30.07.2017

Письмо-эссе

Из почты редакции

Общее впечатление: ощущение огромной неподъёмной глыбы, которую Вы подняли в этом романе — квинтэссенции истории, политики, философии. Вы стремитесь дойти до самой сути, до сердцевины событий, и Вам это почти удаётся. Вы буквально объяли необъятное, вопреки Козьме Пруткову, разъяв на атомы неделимое, поверив алгеброй гармонию, расшифровав и растолковав (во всяком случае, попытавшись) то, над чем человечество веками билось в загадках.

Восхитило жизнеописание Израиля (184, 365, 368), его настоящего и древностей, этот пристрастный, страстный, увлечённый, вдохновенный рассказ, местами переходящий в торжествующий гимн его красотам и славным традициям (241-242, 235, 236). Я не была в Израиле, но благодаря этим чудесным сочным страницам словно там побывала.

А сколько музыки, мечты и прекрасного пафоса, оправданного искренностью, в Ваших красочных описаниях народов майя (264), истории Хазарии, сколько во всём этом бережного знания и восторженной любви!

Израилем Вы восторгаетесь, Россию жалеете, какое чувство сильнее и подлиннее? Влюблённость или «странная любовь»? То одно перевешивает на внутренних весах, то другое. Страницы 219-221 — здесь, мне кажется, суть всей книги, её замысла, её сокровенной мысли. «Я — космополит. Только не безродный, как они. За мной века, тысячелетия... За мной цари и пророки. За мной Книга, которую, увы, я почти не знаю. У нас трудная, особенная история, но я не хочу никакой другой».

И здесь: «Да, человек, как дерево - пускает корни. И он, Леонид, глубоко врос в почву галута. Кентавр. Да, кентавр. Наполовину русский, но наполовину — еврей. Русский еврей» (256). («Кентавр», «Русский еврей» - тоже могли бы стать названиями книги. Но Ваше, безусловно, лучше).

А какой огромный труд заключён в этих поминутных сносках, ссылках и комментариях! (я даже половину слов и явлений таких не знаю, обозначающих еврейский быт и обычаи, не говоря уже о тонкостях веры и различных научных гипотез, в которых Вы лавируете, как рыба в воде). И зачастую в этих сносках я находила самое интересное и поразительное (о факте нобелевской аномалии (268) — ничего не знала об этом), а порой подтверждение своим смутным догадкам, - например, о взрывах в домах гексогеном (349, 523), - знаете, даже подумалось, что это хорошо, может быть, что Ваш роман вряд ли прочтут те, против кого он направлен, по нашим временам это небезопасно, а то ему чего доброго - вот хотя бы за эту маленькую сносочку - была бы уготована участь романа Гроссмана.

Позавидовала Вашему родству с такими необыкновенными и талантливыми людьми — сын Саша, чьими исследованиями восхищалась, - как он, наверное, счастлив в своём научном творчестве и в союзе с такой же увлечённой и талантливой женой! (живая иллюстрация к цитате Экзюпери: «счастье — это смотреть не друг на друга, а в одном направлении»), зять Миша, дочь Оля — потрясена их интеллектом, творческой одержимостью, фантастическим трудолюбием — повезло же Вам с близкими! Их есть за что не только любить, но и уважать по высшему гамбургскому счёту, без скидок на родственность.

В романе встречаются фразы, которые могли бы стать афоризмами, я их даже себе выписала:
«Россия потратила тысячу лет, чтобы вырастить свою лучшую тысячу. А растранжирила и пустила в расход в один миг». (229)
«великий народ-подкаблучник» (253) — кто-то из рецензентов уже отметил это выражение, но не могу не повторить — гениально!
«Антисемитизма не стало больше, но он стал громче и агрессивнее» (214)
«хмельной пир воров и казнокрадов, смутное время ельциномики» (181) — к сожалению, этот хмельной пир у нас, кажется, вечен. Помните, у Чичибабина? - «Знать, с великого похмелья завязалась канитель: то ли плаха, то ли келья, то ли брачная постель...»
«история заключена не столько в черепках и берестяных грамотах, сколько в людях — её таинственный код записан в каждом из нас» (301)
«сталинизм — это проклятие России. Сталин — это её миф. Её дух...» (255)

Как всё это точно и верно!

