Новости, события

Новости 

Попутчик


Ветеранам Космических войск посвящается...
(По воспоминаниям отца.)

Смеркалось… Фирменный поезд «Жигули» лениво вздрагивал на стрелках Казанского вокзала.
Моим попутчиком был мужчина лет пятидесяти, чуть выше среднего, чуть полнее нормы, чуть лысее со лба, в стареньком потёртом костюме, но при идеально отглаженной белой рубашке и галстуке. «Типичный представитель командированного технаря», – подумала я, исходя из опыта бесконечного количества времени, прожитого на колёсах… Он приветливо поздоровался, забросил познавший жизнь портфель в поддиванный сундук и вышел из купе, закрыв за собой дверь, предоставив мне таким образом несколько минут для обустройства, размещения нехитрого багажа и приведения себя в порядок. Через четверть часа этот ритуал в обоюдном варианте исчерпал себя, и сосед мой с юношеской сноровкой извлёк из дорожной сумки свёрток с нарезанной заранее докторской колбасой, хлебом и зелёным луком, а также необходимое дополнение ко всему этому – чекушку «Русской».
-Вы до конца? – заговорил он первым, справедливо решив, что пора разрядить некоторую напряжённость.
Я кивнула, не выдёргивая взгляда из разинутой брошюры модного в те времена чтива.
-Вот, вырвешься из-под тотального контроля жёнушки, так почему-то в первую очередь возникает желание разрядиться, спустить пар, как говорят, – пробурчал он неназойливо, несколько извиняющимся тоном, откупоривая бутылку с заветным зельем, – Я немного, для сна, так сказать… Вы возражать не будете?

Я равнодушно пожала плечами и улыбнулась.
- А… может, компанию составите? – не унимался сосед. Я со вздохом отложила книжку и полезла в рюкзак за своими скромными закусками:
-Нууу…только если чуть-чуть, помощник из меня плохой в этом вопросе! Давайте хоть повод придумаем для мероприятия? Или пресно, за знакомство употребим? – я поняла тогда, что предстоит беседа, а это значит, что по обыкновению пора доставать мне свой походный блокнот для записей и карандаш … Сосед по-дружески прищурился :
-Праздник у меня завтра, хотя заранее и не положено отмечать, но как повод для выпивки – вполне подойдёт!
-Вы имеете в_виду День космонавтики или что-то личное? – не удержалась я.
- Вот в самую точку, можно сказать, вы попали! Да, День космонавтики я и считаю своим личным праздником! Уже тридцать пять лет как! Ровно в шестидесятом году, сразу по окончании школы, я поступил работать под крыло господина Пилюгина, в военную приёмку, на объект секретный, обзываемый по тем временам «почтовым ящиком». Я не уверен в глубине вашего образования, поэтому уточню, что Николай Алексеевич Пилюгин был в то время правой рукой известного вам Сергея Павловича Королёва, он был главным конструктором по системам управления, так сказать, ракетно-космических изделий. А на работу туда меня пихнул отец. Он служил в Центральном аппарате Министерства обороны и пытался устроить меня сначала в какой-то ракетный вычислительный центр, находившийся глубоко в подвале одного из особняков на Кропоткинской. Но с этим сватовством мы только время потеряли, так как оказалось, что лицам, не достигшим восемнадцатилетнего рубежа, по закону работать под землёй нельзя. И тогда он устроил меня в ту самую, как мы тогда называли, «императорскую», приёмку. Почему императорскую? На подобные придумки и сравнения мы были горазды! Народ молодой, самоуверенный, языкастый до грани, а иногда и за гранью дозволенного в те времена! Так вот, императорскую потому, что там служили сыновья главнокомандующего полигоном в Капустином Яре, там служил сын командующего Байконуром и там служил бывший адъютант самогО главкома, добровольно попросившийся с бумажной работы на технику. Ну, короче, много блатных… Кстати, к слову, названия Байконур тогда не было! Были номерные площадки в районе станции Тюра-Там, которая на Турксибе. Говорили, что Тюра-Там переводится как «один дом», но, боюсь, что это одна из командировочных легенд… Да, в то время Байконур был просто «двойкой», площадкой номер два, центром полигона. Город Ленинск – «десятка», аэродром Крайний – «семёрка» и так далее… Но об этом я узнал позднее, когда стал мотаться по командировкам. А в приёмку попал в ноябре, повторюсь, шестидесятого года, в кабельный цех. Представляете, двести тридцать монтажниц, а я один – семнадцатилетний мальчишка! Краснеть не успевал! То халатик у кого-нибудь распахнётся, то шуточки всякие скользкие в мою сторону – девки «зубастые» были! …

