* * *
Косплеить птиц, облитых нефтью,
И ставить балерин под гнёт.
Но как завзятый герменевтик
Спросить: «Да кто меня поймёт?».
Из поколения прошедших
Краш-тест миллениума, кто
Не вспомнит, как смеялся Леджер
И хоть один стишок Барто?
Под хохлому и гжель раскрасить
Рабочий стол-иконостас,
Чтоб в этом маленьком рассказе
Патриотизм возник хоть раз.
Так искалечить Ботичелли,
Что, завершая горький трип,
Толкать бескрылые качели
И слушать жалкий ржавый скрип.
* * *
Ты можешь быть и на краю земли,
Часы и километры – между нами,
А стали – единички и нули,
Слегка соприкоснувшись проводами.
Мы говорим о всяких пустяках
На разных диалектах интернета,
И сквозь меня проходит щирий страх,
Что вот ты есть, а вот тебя и нету.
Я не спрошу ни в шутку, ни всерьёз.
Пускай как таємниця, так и тайна,
И presque vu – ответом на вопрос:
А есть ли жизнь за кромкою оффлайна?
На том конце то оптоволокна,
То воздуха, пронзённого вай-фаем,
Который мы безудержно вдыхаем,
Покуда он доступен, – тишина.
* * *
Автобус вскрыл себе стёкла...
Сергей Цветков
Автобус вскрыл себе бензонасос.
Лёг умирать, откинувши покрышки.
Вокруг него сновавшие мальчишки,
Не верили, что это всё всерьёз,
Смеялись, тыча пальцами, а кто-то
Огнетушитель притащил с работы
И шпарил матом на любой вопрос.
Автобус умирал в последний раз,
Не двигаясь и фары закативши.
Подростки фотали с соседней крыши,
Как люди мимо шли, в бензин и грязь
Кто каблучком, кто сапогом ступая.
И только между рельсами трамвая
Трава росла, ничуть не торопясь.
* * *
...и вот её лицо в простой оправе,
А я не забываю ни о чём.
Мне надо масла выпить, надо вставить
Две батарейки в левое плечо.
И снова пару ветряков погнуло
Песчаной бурей, захромал брамин,
А в городе – мигрантов из Кабула
Опять на долгосрочный карантин.
В подвале выцветают мониторы –
Пора менять, и митинг за права
Андроидов разогнан был в который
Уж раз... Но это всё слова, слова...
А их уже делами не исправить.
Исправили уже. По всей Земле.
И лишь её лицо в простой оправе
Передо мной сияет на столе.
* * *
Вот он безбрежен и жуть как жив.
Сказка – его работа.
Он сочиняет новейший миф
С эльфами под капотом.
Мысли разогнаны, как болид.
Чуть не кипит бумага.
Там домоседы и короли,
Магия и отвага...
Вот он ворочается едва,
Гамлетпатроном подбитый:
Жизнь утекает в слова, слова,
Исповеди, молитвы...
Вот он, хрипя, разевает клюв.
Патиной глаз подёрнут.
Это бессмертия малый люфт.
Миф умирает. Борнмут.
* * *
Эпоха? Я не знал её. Погугли.
Александр Костарев
Помним ли мы эпоху?
С лёгким акцентом Пьеху?
Не подводя к подвоху:
Все превратились в йеху, –
Жить с ощущеньем страха
Да в ожиданьи лиха,
Рвать на груди рубаху
Или молиться тихо, –
Лишь на границе слуха
Чуткое ловит ухо
Песенку, что мы знаем,
О голубом Дунае.
ФРАКТАЛЫ
Повторимы ли мы в переливах расплавленной мысли?
Запаролены мы в переборах от масла до мюсли.
Продаваемы оптом, волокна стоят коромыслом,
Проницаемы смыслом, гудят проводящие гусли.
Эта бездна, в которой всю ночь расцветают фракталы,
Не посмотрит в меня, ей куда интереснее раны,
В коих пальцев и скальпелей столько уже побывало,
Что в сплошных папиллярных узорах планшетов экраны.
Извлеките меня из-под сервера веры комолой,
Отнесите в края, где ни беса не смыслят в кимвалах,
Где тоска рассыпается крошкой немого помола,
Растворяясь в живом кипятке без-конца-карнавала.
Проживите меня, по аксонам своим проведите,
Положите меня умирать без рубашки, нагого,
Чтоб не брали во фрунт меня лаокооны событий,
И развейте мой прах с корабля, лучше с видом на Гоа.
* * *
Talk to me like lovers do.
Hypnogaja
Поговори со мной, как говорят
Любовники с закрытыми глазами.
Мне плохо спится столько лет подряд,
Что самых лучших мозгоправов саммит
Не разберёт, что у меня с мозгами
И в чём я пред тобою виноват.
Поговори со мной на языке
Каком-нибудь не русском, не английском...
Мы выпустим с тобой коммюнике
О связях меж построком и совриском,
О чём-нибудь ещё таком же близком,
Как айсберги и пальмы на песке.
Поговори со мной, а то горчит
На языке любая запятая,
А синхропереводчица, ключи
Поспешно к нашим фразам подбирая,
Их превращает из акул в минтая...
Закрой глаза пошире. Не молчи.
* * *
Слов случайных и служебных ворох,
Как в стакане смузженный кумыс.
В броуновских наших разговорах
Иногда проскальзывает смысл:
Как неуловимое нейтрино,
Промелькнёт и скроется из фраз.
Мы с тобою – ураган Катрина.
Элли, Элли, где же твой Канзас?
Точка, точка, палка, огуречик –
В Морзе с хрустом входит человек.
Но в разломе Сан-Андреас речи
Невиновен бабочкин эффект.
Вскрыть ещё артезианских скважин,
Трубок с кимберлитом раскурить,
Чтоб ударом сквошевым расквашен
Смысл наконец утратил прыть,
Чтобы кристаллической решёткой
Затвердел творимый разговор,
Чтобы нам был смысл виден чётко,
Но не догадались Хиггс и Бор.
* * *
All we need is a spark...
Papa Roach
Резко махни рукой, внимание отвлекая,
Вышипи заклинание «да и хер с ним, с плащом»,
И прошлое исчезает – ни рислинга, ни токая.
Да кто ты такая, чтоб я был тобой прощён!
Ставши продуктом гнева, повесь табличку:
«Achtung! Внимание! Caution!» и проч., и проч., –
Чтоб не совался диванный психолог в личку,
Ежели в плеере «Warriors» Папы Roach.
«Всё, что нам нужно, – искра», и риск огромен,
Как «не входи порошок», «не влезай – убьёт».
Музыка защищает тебя и, кроме
Рислинга и токая, слова – навлёт.
* * *
Окно раскрыто парусом Ассоли,
Штандартом длинным – сигаретный дым...
Доставши вентилятор с антресолей,
На берегу Атлантики сидим.
Шумят машины шёпотком прибоя,
Сближаются далёкие миры...
Кто пьёт, а кто вкушает пасту гоя,
Но хорошо и первым, и вторым.
Приходят люди и приносят вина
И разговоры, а уносят смех.
И столько землекопов с половиной,
Что тишины хватает не на всех.
Но мы откроем старые запасы,
А надо – и копилку разобьём,
Чтоб уходили яхты и баркасы
В любовью окаймлённый окоём.
|