первого ряда тянет дрожащую руку старушка, она тоже жаждет выступить. Уж не знаю, кем представлялись ей выступавшие до неё поэты, но она произнесла следующую фразу:
– А от рядовых – можно?
Их разыскивает слава
Поэтесса Элана, продавая свой сборник стихов в «Доме книги», вывесила в рекламных целях свою фотографию. Зрячкин, в отчаянье, что не купили ни одной его книжки, вывесил рядом и свою. Стенд стал напоминать милицейский: «Их разыскивает милиция». Читатели, до сего времени проходившие мимо, стали останавливаться чаще.
Русский размер
Хотела купить дешёвое мороженое (было с собой мало денег). Долго искала на прилавке и выбрала самое скромное и захудаленькое за 6 рублей. Потом прочла название на бумажной обертке: «Русский размах». Удивилась несоответствию такого громкого названия жалкому содержимому. Что это, юмор такой русофобский или инерция великодержавного мышления? Расчёт на то, что патриоты купят и такое из-за одного названия? Поистине «умом Россию не понять».
«Была когда-то такая незамысловатая песенка: «Русская тройка, русский простор, русская стройка, русский узор…» И так далее, до бесконечности. Эти дурацкие куплеты невольно приходят на память, когда встречаешь участившиеся в последнее время названия опусов или книг саратовских авторов: «Русский вопрос», «Русский день», «Русский бал», «Русское небо»…
Шовинистический угар охватил даже… торговцев презервативами. На витрине одной из аптек красуется всем известное резиновое изделие под гордым и несколько двусмысленным названием: «Русский размер». Вот теперь понятно, что это значит – «любить по-русски».
В одном из интервью Инна Лиснянская вспоминала о своём детстве, о том, как приехала в пионерский санаторий, и там был начальник, который всё время говорил: «Вы не просто дети, а вы - наши, советские дети. Вы едите не просто капусту, вы едите нашу, советскую капусту. Вы нарушаете не просто тишину, а нашу, советскую тишину».
Кто-то написал слово из трёх букв в уборной, и начальник сказал на митинге: «Дети, вы портите не просто уборную, а нашу, советскую уборную».
И тогда из шеренги вышел мальчик: «Дядя, Вы не просто идиот, Вы наш, советский идиот!» Устами младенца...
Поставь вместо «советский» - «русский» - суть от этого не изменится. Надо ли объяснять, что патриотизм не измеряется количеством употребления слова «русский» на единицу текста, которое в ином контексте звучит неуместно, нелепо, смешно: «Я сын отца, я русский слишком», «небо тревожное, русье», «славянское небо - не знаю бездонней» «Почему эскалоп и лангет не заменят мне русский обед» и т. д.
Больше, чем поэт
В "Богатее" опубликована статья Е.Талпэу "И будет свет, сияющий в окне" о местной поэтессе Е. Мартыновой, получившей недавно новый статус редактора "Волги-21 век". Желая польстить новоиспечённой "приме словесности" (так та именовалась в статье), корреспондентка переадресовывает ей знаменитую фразу "Поэт в России больше, чем поэт". И тут же поясняет, чем именно: "Действительно, не только замечательная поэтесса, но и главный редактор журнала, кандидат наук, участник и стипендиат Форумов молодых писателей в Липках". На полном серьёзе полагая, что это – больше. Не пророк, не трибун, не совесть народа – что имел в виду Евтушенко, а – "участник форумов", "член Ассоциации саратовских писателей."До чего же измельчал поэт в наше время в глазах и умах иных корреспондентов!
Приятная поэзия
По ТВ (утром) актёр читает замогильным голосом: "Ночь, улица, фонарь, аптека..." Потом на экране появляется ведущая, видимо, не вникавшая в смысл прозвучавших стихов. Весёлым, оживлённым, жизнерадостным голосом Пятачка из мультфильма:
– Как приятно начинать утро с поэзии!