…Двенадцатого апреля шестьдесят первого, когда по радио передавали полёт Гагарина, столпились мы все у «колокольчика», рты разинули… Подходит ко мне командир, подполковник Павловский … Ты, говорит, помнишь, кабели СПО принимал, на доработку приходили? Так вот они сейчас в гагаринском корабле летят!

Вот поэтому, дорогая моя визави, этот день я всю жизнь считаю своим личным праздником! Свою первую ракету, их всегда называли изделиями, я увидел в городе Подлипки, ныне Королёв он зовётся. Ежели ездили по Ярославке, могли за загадочным забором видеть очень высокое здание, фигурно выложенное кирпичом. Это КИС – Контрольно-испытательная станция. Она такой высокой строилась для того, чтобы ракету можно было на неё поместить и проверять в стоячем положении. Когда КИС уже был построен, кто-то из учёных мужей неожиданно додумался, что ракету при наземных испытаниях можно и положить, а приборы на кабелях вынести наружу и установить, как нужно и в каком нужно положении… Ну, да ладно… Сейчас-то там всё по-новому! «Буран» и «Мир» стоят уже в усовершенствованном КИСе! «Буран»? Да, да, тот самый… Но врать не буду, по «Бурану» я не работал. Но лазить – лазил, в кабине сидел даже, пока кресла не демонтировали. В ночную смену в них ребята покимарить, подремать устраивались… Что вы так смотрите? Так и было! Когда готовили первый спутник, Королёв говорил, что работа, настоящая работа, начинается, когда заканчивается восторженность! …За тридцать пять лет вот такой вот работы восторженность моя давным-давно… Но не гордость за эту работу! Гордость – это у меня до могилы! На площадке КИСа, на стапелях стоят и семьсот тридцать вторые, и шестьсот пятнадцатые, – это «Союзовские», «Прогрессовские», «Мировские» блоки, навороченные электроникой. Здесь прошли годы моей жизни! В проекте одного только «Мира» я проторчал более двух лет! Причём безвылазно! Не каждая жена такие разлуки выдержит… Ну да это уже отдельная тема… Ровно сто электронных блоков прошло через мои руки! На нас работали два завода в Ижевске, три в Харькове, Киев, уж не говоря о Москве и ближнем и дальнем Подмосковье! Первый технологический комплект так быстро доделали, что не успели изготовить для него контрольно-проверочную аппаратуру, и изделия, несущие сложнейшие электронные схемы, шли на объекты без проверки. В день, когда всё это хозяйство отправили на полигон, у меня случилось прободение язвы, и о пуске космического корабля я узнал по радио, в больнице… Это был февраль восемьдесят шестого…

В разговоре время летело незаметно, ночь перевалила за ноль часов. Мы потихоньку закусывали, откуда-то появилась ещё одна чекушка «Русской»… Я уже не стеснялась своего любопытства, но и перебивать рассказчика мне не особо хотелось:
- А сейчас вы в какие палестины?

