|
СКВОЗЬ ВРЕМЯ ПОГРАНИЧНОЙ ПОЛОСЫ…
* * *
- Сколько ж минуло лет? – Почитай, больше ста.
- Что же было? - Хорошего мало.
Воевала мечта. Погибала мечта
- Ну, а подлость? - Она убивала.
Среди старых и новых обид в никуда
Уходили, не зная пощады.
Тень креста освящала кроваво звезда…
Вот и всё. Дальше надо? – Не надо.
Убеждений туман, ожиданий карман -
Время лечит… - Но учит – едва ли.
Век спустя, сквозь обман и беду… - Сквозь майдан.
- Те же грабли. – Мы их не узнали.
* * *
«Верхи не могут, низы – не хотят».
А хоть бы наоборот!
Дорога им выпала будто в ад
Тогда, в семнадцатый год.
«Кругом – измена, обман и вражда» –
Глухо сказал Николай...
Как выстрел в себя или в никуда,
Нелеп и случаен рай.
* * *
Предательство всегда в прекрасной форме.
Ему оправдываться не пристало.
Полузабытый бог геноссе Борман
Простит и даст команду: «Всё сначала».
И в жизни, как в недоброй оперетте,
Зловещие запляшут персонажи…
Вновь темнота видней на белом свете,
А свет опять заманчив и продажен.
* * *
Забываются сны, по окраинам мозга плутая.
Отражение дня преломляется, сходит на нет.
Что имел там и что потерял – не пойму, не узнаю.
Разгадать не умея летящий, предутренний свет.
Где-то «Вам и не снилось» звучит, как вчерашнее эхо,
Неопознанным инеем тает не выпавший снег…
Жизнь похожа на сон, как комедия, только без смеха,
Где открытая дверь в никуда, как всегда, не для всех.
ДОМ У ЗАВОДА
Кузнечно-прессового цеха тревожащие ахи-охи –
В звучащей памяти, как эхо полуразрушенной эпохи.
Казалось время неизменным. Куда ни глянь, - везде начало.
Дыханье пресса в третью смену баюкало и означало,
Что после гимна и курантов ночные страхи не тревожат
Жильцов, поэтов, музыкантов. А гул окрестный – он надёжен
Тяжелой мерностью и ритмом. Но ты не жди привет оттуда.
Дороги нет, хоть дверь открыта туда, где «был» сменило «буду».
* * *
Город молчит на своём языке, и мне язык тот понятен.
Слышу и то, что уже вдалеке, вижу, как солнце без пятен,
Детские страхи, вчерашнюю боль, нынешних вздохов истому.
Памяти прошлой сухой алкоголь режет меня по живому...
* * *
Под лежачий камень просочилась вода.
Это дождь проливной целый день напролёт.
Это - камень лежачий… Но не навсегда.
Это память пустынь и молчанье болот.
Это капля за каплей в упор, наугад,
Это страх забыванья, что больно вдвойне.
И любовь, что зовёт: «Возвращайся назад»,
И страна, где водой стала кровь на войне.
* * *
Этот воздух такой же, каким был, когда
Разрушалось прошедшее время.
Угасала звезда, утекала вода…
Насовсем? Не совсем. Не со всеми.
Этот воздух уснувший не просто воскрес,
Он вернулся, а время пропало.
Как в дрова превращается сказочный лес,
Так и память не помнит начала…
* * *
Как у ящиков – двойное дно,
Так и люди – «нашим-вашим».
Говорят – и слышится «вино»,
А на деле – «простокваша»
Слушать и не слышать нелегко.
Привыкаю постепенно.
Вижу, хоть смотрю на молоко –
Убегающую пену.
* * *
Летучий дым болгарских сигарет –
Забытый символ дружбы и прогресса.
«Родопи», «Шипка», «Интер», «Стюардесса» -
Не в небесах клубится лёгкий след,
А в памяти, где тень яснее света,
Где хорошо быть просто молодым,
С беспечностью вдыхая горький дым
Отечества, как дым от сигареты…
* * *
Дым воспоминаний разъедает глаза.
Память о доме, как воздух, закачана в душу.
Дом пионеров. Салют! Кто против? Кто за?
- Ты ведь не струсишь поднять свою руку? – Не струшу.
Трусить – не трусить… Любишь вишневый компот?
Помнишь рубиновый цвет и обманчивость вкуса?
Память с трудом отдаёт. Но, зато как поёт...
Дым превращая в дыханье. А минусы – в плюсы…
* * *
Вдоль шерсти, против шерсти – как в гору и с горы,
И, кажется, удача поёт, как Пугачева.
А память – это песня про школьные дворы,
Где если скажешь слово, оно важней второго.
