БОГ ДАЛ НАМ ВРЕМЯ
Бог дал нам время, и с тех пор,
Как день становится вчерашним,
Рука, создавшая топор,
Века возделывает пашни.
Седой старик на небесах
От глаз людских надежно спрятан.
Сверкает божия роса
Слезой на пугале распятом.
Крестом ворон и воробьев
Пугать. А Бог во гневе страшен.
Он градом, как камнями, бьет
По выгнувшимся спинам пашен.
Пасись, смиренная овца.
Пусть это странно и нелепо,
Мужик попросит у Отца
Всевышнего дождя для хлеба.
На хорды пашен упадет
С небес прозрачная прохлада.
Блажен, кто воду с жаждой ждет
И тот, кому дождя не надо.
Живи во лжи, паши, дрожи
И верой дорожи, как хлебом,
Не поле перейти — прожить
Жизнь лишь благодаря плацебо!
НА СМЕНУ ДНЮ ЗАСТУПИТ НОЧЬ
Рассвет проснется, дуралей,
Сорвет тумана покрывало,
И обнажит тела полей,
Чтоб солнце их поцеловало.
Господь так будет поражен,
Как мир прекрасно им украшен,
Что скажет: «Это хорошо».
Но красота рождает кражи…
На смену дню заступит ночь,
Закат закроет веки Богу,
И месяц высветит одно —
Вдаль уходящую дорогу.
ТВОИ ПЕРЕЛЕТНЫЕ РУКИ
Твои перелетные руки
За шею других обнимали.
Как больно, поймешь ты едва ли,
Как тяжко мне было в разлуке.
Взлетает последняя стая,
Лишь ворон сидит одиноко,
И листьев страницы сметает
Дыханием ветра дорога.
НАШ ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
Наш первый поцелуй тебе не повторить,
Хотя, для виду было их, может даже, три.
Потом прошло три года, но вдоль упругих вен
Моих, твоих и наших еще течет глинтвейн.
Что хочешь говори, кому угодно ври —
Я знаю, как болит Вселенная внутри.
Зависимость, абьюз — вот так сошелся пазл.
Я то в тебе люблю, чего не видит глаз.
Ты будешь вспоминать сегодня до утра
Касанье голых душ, двух равно рваных ран.
Ты все еще следишь, о чем мои стихи,
И хочешь повторить слияние стихий.
Но этот поцелуй не сможешь повторить,
Пока еще болит Вселенная внутри.
Любой из тех поймет, кто раньше видел нас,
Что ты еще не все, а я, как видно, пас.
Покуда разводи святую простоту.
Когда еще к тебе я пьяная приду?
Люби мозги сестре, впивайся в «Хванчкару»
И губы береги, целуясь на ветру.
ТРИЛЛЕР
Я не знаю милый, чем тебе помочь.
На тебе навечно черное клеймо.
Хоть меняй ты лица, хоть меняй тела –
Не судьба отмыться, милый, добела.
Амплуа такое у тебя, родной.
Будешь только жестко ты играть со мной,
Сам себе не верить и не верить мне,
Будешь по колено, по уши в дерьме.
Ты желал увидеть пострашней сюжет?
Для тебя я триллер создала уже.
Под тебя писала этот сериал,
Чтобы в главной роли ты со мной играл.
Я снимаю фильмы только про любовь,
Но как я снимаю – снимет не любой.
Я пишу про жИзу, про бабло и кровь,
И всегда довольна лишь своей игрой.
Как тебе синопсис? Оценил финал?
То, что он открытый – не твоя вина.
Если ты захочешь поиграть еще,
Значит, снимем сиквел. Знаю, дернет черт.
Я пишу сценарий. Я – твой режиссер.
Мы с тобой отсняли далеко не все.
Нет пока бюджета. Можешь дать взаймы?
Никуда не деться от такой зимы...
МАЗУТ В ЧЕРНОМ МОРЕ
Раздвигает Бог с утра облака
И на Землю смотрит он свысока:
Что сорока принесла на хвосте?
Нефть течет уже из всех новостей!
