Новости, события

Новости 

"Барнаул как город высокой культуры" ("Россия и мир")


 

Есть такой город в России: Барнаул. Это на юге Западной Сибири. Немногие знают о его существовании. Когда в 1992 г я побывал в Москве у своей тети, она спросила меня: "Как там у вас в Казахстане, русских не шибко цепляют?" Я ее просветил, что Барнаул не в Казахстане, а на Алтае, в той его части, которая всегда входила в Россию. "А какой у вас там народ?".  "Вообще-то есть алтайцы, гораздо больше немцев, но в Барнауле этого не ощутишь. Это настолько русский город, что, кажется, три года скачи, ни до какого иного государства не доскачешь".

 

Тем не менее и в Барнауле течет какая-никакая жизнь, и даже, как уверяют официальные издания, Барнаул крупный научный и культурный центр.

 

Правда, непосредственное впечателение этого не подтвердит. Город - грязный пыльный, типичный провинциальный город России, единственной зримой особенностью которого является полное отстутвие каких-либо особенностей. Хотя, подобными характеристиками может похвастаться большинство русских городов, особенно на окраинах, где серый вид будней не нарушает величие какого-нибудь собора из татаро-монгольских времен. Впрочем, центральная улица, проспект Ленина, находится под неусыпным наблюдением городских властей и показать ее приезжим отнюдь не стыдно. Разве вот архитектура самая, что ни на есть типовая. Как-то видел по телевизору репортаж из Северной Кореи. Так их Пхеньян, если не брать исторической части, ни дать ни взять второй Барнаул. Отличие в новостройках начала XXI века, примечательных своей этажностью, но не градостроительным своебразием.

 

Если чем и нравился мне мой город, так это обилием пустырей, настоящих рощ (березовых, - они у нас называются колками и сосновых) и лугов. Увы, город, поглотив окресности (по площади он превосходит так называемый  малый Париж, то есть Париж в административных границах), с тех пор расширяется внутрь, выкорчевывая из себя остатки природы, втыкая безобразные многоэтажки на место рощ и парков. А также усиленно уродуя зеленые насаждения под разросшиеся автопарковки. Одна из таких устроилась прямо под моим окном, где раньше цветущая яблоня приносила мне немалую радость.

 

Современные достижения культуры зримо, а скорее слышимо долетели и в далекую Сибирь в виде аудиотехники. Из открытых окон на уши прохожих и жильцов изливаются потоки музыки. Эстафетную палочку подхватили автомобилисты с магнитолами. Некий жлоб в летний вечер открыв от жары двери, наслаждался на полном налете попсой в зоне досягаемости засыпающих окон; ему позвонили по мобильнику,  он прикрутил музыку: мешает и,  отзвонившись, продлил наслаждение.

 

У Барнаула очень красивые окрестности. Пока еще связка "были" не обрела полную силу, но обретает. Так, город огибается с востока и с севера Обью с прекрасными видами с высокого берега. Не верите, попробуйте проверить, если сможете, ибо небольшие доступы к реке, свободные от тупиков и огородов, заняли помойки. Красивый вид, естественно, дополняется соответстующим запахом. Пригородная зона уже на несколько километров - это зона глухих заборов, мусорных свалок, садовых участков и стройплощадок. А расширившиеся коттеджные строения еще дальше отодвинули природу от горожан. Впрочем, последние насмехаются над отдаленностью мест автомибильными вылазками. Куда еще автомибиль не досягает  - слава бездорожью  -  еще можно побродить по лесу и лугам и не наткнуться при этом на помойки.

 

Если бы мне предложили определить для названия характерную особенность города, я бы назвал Барнаул "городом открытых канализационных люков". Очень привлекательное черта для улавливания заблудших тел в ночное бесфонарное везде, кроме центра,  время.

 

Понятно, что если жители города так чутки к культуре, Барнаул не мог не оставить следа на культурной карте России.