Там тени фотовспышек – как мушки в янтаре,
И мы с тобой там, помнишь, - планируем вернуться.
Вдоль шерсти, против шерсти… Пока что мы в игре,
Как сморщенные яблочки на разбитом блюдце.
* * *
Ну, что с того, что я там был…
Юрий Левитанский
Ну, что с того, что не был там,
Где часть моей родни осталась.
Я вовсе «не давлю на жалость»…
Что жалость - звёздам и крестам
На тех могилах, где война
В обнимку с бывшими живыми,
Где время растворяет имя,
Хоть, кажется, ещё видна
Тень правды, что пока жива
(А кто-то думал, что убита),
Но память крови и гранита
Всегда надежней, чем слова.
Ну, что с того, что не был там,
Во мне их боль, надежды, даты…
Назло врагам там – сорок пятый!
Забрать хотите? Не отдам.
* * *
И музыка играла, и сердце трепетало…
Но выход был всё там же, не далее, чем вход.
Не далее, не ближе. Кто был никем – обижен.
Я помню, как всё было. А не наоборот.
Я помню, помню, помню и ягоды, и корни,
И даты, как солдаты, стоят в одном ряду.
А врущим я не верю, Находки и потери
Приходят и уходят. И врущие уйдут.
* * *
Бессмертие – у каждого своё.
Зато безжизненность – одна на всех.
И молнии внезапное копьё
Всегда ли поражает лютый грех?
Сквозь время пограничной полосы,
Сквозь жизнь и смерть – судьбы тугая нить.
И, кажется, любовь, а не часы
Отсчитывает: быть или не быть…
* * *
Лумумба, Дэвис, Корвалан…
Кто помнит звонкость их фамилий.
От «жили-были» до «забыли» -
Тире, как от «пропал» до «пан».
А я вот помню. «Миру-мир»
Кричал на митингах со всеми.
Прошло своё-чужое время.
Конспект зачитан аж до дыр.
А мира не было, и нет.
Похоже, здесь ему не рады.
И эхо новой канонады
Летит, как бабочка на свет.
* * *
В той старой квартире, где лица сменились на лики,
Невидим и даже неслышим, гуляет мой смех,
И с ним разговоров забытых витают обрывки,
И быль сновидений, в которых тот смех не для всех.
И я там незримо гуляю по памяти детства,
Для нынешних я незаметен, как воздух в окне,
Забытый, но, всё ж, различимый для цели, как средство.
Я вновь возвращаюсь. И ты оживаешь во мне.
* * *
Окно планшета – это жизнь взаймы,
В которой я – регулировщик света.
Не только, впрочем, света, но и тьмы,
Всего, что есть, и, к сожаленью, нету.
Я – свой-чужой в потоке новостей,
Где только взгляд от правды до обмана.
И только фотографии детей
Сигналят честно – выключать свет рано.
* * *
Завтрашний воздух – в отсеках стальных облаков,
Завтрашний мир - как дыханье воздушной эскадры.
Завтра узнаем, возможно, расскажет Песков,
Что там за тайны в небесном прогнозе на завтра.
Завтрашний воздух – дышать им не передышать.
Даже когда от прогнозов бессовестных плохо.
В завтрашнем небе парит, как всегда, хороша
Сладкая вата еще непочатого вдоха.
* * *
Небо Аустерлица
проглядывает сквозь синеву.
Оно прямо здесь, надо мною,
и я его вижу.
Что происходит?
Сгущается мрак не во сне, наяву.
И гром канонады внезапно,
бессовестно ближе.
Князя Андрея зрачки отразились
в чужих небесах.
И вечность читает на русском,
не чувствуя боли.
Там, в облаках, леденеет
Ещё не прочитанный страх,
Который остался забытою книжкою в школе.
* * *
Ларисе Миллер
А ради чего, объясни,
сквозь пальцы текут эти дни,
Еще объясни мне, куда
текут они, словно вода.
И что ожидает всех нас
в тот самый неведомый час,
Когда вдруг отключится свет –
и вот уже времени нет
Для тех, кто уходит во тьму.
Куда и зачем – не пойму…
* * *
На кладбище, где жертвы той войны
Спят неспокойно, вновь гуляет эхо,
И в нем сквозь выстрелы и плач слышны
Проклятья «юде», стон, обрывки смеха…
Здесь тем, стрелявшим в голых и больных,
С ухмылкой убивая, добивая,
Воздвигли крест, что как удар под дых,
И, значит, правда – тоже не живая?
Нет, Божий суд бессмертен, как всегда,
И обернется вещим словом тайна.