Смертельный диагноз
Поэты и – что чаще – полупоэты (то есть те, кто пишет без достаточных на то оснований) дарят мне свои сборники, ожидая в ответ обнадёживающих слов. К сожалению, хорошие стихи попадаются очень редко, и я бываю поставлена перед необходимостью говорить людям суровую правду, что всегда обидно и неприятно. Ахматова в таких случаях сравнивала себя с врачом, который вынужден ставить один и тот же диагноз: "Рак, рак, рак." Но она, не желая обижать людей дурным отзывом, говорила: "Если мне не нравится, я молчу или говорю что-нибудь вялое, человеческое. Ну, например: "У Вас есть чувство природы". "Слова стоят на своих местах." Мария Петровых в таких случаях говорила: "Ну что ж, в этом нет ничего плохого." Мандельштам был ещё уклончивее: "Это для Вас характерно." Для меня объявление такого диагноза всегда было тягостной и мучительной процедурой.
Как-то совершенно безнадежные стихи принес один мальчик, который ходил на все мои лекции, и мне было особенно жаль его обижать. Давид решил принять огонь на себя:
– Давай я ему скажу.
– Только ты поделикатней.
– Ну разумеется.
"Деликатность" Давида оставила желать лучшего. "Знаете... Вам не надо писать стихи", –
максимально мягким голосом объявил он юному поэту. Мальчик вспыхнул, круто развернулся и вышел. "Ну вот, теперь он больше не придёт", – огорчилась я.
Он действительно не появлялся на лекциях где-то с полгода. Потом пришёл – возмужавший, посерьёзневший, как бы многое понявший. Он подошёл к Давиду и прямодушно, от чистого сердца сказал:
– Знаете, я много думал... Вы во многом, вероятно, правы...– И протянул ему новые стихи. Давид просмотрел их и так же прямо и чистосердечно ему ответил:
– И всё-таки... Вам не надо писать стихи.
Поэт круто развернулся и вышел. На этот раз навсегда.
Удивительное рядом
Разговор по телефону с редактором "Земского обозрения". Я пытаюсь убедить его дать в газету объявление о предстоящем вечере Игоря Северянина в нашей библиотеке. Редактор, услышав имя поэта, удивляется: – Надо же! И я Игорь. Тёзка. Я, мягко говоря, удивляюсь этому удивлению. Однако объявления на "тёзку" не появилось. В следующий раз пытаюсь дать на Николая Заболоцкого. Услышав название вечера "Огонь, мерцающий в сосуде", редактор опять удивляется: "Надо же!" Но объявления снова не даёт. Звоню, осведомляюсь о причине такой немилости к поэтам, вечера которых были приурочены к юбилейным датам (у Северянина – 115 лет со дня рождения, у Заболоцкого – столетний юбилей).
– Мы даём то, что считаем нужным, – отчеканивает тёзка Северянина.
Удивительные редактора работают в наших газетах.
Глухота и простота
Объявления из разряда «Нарочно не придумаешь». В «Газели» на стене висит обращение к пассажирам: «Громко и внятно объявляйте водителю об остановках». И рядом – табличка с именем водителя: «Глухота Павел Борисович».
И ещё: возле нашего дома на дереве кто-то прикрепил листок бумаги с таким текстом: «Кто потерял ключи в траве у дерева – оставьте свой адрес».
Разговорчики
Куда уж больше?
Давида спрашивает юная артистка из народного театра, с которой он готовит композицию по моим стихам: «Давид Иосифович, а сколько Вам лет?»
– Много.
– Ну сколько?
– Угадай.
Думает. Осторожно:
– Ну... пятьдесят четыре?
– Больше.
Брови ползут вверх. Неуверенно:
– Пятьдесят восемь?
– Больше.
– Больше?!
И, почти с ужасом:
– Шестьдесят?!
– Больше.
Она всплёскивает руками:
– Да куда уж больше!
Высший разум
По радио сообщают, что в Москве ураган и град с голубиное яйцо.
Я — Давиду:
- Высший разум хулиганит.
Давид, задумчиво:
- А Высший разум теряет разум?
Я, машинально:
- Нет! Ведь у него, кроме разума, больше ничего нет...