 

В городе жили Ползунов и целая плеяда Петровых:  Петров (который открыл электрическую дугу, и вроде даже в бытность свою преподавателем Горного училища в Барнауле), Петров (известный художник, составил, нарисовал, написал виды многих городов Сибири), Петров (художник, в Барнауле провел детские и юношеские годы, а в 1937 слинял в Москву), Петров (архитектор, скрывавшийся под псевдонимом Ропет, в Барнаул наскочил лихим наездом, но оставил здесь здание Народного дома в псевдорусском стиле  -  едва ли не главная архитектурная достопримечательность города, по крайней мере, не типовая), Аносов (проводил ли он свои решающие опыты по созданию булата в Барнауле или в Томске, краеведы спорят до сих пор), Радлов (этот в Барнауле был долго, собрал гигантский языковый и этнографический материал по тюркам, но все увез с собою в Москву и пуще того  -  в Йену), о чем талдычат все турпроспекты, но даже мемориальных досок не оставили по себе, негодники. Что уж говорить об  имажинисте Шершеневиче  или Таирове, который три военных года выступал именно в нашем городе со своим камерным театром и очень подходящим для провинциального города репертуаром (Гоцци, Альфиери, Расин).

 

Зато есть памятники Шукшину (рукописи которого при жизни местный журнал решительно заворачивал), Пушкину, Высоцкому, Цою, открытые к их юбилейным датам, хотя к нашему городу они никаким припеком. А в сентябре 1991 года у нас, где даже в мыслях не было диссидентства и где еще в июле этого года мы согласовывали выпускаемые книги с крайкомом,  появилась площадь Сахарова. Зато в 1996 году краевая Дума стала Советом и просуществовала в таком названии аж до 2008 года, а фамилии советских первых секретатей засверкали и продолжают сверкать в названиях улиц. Как и передовиков производства. Среди которых есть, правда, люди достойные уважения, как например, замечательных хирург Чеглецов.

 

В городе достойно резвятся все 9 муз, но самая телесобильная из них литературная. К концу советских времен в Союзе писателей было 50 членов (в Томской области всего 5, а Новосибирская, несмотря на самопровозглашенный статус столичной для Сибири области, никогда не смогла поднять планку в 10), но это с весьма развитыми горноалтайским и немецким  в начале 2000-х число писателей сократилось до 42, но уже без национальных придатков без Горного Алтая, а где-то к 2006 году число инженеров человеческих душ снова перевалило за 50. В Союзах художников и архитекторов членов, надо полагать, не меньше.

 

Бывали в городе и известные писатели Кущевский, Шишков (хотя и проездом),  Караваева (даже написала на алтайском материале "Золотой клюв"), Новиков-Прибой, Бубеннов (совершенно забытый, и поделом: зачем получал Сталинскую премию?), а также гении местного производства Гребенщиков (его родина отошла в 1925 г к Казахстану), Ядринцев, Пиотровский. О них помнят, их имена живут в названиях улиц и мест общественного значения (краевая библиотека называется "шишкой", потому что им. Шишкова), но вот до издания знаменитостей руки не доходят. В  финансируемые местой администрацией "Библиотеку писателей Алтая" и "Классики алтайской литературы" попадают исключительно живые авторы и при чинах.

 

В советские времена город сиял многоцветием книжной инфраструктуры. Была куча магазинов, в том числе "Магазин иностранной литературы", где не было покупателей, "Магазин художественной литературы", где не было художественной литературы (если заглядывать на прилавок, а не под) и "Магазин подписных изданий", в котором можно было подписаться хоть на К. Маркса, хоть на В. И. Ленина, хоть на Большую советскую энциклопедию. А если кому хотелось Льва Толстого или Шекспира, нужно было ехать в соседний Казахстан: там с нашими и зарубежными классиками перебоев не было.

 

Теперь все книжные магазины закрылись. Остался один большой: новосибирский, где душа радуется от обилия учебников,  попсы, фэнтэзи, детективов, женских романов, классиков в тяжелых, дорогих и плохо сшитых саркофагах переплетов, научно-религиозно-историко-биографической попсы.

 

До революции 1991 года в городе выходил литературный альманах. Он, оказывается, выходит  до сих пор, но ни в единственный книжный магазин, ни в киоски, ни на книжный толчок, обильный и богатый в 1990-е годы  и скукожившийся теперь, ни в библиотеки не попадает. Писательская организация играет роль Сатурна, который почти не виден. Как и Сатурн, Союз  существует,  но для читательского глаза неразличим на книжных полках.

 

Единственное в городе краевое издание уничтожено. Администрация долго и упорно "перетягивала" его под свое крыло из-под министерского, как в союзные времена, подчинения, чтобы перетянув забыть. Не то чтобы его угробили специально, а просто им не занимались. Теперь на его месте возникло много новых, но издают они только тех авторов, которые приносят деньги, либо, как университетское издательство "обеспечивают учебный процесс". А деньги в основном несут соискатели степеней, административно одаренные люди, и лишь в малой степени писатели, и то, когда им дает денег та же администрация в рамках очередной кампании.

