|
замечательно живописном тексте зримо ощущаются высокая культура и интеллект автора, со скептической иронией описывающей нашу – и советскую, и постсоветскую жизнь.
Но это все с одной стороны, а с другой: о чем этот роман? В нём с разной степенью достоверности выведено несколько героев, но, перевернув последнюю страницу, много ли мы знаем о них? А что за ними? Открывается ли взору большой горизонт? Увы, очень фрагментарно.
Покупая книгу, я предполагал, что речь идет о Лазаре из Вифании, которого на четвертый день после смерти воскресил Христос, о будущем епископе Китиона. Но оказалось, что отсылка к Библии ложная, что речь идет о Лазаре Линдте, выдающемся физике, одном из отцов советской атомной бомбы. По утверждению Марины Степновой, Лазарь Линдт – гениальный самоучка, который не только институт, но и школу не закончил. Подобно Ломоносову он пешком пришел в Москву из глубинки – Лазарь Линдт родился на Херсонщине, в Малой Сейдеменухе, где в Гражданскую войну свирепствовали и красные, и белые, и множество атаманов самых разных оттенков, так что так и осталось неясно в его биографии, кто убил родителей Линдта и других его родственников. Признаюсь, я не поверил писательнице, что существует какая-то Сейдеменуха, подумал: литературная выдумка, но тут же это название, Сейдеменуха, мелькнуло в сводках так называемой ОСО.
Из любопытства я заглянул в интернет. Многие предполагают, что прототипом Линдта послужил великий академик Ландау. Однако, едва ли. Я почти не нашел сходства. В отличие от Линдта Ландау выходец из небедной и интеллигентской семьи и получил фундаментальное образование, окончил университет и стажировался у Нильса Бора. В отличие от Линдта Ландау интересовался политикой, он говорил, что «советский строй – это фашистский строй» и нисколько не заблуждался относительно власти. Несколько лет Ландау работал в очень сильном УФТИ (Украинский физико-технический институт) в Харькове, созданном по инициативе Иоффе, который был полностью разгромлен НКВД, а сотрудники, в том числе и нобелевского уровня, расстреляны, отправлены в лагеря, или выданы нацистской Германии (эмигранты-коммунисты, евреи). В тот момент Ландау удалось избежать ареста, но вскоре он был арестован НКВД в Москве по обвинению в антисоветской деятельности. Якобы Ландау редактировал соответствующую листовку. Однако существовала ли в действительности эта листовка, или это была чистая инсинуация НКВД, а признание (у Ландау и у другого физика, Кореца) было выбито под жестокими пытками, это так и остается неясно. Ландау был освобожден под поручительство Петра Капицы; товарищ Сталин уважал физиков больше, чем генетиков, кибернетиков, биологов и других, потому что дело шло к большой войне. Впоследствии Ландау пришлось участвовать в атомном проекте, но он участвовал без энтузиазма, не хотел делать «страшную бомбу для страшных людей» и вышел из проекта вскоре после смерти Сталина.
Я просмотрел биографии и других «подозрительных» физиков-ядерщиков, участников атомного проекта, Харитона, Зельдовича, Френкеля, Флерова, Арцимовича – все они получили фундаментальное образование, большинство из них стажировались за границей (чаще всего у Нильса Бора и Резерфорда) и, как правило, были политически активны (физикам позволялось больше, чем другим). Я не стану тут писать о правозащитной деятельности Сахарова, но и до того – Сахаров и Зельдович решительно выступали против лысенковщины, Арцимович был среди авторов письма в ЦК (письмо 25), решительно выступавших против возрождения культа Сталина, а Петр Капица, как известно, неоднократно обращался к «советским вождям», в том числе и в защиту А. Сахарова. Он, кстати, еще при Сталине отказался участвовать в атомном проекте. Да ведь и эпохальное «письмо 99» в защиту Есенина-Вольпина: среди подписантов в основном были математики, но и физики тоже, эти две науки очень тесно переплетаются между собой.
Ничего этого в романе Марины Степновой нет. Ее роман подчеркнуто аполитичен. Точнее: умеренно критичен, но аполитичен. Понятно, что тема романа другая, к тому же автор осторожничает, но не становится ли от этого много беднее, более плоским, даже картонным, образ Лазаря Линдта, который без всяких размышлений участвует в испытаниях атомной бомбы и, кажется, «полностью одобряет» всё, что делают партия и правительство. Или молчит. А ведь почти все физики-атомщики – и в СССР, и в США – испытывали чувство повышенной ответственности и многие из них в качестве сублимации боролись за мир. Вообще образ довольно бедный: самоучка, но в большой физике, как мы видим, не встречается самоучек, это слишком серьёзная наука. Единственным самоучкой здесь, кажется, был только сам Господь Бог. Гений? Но гений - это большой талант плюс титанический труд. В романе вся гениальность Линдта находится за кадром. Что же роднит Линдта и Ландау? Некоторые вольности на дамском фронте?
