24.08.2016

 

                 

                                        «Боль воскрешения имеет вкус,

                                       отождествляясь восхожденьем к Слову.

                                         Перо, как искус, страсть, основу-

                                          всё взвесит Логоса укус»

                                                                                      Марина Карио

 

В сущности, всё уже сказано, а если не уложено в чаемое единство, то сложено встык. Воскрешение – боль.  Слово, восходящее к смыслу, – искус.  Логос, – как Укус…

Боль закладывается в стих на какой-то добытийный прауровень. Не по Логике, не по Смыслу, не по Божьему замыслу, а по… какому-то  уровню Бытия, другому, чем привычный.

Это и есть секрет стиха, автор которого изначально, можно сказать, от рождения, слышал, как перекликаются языки.

 

«Огненный    язык», распробованный, «как вино из вены японца» - только подступ к восточной немыслимости, в которой всё меняется местами, - мольберт голубой становится серым забором, скрипач -  извозчиком… Земля и небо, Верх и низ... оттолкнувшись от нас, улетают. Знак рождения – таинствен: это сцеп и расцеп половинок.

«Если одна половинка улетит, что будет со мной?!..»

И на всю жизнь – ощущение другого мира,  существующего в твоей душе встык, вровень, в унисон - с этим, который ты избрала.  Другой, - не лучше и не хуже этого. Он просто другой, и как другой – имеет святое право на существование. В непрерывном, драматичном, глубинном диалоге – с этим.

Иногда диалог вкусно обыгрывается в стиле нынешней весёлой тусовки. Но лучше смотреть в корень.

И, в тишине, однажды ангел чёрный

разверзнет истину, как ключ, - надежда есть!

И ангел белый, чуть усмешливый и вздорный,

на ушко зрителю шепнёт благую весть.

 

Мистика не в том, что ангелов два. А в том, что двоится их природа. Надежду даёт – чёрный. А белый?  Предостерегает от доверчивости!  И учит делать вид, что всё это вздор.

Вот это уже Суть.  Жизнь выворачивается по законам вздора. Законы надо соблюдать. А если это общая блажь и неистребимая чушь? Принимать эту блажь и чушь, понимая, что правда в другом измерении.  И она ставит вымысел на место. И из этого диалога сама возникаетинтонация поэзии Марины Карио. Естественная. Но и причудливая, тонкая, глубинная!

 

«Я не ищу сомнений – они сами приходят ко мне. Правда гасит вымысел.  Я Пигмалион своим Галатеям».

Присутствие Феокрита не исключает и Бернарда Шоу. В поэзии Марины Карио такие переклички создают дополнительный шарм: в её «глоссарии» Иосиф Бродский перекликается с Пастернаком, Бунин с Есениным, Перси Биши Шелли с Татьяной Бек.

Особое внимание – Марине Цветаевой… И ещё - Марине Басмановой. Имя таит магию? Ещё и автобиографически? Все-таки имя, данное тебе родителями, не может не влиять на твоё самосознание, хотя прямо это и не сказывается.

А происходит имя «Марина» - от «моря».  И эта перекличка кажется куда более значимой, чем матримониальные совпадения. Море – вот что таинственно присутствует у Марины Карио в магии стиха.

 

«И горизонт обнимет море вздорным…»

Морю помогает старик Хемингуэй? Да. Но и без Старика море – вездесуще.

«Богоборческое море смотрит мне в лицо…»

Ещё?

«Горе – моё, море горя…»

И ещё?

«Я взрастала из запахов моря глубокого…»

Нет, тут этимологией не обойтись. Море – необходимейшая часть мироздания. Всесвязующий мотив. То, что противостоит золе, которая подстерегает всё сущее.

Точнее, не собственно «море», имеющее берега, а  именно бытийная реальность, за всем стоящая… точнее, текущая.

«Вода… Стихия бесконечности».

В этом мире, где всё готово обернуться обманом и игрой, - нужна какая-то неизменная субстанция, остающаяся собой даже тогда, когда всё кувыркается.

Вода – остаётся. Неизменно верная себе.

А всё остальное пусть выворачивается!?

 

ДА!  Потому и нужна константа, когда вокруг всё вытекает в свою противоположность. И в этом вытекании «себя из себя» в талантливом слове Марины Карио есть, несомненно, своя мастерски притягательная поэтическая завлекательность.

 

«Как прячете в сердце эту золу?»

 Зола и сердце – уживаются.

«Внезапное счастье - шутливым потоком в сердце, переполненном горем до слёз».

Счастье и горе – разом.

«Вдох – выдох, - в однокупольной церковной келье сплелись величие и первородный страх». Купол – один, чувства – противоположные: одно переходит в другое…

«Бог творит печаль, любовь творят слова».

«Жизнь и смерть буднично играют в две руки».

«Покой – и воля».

«Немилость с милостью».

«Ад борьбы звучит свирелью присной».

«Язык её - язык богов безродный, - ...не долго ль он с собой заговорился?.. ...Ты - сам себе мозольное колено, саднящее невроз своих вопросов... И пленный, - и освобождающий из плена, - ...целитель, плакальщик, незрячий, и философ...»

 

И это всё – в нерасцепляемом сцеплении, в нерасплетаемом сплетении, в родном доме, где хаос означает порядок…

…Марина Карио одинаково  свободна в различной стилистике стихосложения, сочными одушевлёнными мазками и глубиной образов и смыслов манит читателя в добытийный прауровень, в ядро своей поэтической живописи, всосать изнутри её вкусной мякоти. «Карио» в переводе с греческого и есть «ядро».

            

«Что ты, поезд, роняешься криво? Эта жизнь - расстоянье руки... Ветер угольной битою миной Колет щёки свои о штыки Придорожной травы... - и, окрестно, Машут вслед мне в державной пыли Так кроваво, возлюблено-крестно Дорогие закаты мои...»

Штыки придорожной травы – это привычно. Да трава-то – придорожная! Вы поняли?! В придорожной пыли – путь! Закаты машут вслед – потому что след проложен. След – путь!

 

«Изоткана, сходит на конус души лабиринтная боль. С ребяческой верою Хронос ставит стрелку на ноль…»

И вот магия поэзии: вроде бы всё на конус, на конец, на ноль. Но этот ноль знаменует новую точку отсчёта. Путь продолжится!

Путь, который опять-таки будет пресекаться. И стих будет пресекаться.

За воскрешение заплачено, как и за талант…

Ночь сменится днём. Ноль обернётся новым отсчётом. Новый отсчёт – это вновь воскрешение.