Совершенно согласна с мнением старшего Когана об «интеллектуальном антисемитизме» Льва Гумилёва (281), надуманная теория, у нас местные антисемиты прикрываются ею как щитом и черпают вдохновение для своих расистских опусов.

Что запомнилось и зацепило: сценка поединка с кэгэбэшником на встрече с избирателями (с.171), очень живая и саркастическая, когда за обещание газонов и покрашенных скамеек люди забыли и ЧК, и репрессии, и 37 год (174). (Зачем метать бисер перед свиньями? Они всегда предпочтут жёлудь под дубом).

Марик, потомок царя Давида, единственный на стройке рабочий-еврей (186) (вспомнился короткий анекдот: «еврей — грузчик»)
О скрипаче Эфраиме Циркисе, уроженце Саратова (200), а я о нём ничего и не знала! Сколько поэзии в Вашем описании его игры! Тронуло, как он уходил в лес, в горы и там играл для своей души. Мне это напомнило эмигрантские годы в посёлке Тойла Северянина, когда он выезжал ночью на лодке на середину реки и там читал свои стихи камышам и звёздам. Читал и плакал.

О его жене красавице Рахели, трогательной истории их верной любви (204).

(По каким-то далёким ассоциациям вспомнила чеховскую «Скрипку Ротшильда» один из самых пронзительных его рассказов).

Потрясающие страницы о Моте Блох — о жизни этой фантастической женщины можно было бы написать отдельный роман, но и то, что Вы о ней собрали и написали — настоящий человеческий и творческий подвиг. Её драматический рассказ напомнил мне монологи из книги С. Алексиевич «У войны неженское лицо», судьбу лагерной поэтессы Анны Барковой.

Мне близки многие Ваши наблюдения и постулаты, в частности, как легко перекрашиваются в верующих недавние атеисты: «вчера комсомолки, сегодня — богомолки») - с. 181. А у меня и стихотворение было примерно с этими строчками:

Блажен, кто верит, им защитой крест,
и ангелы хранят, и люди – братья.
А атеист во всём один, как перст,
и нет ему опоры и гарантий.
Уютно жить под сенью высших сил,
под сводами церквей, в тени часовен.
А еретик, что мир собой бесил,
и по сей день единый в поле воин.
Он – на прицеле, он открыт ветрам...
Вся паства – из недавних комсомольцев.
Ходить на партсобрания иль в храм –
без разницы для этих богомольцев.
Лишь только было б всё как у людей,
уж так оно заведено веками...
А кто не с нами – бес и лиходей!
Но мир всегда был жив еретиками .

Об особых отношениях с Богом наедине с небом, пустыней, первозданной природой Вашего Саши (272) читала с особым чувством, мне тоже близка такая религиозность, (почему-то многих пугает слово «пантеизм» - отождествление Бога с природой).

О том, как нас обманули в 90-е (уже в который раз!). Предали, переиграли. Ваши полные горечи страницы (351-352) напомнили пронзительные строки Окуджавы:

Ребята, нас вновь обманули,
опять не туда завели.
Мы только всей грудью вздохнули,
да выдохнуть вновь не смогли.
Мы только всей грудью вздохнули
и по сердцу выбрали путь,
и спины едва разогнули,
да надо их снова согнуть.
Ребята, нас предали снова,
и дело как будто к зиме,
и правды короткое слово
летает, как голубь во тьме.

Вот Ваш роман — это тоже такое слово правды, которое, как голубь во тьме, пытается пробиться к свету.
С восхищением Вашим талантом и творческим подвигом,

Наталия Кравченко

Несколько слов от автора

Приятно получить такое письмо, еще приятнее, когда твой роман столь внимательно и заинтересованно читают, даже когда художественное изображение принимают за личное, исповедальное. И все же хочу уточнить: герои романа, художественные образы действительно близки автору (потому я и дал главному герою свои имя и отчество), но все же не идентичны реальным лицам. В этом плане мой роман вполне традиционен. Я в должной мере использовал свое право на вымысел.

Л.Подольский