Еще немного о физике. Согласно роману, учителем Лазаря Линдта и его покровителем на раннем этапе был Сергей Александрович Чалдонов, чью жену Марусю Линдт безнадежно любил всю жизнь. Судя по историческим деталям, прототипом Чалдонова послужил крупный российский и советский ученый Чаплыгин, ученик Жуковского и один из основателей ЦАГИ (Центральный аэрогидродинамический институт). Но Чаплыгин - физик-механик, один из основоположников отечественной аэромеханики и аэродинамики; это ракето- и самолетостроение. Это очень далеко от физики ядра. Нестыковка? Ну где уж нам, гуманитариям, лирикам, разобраться в этих гениях-физиках?!
Однако и в лирической части. Писательница утверждает, что женщин у Линдта море, больше, чем у царя Соломона (больше половины этих женщин под Линдта подложило НКВД по личному распоряжению Берии), но все эти женщины не в счет. Абсолютно никаких чувств. А настоящих женщин у Линдта, вернее, в его судьбе, всего три. Первая – Маруся, супруга учителя, друга и покровителя Линдта Сергея Александровича Чалдонова, на тридцать лет старше нашего гения. Маруся, Мария Чалдонова, действительно теплый, прекрасно и с любовью выписанный писательницей портрет русской женщины из дореволюционной интеллигенции, которая и в новое время сохранила свою интеллигентность. Творческая удача. Писательница блестяще описывает дореволюционный интеллигентский быт, подробно и с замечательным знанием дела рассказывает про посты, про иконы, про монастыри и молитвы, к которым прибегает Маруся, чтобы умилостивить Бога и родить ребенка, описывает множество бытовых подробностей – пишет блистательно и трогательно. В этом проявляется её незаурядный талант. Писательница, надо полагать, хорошо знает про своё талантливое перо, про свой незаурядный стиль, и это рождает ее самоуверенность. Потому что писатель должен подчиняться логике развития своих героев, а не навязывать им свою. Волюнтаризм в литературе так же неприемлем, как в жизни. Я готов поверить Степновой, что Маруся очень нравится Линдту, что он любит ее как мать (ведь свою мать он очень давно потерял), или как старшую сестру, даже готов поверить, что в какие-то мгновения Маруся нравится Линдту не только платонически, готов поверить в бесконечную привязанность и благодарность, которые он к ней испытывает, но в тайную любовь (любовь?!) через всю жизнь, даже после смерти Маруси? Мне так и хочется сказать: литературщина! Чисто женские романтические фантазии. Недаром среди читателей Степновой сильно преобладают представительницы слабого пола, домохозяйки, роняющие слезы от «Санта Барбары» и «Рабыни Изауры». Считайте меня сколь угодно чёрствым человеком, но я здесь вслед за Станиславским повторяю: «Не верю». Кстати, тут еще вот что: что Лазарь любит Марусю, что она есть единственный его идеал, мы узнаем исключительно со слов писательницы. Марина Степнова утверждает, но не убеждает, не доказывает через мысли и поступки своего героя. Рассказывает, а не показывает.
А вот вторая «женщина Лазаря», Галочка – Галина Петровна. Если Марусю писательница изображает тепло и любовно, то Галину Петровну с изрядной долей скепсиса и желчи, в конечном счете превращает чуть ли не в мегеру. Она ненавидит старого мужа-академика, не любит сына, ненавидит невестку, потому что она из простой семьи, и крайне холодна с единственной внучкой. Мало того, и своих родителей, начиная с момента несчастливого замужества, она ненавидит настолько, что не хочет проститься перед (их) смертью.
Хочется понять логику развития образа. Галочка вполне себе обыкновенная советская девочка, не глупая, старательная, красивая, замечательно поет (пропустим иронию автора по поводу ее репертуара), умеренная карьеристка (но это сплошь и рядом), из несколько выше среднего советской семьи: отец – инструктор райкома, мать отвечает за воспитание в соседней школе (завуч?). словом, ничто не предвещает подобное развитие личности. Родители вместе с Галочкой размышляют, куда бы ее пристроить после школы и выбирают – в сантехники. То есть в инженеры-сантехники. Будто это самое теплое место в жизни. Но Галочка не поступает, недобирает всего один бал. А как же папа из райкома? Ну ладно, поверим. Папа устраивает ее лаборанткой на кафедру в этот самый институт. А дальше невинная, платоническая, робкая любовь с преподавателем. В общем, пока все как у людей. И вдруг… Случайно Галочку увидел академик Линдт, она показалась академику похожей на Марусю, которая к тому времени умерла, и избалованный женщинами старый холостяк сразу и безнадежно влюбился…
… Не знаю, бывает ли у шестидесяти с лишним летнего многоопытного и в меру циничного мужчины непреодолимая глупая любовь с первого взгляда, но за дело принимается Николаич, холуй и прислужник, приставленный к академику Линдту сержант НКВД.