- А сейчас, милая барышня, я впервые в жизни еду в славный город Самару! В Самару – впервые, хотя в городе Куйбышеве, как она раньше называлась, я прожил в общей сложности более трёх лет, по двести двадцать суток в году! Тридцать дён в командировке, дома отмоешься, переоформишься, и опять…на тридцать дён… В общаге на Юбилейной улице даже своя комната была, крошечная: две кровати, две тумбочки, но зато ключ от этого счастья уже, кроме нас, никому не давали! Привезёшь, бывало, апельсинчиков килограмма два, мясца ребятам, которые на объекте… Время-то было голодное для командированных. Ну и спиртику! Спирт мне на нашем «почтовом ящике» давали без официальных бумаг, естественно, – такое отношение тоже заработать нужно уметь было! Но я не злоупотреблял, в месяц бутылочку возьмёшь – пустячок, а приятно! А вообще-то на объектах, в командировках, всё больше к «бормотухе» обращались, это разливной портвейн такой, это вам для информации…так сказать…

…Знаете, я на всю жизнь запомнил майора Андрейко Петра Николаевича, «хозяина» сооружений на «двойке»… Этот человек готовил пуски практически всех наших космонавтов, стоя на подножке мотовоза он вывозил ракеты-носильщики на стартовую, где и дневал, и ночевал последние, предстартовые двое суток. Во всём этом огромном хозяйстве, включая и кислородно-азотный завод, и складские площадки, он чувствовал себя едва ли не уверенней, чем на собственной кухне! Потом Петра Николаевича повысили, произвели в командиры части, по-моему, на девяносто пятой площадке. А уж там случилось несчастье: подрались солдаты разных национальностей… Дело дошло до того, что одни других заперли в бане и подожгли, а выскакивающих из огня били до смерти пряжками солдатских ремней, намотанных на кулак… Такое командиру не прощают… Он был конкретно понижен в должности и в звании, и снова появился на «двойке»… Мужик, скажу я Вам, – слуга царю, отец солдатам! Остёр на язык, строг, но без грубости. Повышал голос только при громко работающей рядом технике. Не дурак был выслушать анекдотец, хотя лично от него я анекдотов не слышал…