 

Нужно признать, что  и раньше особым размахом издательская деятельность не отличалась. В самый урожайный год культура региона плодоносила 106 названиями, куда включалось все, вплоть до "Памяток доярке" на 16 страницах в четвертушку листа, чтобы можно было засунуть в карман, до "Плана-проспекта на будущий год". Особенно страдали ученые, даже с именем. Из центра их отсылали домой, а дома они были "непрофильным товаром" для издательства. А уж писатель, покинувший пределы малой родины, так вообще подпадал под принцип "с глаз долой  - из сердца вон". Всю эту горькую долю при жизни испытали Шукшин, Бубеннов, Золотухин.

 

А еще сдерживала порыв строгая тематическая номенклатура. Однажды Марк Юдалевич, наша знаменитость, написал стихи:

 

"Прекрасен лес, и поле, и цветы,
Прекрасен лес, и поле, и цветы,
Песчаный плёс, и лодка у причала,
Но в мире нет прекрасней красоты,
Но в мире нет прекрасней красоты,
Чем красота горячего металла! "

 

(Разумеется, это не его стихи, это часто крутимая по радио песня. Но у Юдалевича было что-то аналогичное, я просто забыл точные слова.)

 

Так ему в крайкоме прямо указали: "Ты что это пишешь. Ты забыл, что у нас сельскохозяйственный край. Вот если бы ты писал в Свердловске, ты бы правильно написал. А у нас это ересь"

 

Хроника культурной жизни Алтая  -  это хроника пикирующего бомбардировшика: только не такого, который подобно орлу из поднебесья зорко намечает жертву и стремительно камнем ее атакует, а подобная  подбитой вороне, которая высматривает место, как бы умереть попристойнее. Для культуры важна не поддержка писателей - от такой поддержки ничего, кроме разврата, не наступает, - а поддрежка инфраструктуры. Писатель будет все равно писать, была бы пища для размышлений: а как ее может не быть в России? А вот библиотекарь без зарплаты работать не будет. Поддержка библиотек - это и есть лучшая поддержка литературы, там могли бы работать писатели, а не только специалисты библиофильной направленности.

 

И именно по их (библиотек)  процветанию или отсутствию такового и можно судить о культурной жизни региона. И если библиотек в городе закрылась масса, то бедность оставшихся - это прямой упрек культуре, как и ассортимент выставляемой  на продажу литературы. Оказывается, советское изобилие вовсе и не было изобилием. Попадал в провинцию лишь издательский ширпотреб. Это стало  ясно, когда люди понесли превратившиеся из острого дефицита в ненужный хлам книги на продажу.

 

Оказывается, много ценного, что издавалось в советские времена, до Барнаула не доходило. Отсюда крайняя скудность библиотек. Здесь не было  ни Ньютона, ни Галилея, ни Дарвина, ни Соссюра. Не было "Ученых записок", а от собраний сочинений сразу отсекались письма и дневники, и отправлялись в отдел редкой книги. Туда же отправлялись воспоминания о писателях, литературоведческие исследования, "Литературные памятики", "Исторические памятники". Чтобы получить их оттуда, нужно было заказывать книгу накануне. А теперь их просто выбросили. "Кому нужны письма или статьи, читают только романы", - объясняют библиотекари.

 

Работать в библиотеках всегда было неудобно: туалет был, но ни буфета, ни кресел, чтобы передохнуть от многочасового сидения за столом. А главное, основной контингент посетителей - это зудящий, шумный студенческий люд, наполнявший залы библиотеки два раза в год на время сессии. А в остальное время года здесь царили тишина и покой.

 

Хуже краевой была только университетская библиотека, которая была занята исключительно "обеспечением учебного процесса",  и там вообще на дух не было книг издательств "Наука" или "Искусство". Учебники и пособия, и ничего, кроме учебников.

 

Вот такой он наш город  -  один из крупнейших и типичных культурных центров России.