Парфюмеры
Лаконичный диалог, который случайно подслушал Давид в книжном магазине.
Покупатель, озабоченно:
– У вас "Парфюмер" есть? – имея в виду роман Зюскинда.
Продавец-консультант, высокомерно:
– У нас не парфюмерия.
Любовь по-стоматологически
Приглашаю своего зубного врача на свою очередную лекцию о Генрихе Гейне с названием, которое, как мне кажется, должно привлечь его внимание: "Зубная боль в сердце."
Однако ассоциации у врача были сугубо профессиональными. Удивлённо покосившись на меня, он поучающе изрёк:
"Зубная боль в сердце – это инфаркт!"
Эй, вы!
Сижу в очереди в поликлинике, что-то по обыкновению читаю, чтобы не терять зря время. Вдруг кто-то меня окликает: «Эй, Вы, блондинка! Кто за Вами?»
Вечно больная проблема: как обращаться к незнакомым людям? Сколько уж копий ломалось по этому поводу! «Мужчина – женщина», «сударь – сударыня», «господа – товарищи» – ничего не прижилось. Но «блондинка» – это уже что-то за пределами.
А как мне в таком случае к нему обращаться: «Брюнет»? Или – что более соответствовало истине – «лысый»?
Счёт не в нашу пользу
Поставили счётчики воды. Их долго не хотели в ЖКО фиксировать, кормили завтраками, издевались в трубку. Удалось надавить через общество потребителей посредством угроз подать в суд и прокуратуру. Наконец после множества методических посещений и звонков счётчики зафиксировали, то есть признали за нами их правомочность. И тут выяснилось, что мы платим теперь за воду гораздо больше. Начались мелочные подсчёты, кто сколько потратил воды и взаимные упрёки в расточительстве драгоценной влаги. Характерный диалог. Я – Давиду, выходящему из ванны: - Как помылся?
– Да рублей на сто!
Непохож на себя
Говорю по телефону с одной своей слушательницей. Зашёл разговор о национальности Давида. (Объясняю, как легче его узнать при встрече.) Но, оказывается, она его уже видела: "Да он не похож на еврея!" (успокаивающе, явно желая мне сделать приятное). Я, недоумевая: "Как же не похож? Кто же тогда похож?" – "Нет-нет, не похож. Ну, чуть-чуть." И не подозревает, что этим проговаривается, выдавая свой бессознательный антисемитизм. "А что, это плохо – быть похожим на еврея?" Лёгкое смущение. "Да меня саму муж порой еврейкой называет!" Без комментариев.
Мы её проходили
На книжный склад забрёл покупатель с девушкой. Она филолог. Давид предложил ей мои стихи.
Она, нехотя:
- Не, я стихи не очень...
Прочитала два-три.
- Пожалуй, куплю. От души написано.
Давид предложил второй сборник. Купила и его. Прочла мою фамилию на обложке.
- Ой, Кравченко. Я её знаю. Мы её проходили.
Давид:
- По-моему, Вы что-то путаете.
- Нет-нет, точно проходили. На современной поэзии.
Я мягко попеняла Давиду:
- Ну зачем ты разубеждаешь? Пусть.
Домашние экспромты
Я – Давиду (утром из ванны):
– Поскольку я в неглиже, ты на меня не гляже.
А это Давид – мне, тоже, выйдя из ванны:
- Тёр мочалкою ретиво,
Кипяток лил докрасна.
Я-то думал, это мыло.
Оказалось – седина!
А это снова я, после завтрака, над разбитой вдребезги тарелкой:
- Одной тарелкой меньше стало –
Одною песней больше будет.
Лечение кошкой
Утром по ТВ говорили о том, что глажение кошки снижает давление. Проводили эксперимент: три женщины гладили по 5 минут трёх кошек - у всех снизилось. Потом оказалось, что две из них гладили игрушечных кошек. Т.е. дело не в кошке, а в том, что человек в покое, совершает ритмичные движения, гладит что-то мягкое, шелковистое, не важно что. Результат тот же.