Кто приказывал использовать хлам,
Развалившийся в воде пополам,
Тот, кому давно готова статья, —
Он найдет и мальчика для битья.
Лишь бы дело было возбуждено,
Ну а нефть пусть уберет водяной.
А не верящий давно в чудеса
Человек — он разгребается сам!
Нам, привыкшим копошиться в овнЕ,
Выпал шанс помочь любимой стране.
Бог дает нам позабыть про войну
Сотней птиц, уже ушедших ко дну.
Тот, кто чувствовать и думать отвык,
Понимает, что дельфины мертвы,
Что токсичные отходы на дне
Разлагаться будут тысячи дней.
Пострадавших птиц в коробках везут.
Бог скупую льет мужскую слезу.
Он дает нам в Новый год не грустить:
Нефть лопатой, как мечтали, грести.
А про плот споет нам Юрий Лоза.
Бог на беды закрывает глаза,
Так как знает: никогда и нигде
Не бывает равнодушных людей!
Соберут мазут в мешки, ну и что?
Все насмарку — если близится шторм.
Одеялом нефть укроет песок —
И продолжит жизнь крутить колесо.
Задыхаясь от токсичных частиц,
Волонтер, отмывший множество птиц,
Будет Богу благодарности слать,
Веря в то, что их молитва спасла!
ПУШКИНУ
Жил-был поэт. Один из сотни многих.
Он ел и пил, как и любой из нас.
Погиб поэт. И кланяется в ноги
Ему страна. Моя страна.
Он «наше всё». Он избран был народом,
Историей, — во тьме веков сиять.
В Европу Петр — окно, а он — ворота.
Так мыслю я. Не только я.
Нет, он не мертв! Он памятником замер
И время для себя остановил,
И показал своими мне глазами
Диван в крови, в его крови.
Диван — что гроб, где он смежил ресницы
В глубоком сне, в последнем сне.
Он стал ценней Туринской плащаницы
Не только мне.
СИМФЕРОПОЛЬСКИЙ РАССТРЕЛЬНЫЙ РОВ
Явилась мне как-то еврейка во сне:
Хотела, чтоб я разузнала о ней.
Она, видно, чудом осталась в живых,
Но немцы детей не щадили, увы.
Два маленьких трупа она обняла,
Взбираясь из ямы по мертвым телам.
В село, за спасеньем брела по тропе,
Пока на рассвете петух не пропел.
Возможно ли вынести это? Уму
Никак, хоть убей, не понять моему.
Когда приближаюсь к расстрельному рву,
Всегда от обиды и боли реву.
Мне кажется, вижу сейчас наяву,
Как руки кровавые трут о траву
Фашисты, захватчики крымской земли,
И замертво падает солнце вдали.
Как быстро телами наполнился ров,
Как вывернул выстрел ребенка нутро...
Вы изверги, нелюди, звери! Вы где
Учились других ненавидеть людей?
Ответьте, нацисты, вам было легко
Евреев, цыган убивать, крымчаков,
А с ними и пленных советских солдат?
Мы этого вам не простим никогда!
Скажите же, чьи здесь погибли отцы?
Будь проклят во веки веков геноцид!
За дьявольский этот садистский расстрел
Гореть вам, иуды, в геенны костре!
Но память народа о мертвых жива —
Мы вновь собрались у расстрельного рва.
По кочкам идем, по событиям диким,
Чтоб брызнули кровью живые гвоздики.
16 СТРОК
Что я могу вместить в шестнадцать строк?
Бутылку пива, плавленый сырок,
Свист ветра, пуль и пыль ночных дорог,
Арест, статью, СИЗО, условный срок,
Из фильма саундтрек – тяжелый рок,
Собаку, мирно спящую у ног,
Врагов моих прогнившее нутро,
Потерянный жетончик на метро.
Певца Петлюру с песней про УГРО,
Давно в стволе заждавшийся патрон,
В затор попавший где-то в венах тромб,
Вонючее помойное ведро.
Прекрасный сон, гаданье на таро,
Невкусный обезжиренный творог,
«Металлика», «Би-2», роман «Игрок» –
Вместилось все я в мои шестнадцать строк.