 


Издательство «Золотое Руно»

Новое

Новое 

  • 05.01.2025 17:06:19

    Наталия Кравченко. "Не даст мне амнистии Бог..." (Александр Ханьжов)" (из цикла "Сломанные судьбы")" ("Критика. Эссе")

    "Александр Ханьжов — яркий представитель советского и постсоветского андеграунда Саратова. Когда я о нём впервые написала, он был известен лишь в узких саратовских литературных кругах. Хотя уже тогда далеко перешагнул, на мой взгляд, границы «местной» поэзии. Он оставил после себя чуть больше сотни стихов и несколько страничек дневника. Но этого было достаточно, чтобы войти в историю литературы. Наш город со всеми своими расплывчатыми реалиями намечен в его стихах лёгкими пунктирными штрихами, напоминая туманный сон, призрак, фантом, лунный ландшафт... Пьянство, драки, суицид – обыденные вещи для андеграундного поэта. За Ханьжовым числились ещё ЛТП, психдиспансер, семилетний срок. «Пьяная драка, то, что у нас в России называется бытовуха, закончилась трагически, – пишет В. Семенюк в предисловии ко второму сборнику Ханьжова. – В следующий раз я увидел его в арестантской робе. Он и в тюрьме остался поэтом»... "

  • 03.01.2025 15:26:00

    Наталия Кравченко. "Голос за сценой" (Валерий Алатырцев)" (из цикла "Сломанные судьбы")" ("Критика. Эссе")

    "О Валерии Алатырцеве я впервые услышала от Евгении Жмурко, редактора «Зарубежных задворок». Она тоже была из Саратова, уехав из него за рубеж ещё в 1984 году. С тех пор жила в Германии. Мы долго разговаривали по скайпу, вспоминая общих знакомых, которых оказалось довольно много. Вот тогда я и узнала от неё это имя – Валерий Алатырцев, саратовский поэт 60-х, непризнанный гений, трагически ушедший из жизни. Я была удивлена и озадачена – почти четверть века читая здесь лекции о поэзии, открывая новые и воскрешая забытые имена, об этом – слышала впервые. Попросила Евгению прислать мне его стихи. – Да я Вам сейчас прочитаю, – сказала она, и сходу стала цитировать наизусть строки, поразившие меня какой-то дерзновенной интонацией, накалом страсти и причудливой игрой метафор. То, что он писал.."

  • 02.01.2025 15:53:00

    Валерий Румянцев. "Синица, голубь и Сережка" (рассказ) ("Проза")

    "Мать с отцом переглянулись и замолчали. Таким решительным они своего сына никогда не видели. Весь день Сергей кормил и поил своего нового питомца. А вечером перед сном, заглянув на балкон, увидел, что того и след простыл. Душа Сергея ликовала. Бывает такое состояние души, которое стоит целого состояния. Это и был тот самый случай..."

  • 29.12.2024 16:22:00

    Сергей Семенов. "День железнодорожника" (рассказ) ("Проза")

    "То, что День железнодорожника – первое воскресение августа, я знал лет с трех-четырех. Хотя никто из родных отношения к железнодорожному транспорту не имел, разве что в качестве пассажиров. Правда, тогда я был уверен, что праздник – точно второго числа, и только после до меня дошло, что в тот год второе августа как раз и было первое воскресение. В это же самое время я научился читать и писать, и весьма своеобразным способом..."

  • 26.12.2024 17:40:00

    Валерий Мазманян. "Стихотворения (публикация №4)"("Поэзия")

    "Мать-и- мачеха в овраге, грач во фраке - важный лорд, лист исписанной бумаги принял нашу грусть на борт. Накопилась лет усталость, не смахнуть рукой, как пыль, а кораблик поднял парус, покачнулся и поплыл..."

  • 21.12.2024 11:19:26

    Зиновий Вальшонок. "Поэма "Праведник" (памяти академика Д.С.Лихачева)" ("Поэзия")

    "О шагах людского пробуждения молит духовидец и мессия. Но, увы, не все предупреждения слышит горделивая Россия. Жизни, что светла, как откровение, судьи не нужны и адвокаты. Кто заменит праведного гения? Нет его. И роль его вакантна."

  • 20.12.2024 12:11:00

    Наталия Кравченко. "В колонии строгого режима" (из цикла "Сломанные судьбы")" ("Критика. Эссе")

    "У входа в колонию нас встречали старательно выписанные заключёнными, разрисованные цветами плакаты с приветствием и цитатами из моего стихотворения «Рецепт», где говорилось, «как выжить нам и видеть мир как прежде». Вечер проходил в школе колонии. Я сидела «в президиуме», как почётная гостья, и слушала концерт по своим собственным произведениям в исполнении зэков. Они читали стихи, выбранные ими по своему вкусу, и довольно интересно мотивировали свой выбор..."

Спонсоры и партнеры