Я, уже было задумавшись о приобретении кошки для снижения Давидовой гипертонии, облегчённо вздохнула:
- Кошка не принципиальна. Можешь гладить, например, меня.
Давид:
- Да у меня тогда наоборот, поднимется...
Эротические ножки
Мне позвонила знакомая журналистка:
– Ты не поверишь, но про тебя ещё один дурак написал.
Я возмутилась:
– Сколько можно трепать моё имя? Я уже не успеваю отвечать этим гадам.
Поводом к статье послужили мои стихи в коллективном сборнике, в частности, строки:
И всё смешалось: губы, руки, мысли...
Творец небесный шлёт свои дары.
Как грузно звёзды гроздьями нависли,
как грозно содрогаются миры...
Казалось бы, что такого? Нормальные эротические стихи. Мой оппонент вспоминал "Полтаву": "Смешались в кучу кони, люди..." Иронизировал: "Смешались руки и, наверное, ноги..." Хотя о ногах у меня не было ни слова. А хоть бы и было! Странное дело, когда Пастернак пишет: "Скрещенье рук, скрещенье ног", – почему-то это никого не шокирует.
Давид говорит:
– "Смешались ноги" – это хорошая реклама для сборника. Пусть пишет. Сразу все побегут сборник покупать. "Смешались ноги" – это он хорошо придумал.
Вспомнился недавний разговор об Абраме Терце, «Прогулках с Пушкиным».
В частности, о его знаменитой фразе: «Пушкин на тонких эротических ножках вбежал в литературу», наделавшей в свое время столько шуму.
Пашка, задумчиво:
– У меня вот тоже тонкие эротические ножки. И что?..
Фаллическая тема
Мужу звонит старый друг К. Давид извиняется, что не может долго говорить:
– У меня тут утюг стоит.
К., задумчиво:
– Это хорошо… Что хоть утюг стоит. У меня вот уже ничего не стоит.
Вспомнилось выражение В. Соловьева о Бродском, который в первые 2-3 года в США был одинок, неприкаян и «писал стоячим». Когда-то писали пресловутой кровью сердца. Потом Б. Поплавский в своем дневнике «расширил» диапазон писательских средств: «Пиши животно, салом, калом, спермой, самим мазаньем тела по жизни», – призывал он к новому виду искусства. (Попыталась представить себе подобное творение – бр-р-р!)
Еще цитата на ту же щекотливую тему. Давид сохранил вирши одного юного поклонника своей бывшей жены, который клялся ей в вечной любви, невзирая на отсутствие взаимности: «Но с этим я не примирюсь. Навек останусь я стоячим!» (в смысле стойким). «Это написано стоячим», – заметила я, когда Давид мне, давясь от смеха, их прочел.
Критик Михаил Золотоносов глубокомысленно заявил в одной из статей: «Мандельштам как поэт слишком фалличен…» А. Кушнер в книге «Волна и камень» над ним иронизирует: «Интересно, Пушкин тоже «фалличен» или не слишком? А Блок, Маяковский?»
Ничего не вижу
П.: – Рассказать анекдот? Нет, Вам нельзя это слушать. Вы же девственный человек. Вы же потеряете свою девственность.
– Не потеряю. Рассказывай...
Вспомнила это, когда читала у Инны Лиснянской в «Хвастунье»:
«Юз Алешковский приехал в Переделкино.
Я говорю ему:
– При мне не матерись!
– Ты же не ханжа.
– Понимаешь, я каждое слово вижу.
Юз аж за голову схватился: «Несчастная!» Через некоторое время, не слыша от него привычных оборотов речи, люди стали ему говорить: «Юз, ты на себя не похож. Что случилось?»
А он: «Это Инна. С ней такая беда: она каждое слово видит».
Так вот я – не вижу. Это тот случай, когда моё воображение не срабатывает. И когда я слышу какой-нибудь диковинный оборот, то воспринимаю только вот эту корневую морфему, ощущаю гибкость русского языка, филологический смысл, но не представляю себе того, что стоит за всем этим. Иногда приходится произносить что-нибудь подобное на лекции, если это, скажем, строчка из стиха классика – из песни ведь слова не выкинешь. После чего в мой адрес раздаются нарекания: как я (!) могу этакое произносить вслух. А я просто эти слова, в отличие от Лиснянской, «не вижу».