А памяти горючая звезда
Над кладбищем не гаснет не случайно…
* * *
Усопших утопий незримые тени
Витают в просторах Фэйсбука.
Скажи мне: «Ты с теми, а, может быть, с теми,
Входя в зазеркалье без стука?»
Там правда с враньём – наугад, вперемешку,
Там белый становится красным...
Но, коль в короля превращается пешка,
То, значит, игра не напрасна?
А с кем и куда, и зачем, и откуда –
В утопии тонут ответы.
Незримые тени надежды на чудо
Витают в сетях интернета...
* * *
Он не забыт, не просрочен. Просто, куда ни глянь,
День растворяется ночью. «Инь» поглощает «Янь».
Дальнее эхо закона гаснет вдали от глаз.
А небо всегда бездонно, С нами или без нас...
Просто прощать и непросто, явно или сквозь сон.
От нелюбви до погоста – всюду один закон.
Хотя, и любовь и жалость в нём излучают свет...
И это всё, что осталось, - «Да» отличать от «Нет».
* * *
Незаметны, незримы следы тех, кто был и ушёл,
Растворился. Осталось лишь небо,
Где пространство, как память литых и расплавленных слов,
Неисчезнувших снов и вопросов растерянных – где ты…
Что в ответе? Прощенья нечаянный блик. Или крик.
И любовь…
* * *
Не торопись, а вдруг ещё вернётся
Звезда надежды и звезда любви...
Не торопись, а вдруг взорвётся солнце,
Но перед этим выдохнет: «Живи»...
И, кажется, знакомы эта бездна,
И этот край, мерцающий во мгле.
Не торопись – всё честно и нечестно,
Как в первый день творенья на Земле...
* * *
Манон Леско… Как триста лет назад
Любить легко. И предавать легко.
Аббаты пишут, черти говорят…
Как было, так и есть. Манон Леско
В ток-шоу проверяет ДНК,
Рассказывая, где и с кем, когда…
Длинна строка, а память коротка,
Где ангелы сгорают от стыда.
* * *
Билетов на поезд нет,
Но у меня – проездной.
Мигает зелёный свет
У осени за спиной.
И думаешь – всё путём,
Проснёшься – и благодать.
Но каждый – лишь о своём.
И есть ещё, что терять...
* * *
Когда она уходила, всё было вокруг, как всегда.
Солнце светило? Светило. И ехали в ночь поезда.
Только она уходила, взорвав за собою мосты.
И, значит, ничто не светило. «Я» отрывалось от «ты».
Падало новое утро в соленую пропасть без слов.
В горле застряло как будто колючее слово «любовь».
* * *
Она говорит: «Начинайте сначала»,
А он говорит, что не помнит всех нот,
Что песня без слов невзначай отзвучала,
Как жизнь и любовь, или наоборот.
А я говорю: «Начинается осень»,
И в нотной тетради сквозит листопад.
Как снегом, молчанием песни заносит…
Но ветер вздыхает. И листья дрожат.
* * *
Заиндевелый лист резной с ноябрьским деревом расстался
И карусельно распластался над городом и тишиной.
Заиндевелый миг шальной летит, пространство ветром меря,
И что терять, когда потеря – ты сам. И кто тому виной,
Что осень, жертвуя тобой, швыряет с щедростью банкрота
Твою резную позолоту в пустынность улицы ночной.
Заиндевелый мир сквозной, мелькнувший за стеклом оконным,
Летящий над землею сонной… Связной меж летом и зимой.
* * *
Небо сменило кожу, деревья меняют краску.
Это – не новый имидж, это – возврат к судьбе.
Значит, почти что прожит этот подарок царский.
Снова небесный Китеж птиц призовёт к себе.
Дождь превратив в чернила, раскрашивая неярко
Дни, и траву, и листья, осень дарует час.
Час для любви и света, посланье с небесной маркой,
Где листья, как поцелуи, и всё – как в последний раз.
* * *
День осенний, дым осенний.
На костер восходит лето,
Продолжая представленье
с неоконченным сюжетом.
Время кружит, ветер веет,
снова смена декораций.
Только небо голубеет, да беспечно зеленеют
листья мерзнущих акаций.
* * *
Кленовых вертолётиков полёт,
Потом – паренье листьев под дождём.
И осень полушепотом поёт,
Как мы на разных улицах поём,
Встречаясь и прощаясь, находя
Забытый голос и случайный взгляд…
Под искрами кленового дождя,
Идя вперёд и падая назад.
* * *
Осень поспит еще,
Летний снимая стресс.
Под дождевым плащом -
Память цветных небес.
Время уходит вспять,
Сонно глотая свет.
Жаль, что учиться ждать
Времени больше нет.
|