…Помню, как работали над спутником в Красноярске двадцать шестом. Сейчас его обозвали Железногорском почему-то. Какие там железные горы? Бред! Вот плутоний там обогащают, это да, это я знаю, да ещё говорят, что тоннель там под Енисеем на левый берег, вроде бы как хранилище ядерных отходов… Американцы со своей космической техники засекли, когда радиация в речной воде появилась… Городок небольшой, но очень симпатичный, за колючей проволокой правда… Пропуск туда в Москве через министерство мы каждый год переоформляли, порядок такой, секретность особая. Город новый, нет и пятидесяти лет, от прошлого только условные географические названия остались: «элка», «эмка»… Это раньше лагеря да зоны там были, объект «Л», объект «М»… А красотища там! Не передать! Сопки вокруг такие живописные!… Как-то по осени, в октябре месяце, ярко-жёлтые от листвы сопки в один миг стали чёрными. А как ветер поднялся, как дунул хорошенько, так всю листву и скинуло напрочь, только ёлки одетыми остались. Это когда при очередном пуске экипажа на долговременную орбитальную станцию на старте неожиданно включился двигатель второй ступени. Вторая ступень прожгла первую, всё полыхнуло, но экипаж благополучно взлетел километра на три и был отнесён системой ещё километра на четыре в сторону… Космонавты обо всём сообразили только в момент приземления, всё думали, что полёт проходит нормально. Даже умудрились доложить в центр управления полётом, что пролетают Ленинск… Вот такой казус… Так вот к чему это я? Октябрь считается проклятым месяцем для Байконура! Двадцать четвёртого октября шестьдесят четвёртого года при запуске изделия погиб маршал Неделин, и …ещё многие с ним. На месте его гибели, говорят, только золотая капелька от медали Героя Советского Союза осталась…В Ленинске, в братской могиле больше пятидесяти человек после того неудачного пуска… Рядом, в такой же братской – восемь… Это уже двадцать четвёртого октября шестьдесят седьмого произошло … Можно, конечно, продолжить этот трагический список, только вот не хотелось бы пугать вас на ночь глядя… Скажу только, что есть Приказ, запрещающий пуски двадцать четвёртого октября…
…Несколько объектов мы пускали со знаменитой ныне Плесецкой. Вообще-то это название станции, а сам город называется Мирный. Там по тайге много стартовых площадок разбросано под разные типы ракетоносителей. Как пуск, так всех сгоняют в убежище, в подвал монтажно-испытательного корпуса. И вот вам пример российских контрастов! Пуск ракеты, какой нет ни у кого в мире, можно сказать, на острие науки и техники, а строй солдат, обслуживающих площадку, идёт с керосиновыми лампами «летучая мышь»! Так вот о чём это я…. А! Вот… займёшь обычно место у двери убежища перед пуском, и как только ОНА загрохочет, – выскакиваешь, чтобы увидеть происходящее действо! Это, скажу я вам, зрелище! Особенно ночной пуск! Ради этого стоит жить! Вот только представьте себе: среди чёрной ночи лучами прожекторов выхвачена стартовая площадка… Где-то, по границе света и тьмы, стоят пожарные машины… Фермы обслуживания космического корабля уже откинуты в стороны, и ракета, освобождённая от этих коряг, сияет, будто ёлочная игрушка! Резкий всплеск красноватого огня… Несколько секунд ничего не меняется… И вот потихооньку, сниизу появляется рыжий гептиловый дым, который постепенно начинает заволакивать ракету… И, будто не желая утонуть в этом дыму, она меедленно начинает из него выползать… Меедленно, потом быстрее, ещё быстрее, и вот уже она пошла в сторону…
-А почему, кстати, в сторону?
-Ну, то, что в сторону, – это нам только так кажется! Ракета отрывается от Земли и летит вертикально в своей системе координат, а мы, вместе с Землёй, под ней вращаемся со скоростью тридцать км в секунду. Поэтому так нам и кажется… Так вот… потом хорошо видно отделение первой ступени, свечение двигателей… И вскоре всё это хозяйство в виде звёздочки уходит за горизонт… Даааа, есть, что внукам рассказать на старости лет… Ну всё! Заговорил я вас совсем, заболтал! Простите уж… Спать пора давно, скоро рассвет…
Рано утром, уже на самарском перроне мой попутчик достал из портфеля сложенный вчетверо листок:
-Это вам, милая барышня, довесок к моему рассказу… Много лет в портфеле катается со мной эта бумажка. Для жены писал, а отдать как-то, знаете ли, не сложилось…
Как оказалось, это были стихи…

- - -
На гОре мне пустыни сей проклятье,
Что мне мороз, Бабая завыванье,
В очаровании твоих объятий
Объятья твоего очарованья…

Ракетный рёв – не шёпот милых уст,
А память не покой несёт – страданья,
И вместо ожидания безумств –
Безвыходность безумства ожиданья…

А в полумраке МИКовской потерны*
Тоска любви сродни тоске погоста!
Я без тебя не стану слабонервным,
Я сильно нервным стану – очень просто…

Не даст уснуть проклятая забота,
Терзает сон видением чудесным:
То крылья ангела с московским самолётом,
То крылья ИЛа с ангелом небесным…
Площадка 113, 1984 г.
- - -
Я хочу рассказать вам, ребята,
Что тайга не зелёная вовсе,
Она цвета погона солдата,
Будь весна это, будь это осень.
- - -
Какие чувства властвуют сердцами?
Сухой приказ на всё даёт ответы.
Как командиры здесь командуют бойцами,
Так командирами командуют ракеты.
- - -
То день работы, то неделя роздыха,
То мотовоза геморрой настырный,
Автобусы, что тяжелее воздуха
Дробят нам зубы по дороге в Мирный.
- - -
Я хочу рассказать тебе, милая,
Не пускай ты в Плесецк мужика!
Хуже счастья, до боли унывного
Не придумали люди пока!

Плесецк, 06.2004.

Поделиться в социальных сетях


Издательство «Золотое Руно»

Новое

Спонсоры и партнеры