Вспоминается в связи с этим Ахматова, снисходительно разрешившая Галичу петь в её присутствии песни с матерными словами: «Ну мы же филологи!»
Станислав Рассадин, говоривший о Науме Коржавине (Эмке Манделе): «Не ругайся Мандель матом – был бы Мандель дипломатом».
Новое прочтение Тургенева
В программе "Утро" представляют новый фильм режиссёра Грымова: эротическая версия "Муму".
Сенсация! Новое прочтение Тургенева! Корреспонденты теснятся с видеокамерами, режиссёр не успевает раздавать интервью.
Мы с Давидом заинтересованно прислушиваемся. Оказывается, гвоздь сюжета составляет любовь престарелой барыни и Герасима.
– Я не согласен с Тургеневым, – скромно, но с достоинством молвит режиссёр, отстаивая своё творческое право на прочтение классика.
Л. Гурченко, которую пригласили на главную женскую роль, – отказалась, назвав фильм "патологией". Л. Максакова согласилась.
Я говорю:
– Герасим – геронтофил... Круто. Но можно было бы сделать из него, например, зоофила: любовь Герасима к собаке.
Давид добавляет:
- А можно было бы ещё круче: любовь барыни к собаке.
Собачья тема
Спим не до первых петухов, а до первого собачьего лая. Линдино требовательное: «Ав!» – сигнал к побудке.
Мальчишки во дворе о Линде: «Прикольная собака!»
Соседские дети лет пяти, взобравшись на дерево, вне досягаемости кусачего пса, дразнят его сверху: «Микки – сволочь, Микки – сволочь!»
Прохожий на улице даёт Линде кусочки колбасы. Та угодливо вертит хвостом – вертихвостка.
– Линда! – одёргиваю я её. – Перестань попрошайничать!
– Ну зачем? – недовольно говорит мужик. – Я угощаю!
– Да у неё дома всё есть!
– Дома... – бурчит он. – Мало ли что дома! У меня дома и жена есть, – заявляет вдруг, многозначительно меня оглядев.
Она любила свободу
Соседская девочка Олеся сочиняет рассказ о моей собаке Линде. Это сейчас она моя, а до меня полгода жила на улице, в нашем дворе. И нашла её именно Олеся. Повествуя о злоключениях псины, завершившихся счастливым концом, школьница пишет: "...и Линду взяли на поводок. Мы все плакали. Ведь она любила свободу!" Заканчивался рассказ так: "А теперь она живёт у доброй женщины, знаменитой писательницы тёти Наташи."
Лай по существу
Линда ни с того ни с сего начинает лаять противным визгливым голосом. Несколько раз подхожу к дверному глазку: никого. Ложная тревога. И так весь вечер. Пытаюсь внушить ей: "Линда, не будь брехливой собакой. Лай по существу!"
Грубый попугай
Из разговора с Олесей:
Я: – Научился ваш попугай говорить?
О: – Нет. Мы на своем языке говорим, он – на своем.
Поясняет:
– Начнем с Леной ругаться, а он тоже ругается по-своему.
– Откуда же ты знаешь, что ругается?
– Ну… Чирикает грубо.
ДОМАШНИЕ ПЕРЕБРАНКИ
(из заметок 2001-2003 гг.)
В коментах к к одному из постов на ЖЖ несколько человек отметили мои «остроумные "перебранки" и «забавные "перепалки" с мужем», выразив желание почитать об этом ещё. Я порылась в сусеках и извлекла на свет божий ещё несколько «перепалок», решив сделать это отдельным жанром своих заметок.
Интеллектуальная ругань
Скандалили с Давидом из-за моей неверной (якобы) трактовки Мандельштама. Я придерживалась линии Аверинцева, он — Гаспарова. Так кричали, что слышали соседи.
Знали бы, по какому интеллектуальному поводу так страшно ругаемся.
Особые приметы
Читаю в газете объявление: "Пропала девушка. Особые приметы: все зубы гнилые..." Какой ужас, думаю. Мало того, что человек погиб, так его ещё и позорят после смерти. Я говорю Давиду:
– Если я когда-нибудь пропаду - только попробуй укажи какой-нибудь мой недостаток. Найдусь – убью. Пиши: "Пропала красавица". И чтоб никаких там "особых примет"!
Заветы Сократа
По телевизору рассказывают о Сократе, который призывал в своё время всех жениться: "Попадётся хорошая жена – будешь счастливым, плохая – станешь философом".
Я спрашиваю Давида:
– Ты счастливый или философ?
Давид, поразмыслив:
– Счастливый философ.
Не облако, а обло
Я, вспомнив С. Гандлевского («Это яблоко? Нет, это облако…»), спрашиваю Давида:
– Я для тебя кто – яблоко или облако?
(Перед этим кто-то из моих слушателей написал мне на брошюре с программой «Яблока»: «Вы не яблоко, а облако»).
– Ты не яблоко, и не облако. Ты – обло.
– ?!
– «Чудище обло, стозевно и лаяй».
– Сам ты «лаяй»!
Тут Линда присоединяет к нашим голосам свой визгливый «лаяй», как бы заступившись за меня в этом наглом поклёпе.
Конец неотвратим
Давид, нервничая, что я не успею подготовиться к лекции, заставляет идти заниматься. Я, отмахиваясь, говорю, что у меня всё просчитано и я успею. Подняв вверх палец, назидательно цитирую:
- Но продуман распорядок действий!
Давид, вперив в меня указующий перст, парирует:
- И неотвратим конец пути!
Психиатрия
Учу текст передачи о Борисе Поплавском. Завтра запись на телевидении.
У этого поэта необычайно трудная лексика. Попробуйте, например, выговорить: "грандилоквентный" (что это – никому неведомо, ни в одном словаре я этого слова не нашла). Слово "эксгибиционист" я могу произнести лишь в три приёма. Это ещё хуже, чем "экзистенциализм" или "трансцендентный". А стихи! Я учу их в кухне, в ванной, по дороге в магазин. Уже разговариваю его стихами. Разогреваю Давиду обед со словами:
Готов обед мечтательных повес!
Как римляне, они вкушают, лёжа...
Провожая Давида на работу, простираю вслед ему руки:
Гамлет! Ты уезжаешь? Останься со мной! –
пела безумная девушка под луной.
– Ты, "безумная девушка", – говорит Давид и крутит пальцем у виска. – Я чувствую, дело кончится психиатрической больницей.
Я вспомнила, как в тетради отзывов после одной из лекций обнаружила такую запись: "Лекции тов. Кравченко могут помочь при лечении психиатрических заболеваний. Врач-психиатр Б.С.Перепелов". Давид меня потом неделю дразнил: "Твои лекции только в дурдоме читать". А меня осенила идея: а что, если на объявлениях в газете приписывать: "Лекции Кравченко помогают от..." и - перечислять длинный список всевозможных хворей, как это делают наши экстрасенсы. Да если ещё при этом добавить, что мои сборники чем-то таким заряжены... Это ж сумасшедшие деньги можно брать!
Одною песней меньше будет
Перепечатываю старые стихи. Давид говорит:
- Да возьми одну свою книжку и раздери, чем мучиться.
Я ужасаюсь:
- Ты что!
- А что?
Мне это представляется каким-то святотатством.
Силюсь объяснить:
- Ну вот если бабочку уничтожить — и то в мире что-то изменится.
- Бабочку — изменится, а о твоей книжки ничего не изменится, - безжалостно заключает супруг.
- Одним читателем меньше будет.
- Он об этом не узнает...
Аборт книги
Я объявляю Давиду о том, что готовлю следующую книгу.
Для него это прозвучало, наверное, как в своё время – объявление Левитана о начале войны (он его ещё застал).
– Да ты что! – возмущается он. – Куда тебе ещё одну книгу! Мы же ещё ту не продали.
– Но пойми, – кричу я в ответ, – она же уже во мне, я не могу её не написать. Я беременна этой книгой!
– Сделаем аборт! – отрезал муж.
На носу очки а в душе осень
Мне выписали очки.
Давид смотрит с интересом на мой новый облик.
- Непривычно... Вид такой умный.
Собачьи поэты
Линда, пропадавшая где-то полдня, тявкнула за дверью, извещая о своем прибытии. Я впустила ее. Шумно дыша, псина бросилась к чашке с водой, долго и жадно пила. Потом брякнулась на свой коврик и «отрубилась». Спала она беспокойно, взвизгивая и постанывая во сне. Мы с Давидом с интересом наблюдали. Я:
– Где была, что с ней приключилось, кого видела во сне – мы об этом никогда не узнаем. А ведь ей, наверное, хочется рассказать, поделиться впечатлениями…
– Ничего ей не хочется, – сказал скептически настроенный Давид. – Она и разговаривать бы с нами не стала. У нее там свои дела, свой круг общения.
– Не скажи, – защищала я Линду, вернее, наше собачье-человечье родство душ. – И за что Бог так наказал собак? Ни пооткровенничать, ни поплакаться, ни мыслями поделиться… А ведь у них тоже, наверное, есть что сказать миру. Может, даже среди них свои поэты, философы есть… Только мы об этом не знаем.
– Еще среди собак поэтов недоставало! – в сердцах затронул муж больную тему. – Их среди людей-то – как собак нерезаных…
Суета сует
Давид решил читать Библию. Просил не тревожить.
– Давид, включи «Пока все дома».
Он, строго:
– Это суетная передача.
Неизбитое слово
По ТВ упоминается слово «орясина». Давид оценил его неизбитость.
- Надо будет его запомнить.
Я:
- И кому ты собираешься его говорить?
- Как кому? Тебе!
- Это мужское слово. Оно мне не подходит.
Долго спорим, какое оно — мужское или женское.
Готова более чем
Зову Давида ужинать. Он:
– Картошка готова?
Я, открыв крышку, после паузы:
– Более чем. Сгорела.
За завтраком
Утром спрашиваю мужа:
– Ты что будешь есть: омлет, манную кашу или овсянку?
Давиду не нравится ничего из перечисленного.
– Это всё равно что выбор между Ельциным и Зюгановым.
– И Явлинским, – пытаюсь я ему напомнить о третьем компоненте.
– Явлинского я здесь не вижу, – отрезает он.
Мама, заглянув в морозильник, включается в нашу предвыборную аналогию:
– А пельмени? Пельмени – Явлинский!
За едой у меня созревает стих:
– Что ты будешь есть? – тебя спросила, –
Кашу овсяную или манную?
Ты ответил: – Это равносильно
выбору меж Ельциным – Зюгановым.
Непредупредительная острота
Хмурое утро. Никак не можем с Давидом заставить себя встать. Я, по аналогии с "Покровскими воротами" ("на улице идет дождь, а у нас идет концерт"), говорю: – На улице идет дождь, а у нас идет подъем. Давид, всполошившись:
– Как дождь?! – бежит к балкону.
Я: – Да нет, это я острю.
Давид, с досадой: – Предупреждай, что остришь!
На любителя или ценителя?
Я – самокритично – о своей ранней книге: –Это книга на любителя. На большого любителя. На любителя меня.
Давид: – Не говори так! Говори: "На тонкого ценителя."
В ресторане уже были
В честь 175-летия библиотеки нас пригласили в ресторан. Размышляем, идти ли. Давид, раздумчиво: – Ну, в ресторане мы были... – Когда это? – А в китайском. Марина из Израиля приезжала, приглашала.
– Два года назад? Ну, ты как в том анекдоте: «Книга у меня уже есть».
На лаврах
Давид:
– Иди, занимайся! Чем ты занимаешься?
Я – в эйфории от письма Кушнера:
– Я почиваю на лаврах!