Давайте дальше последуем за автором. «Ближе к концу дня к Галочке, торопливо убиравшей в шкаф химическую посуду, подошел неслышными шагами коренастый человек с жирноватыми боками перебравшегося в город крестьянина с цепким, умным, яростным взглядом дворняги, которую в детстве ни за что пинали по ребрам кирзовым сапогом. И она не забыла.
- Галина Петровна Баталова? – тихо уточнил человечек, ловко взяв ее под халатный накрахмаленный локоток. Галочка кивнула, чувствуя, как ниотчего вдруг слабеют ноги и на лбу, под теплыми завитками, проступает крупная, как роса, и такая же ясная испарина. – Проследуйте, пожалуйста, за мной.
И жизнь Галочки Баталовой закончилась».
Прежде, чем дальше последовать за автором, предлагаю сделать паузу и разобрать закавыченный текст. Вы знали, читатель, что у перебравшегося в город крестьянина обычно жирноватые бока? А я, представьте, нет, не догадывался. А что у дворняги, которую в детстве ни за что пинали кирзовым сапогом, цепкий, умный и яростный взгляд? «И она не забыла», - пишет Степнова. То есть у этой дворняги, имеется в виду Николаич, где-то в глубине глаз прячется страх? Так? Но почему же тогда Галочка так испугалась этого маленького человечка в штатском с жирными боками? Вроде бы красиво и живописно пишет Марина Степнова, а если вдуматься, абракадабра. Эдакий размашистый стиль. И куда смотрят редакторы?
Однако, последуем за автором. Николаич привел Галочку в пустую квартиру Линдта, усадил за накрытый стол дожидаться хозяина, обложил грязной бранью и – она осталась одна. Даже не попыталась вырваться. Что-то вроде гипноза. А Николаич, между тем, посетил и родителей Галочки и – убедил? Уговорил? Застращал? И чуть ли не в один день Галочка Баталова стала Галиной Петровной Линдт. И – совсем другим человеком. Холодным, жестоким, высокомерным. Мужа своего, то есть гениального Линдта, она ненавидела, но и сына не любила, и будущую невестку не пустила на порог, и с сироткой-внучкой была бесчувственна и холодна. И родителей своих ненавидела настолько, что не пришла проститься к умирающему отцу. И профессора, который её об этом просил, обругала грязными словами. Но, что совершенно удивительно, влюбленный как мальчишка Линдт на протяжении многих лет не замечал ни ее холодность, ни ее ненависть, ни ее отвращение, и только, как вампир, наслаждался ее теплым, молодым, завлекательным телом. Правдоподобно?
Я не стану анализировать невероятную трансформацию Галочки-Галины Петровны, в каждом человеке в конечном итоге проявляется лишь то, что было заложено в нем изначально. Но – нет ли тут явного авторского произвола? Причем не только в описании Галины Петровны Линдт, но и самой ситуации, а точнее, провернутой Николаичем операции?
Мы жили (и живем?) в тоталитарном обществе. Сегодня известно про Берию, этого долгого и всесильного сталинского фаворита. Когда его казнили, потому что он стал слишком опасным конкурентом, нашли его записные книжки, в которых содержалось то ли 500, то ли 50 или 70,пишут по-разному, женских имен. Тех, кого он соблазнял, насиловал, или кто добровольно вступал с ним в связь. Приходилось читать, что слишком непокорных женщин убивали и закапывали в розарии его гигантского особняка в центре Москвы. Будто, разъезжая по Москве, он высматривал свою добычу. И что у Берии имелся полковник на побегушках по интимным делам. Но то Берия, от одного имени которого трепетали, то – маршал спецслужб. Впрочем, не только Берия, и Всесоюзный староста Калинин. Только труба намного ниже и дым пожиже. И – вспоминаются имена: Иван Пырьев, многозвездный киногенерал, Валентин Плучек, и – другие режиссеры, профессора, академики. Не так уж редко седовласые столпы науки влюблялись в своих молоденьких аспиранток, вступали в интимные отношения. Но то добровольно. Или добровольно-принудительно? Когда как. Все, конечно, могло быть. Но, как пишут наши литературоведы: «Прогрессивная художественная литература всегда стремилась воспроизводить реальную действительность в ее типических проявлениях». А здесь? Какой-то холуй в штатском, мелкий человек, да еще по собственной инициативе. Ну хорошо, Галочка была девушка молоденькая, неопытная, но ведь у нее были очень даже тертые, полуноменклатурные родители. Да ведь и академик совсем не Берия. Больше похоже на то ли красивую, то ли на страшноватую сказку. И вот я думаю: так и весь роман, тоже сказка. Очень правдоподобная, красивая, завлекательная, но сказка. Не большая литература, а – талантливая подделка.
Третья «женщина Лазаря» - Лидочка, внучка, сиротка, которой злую мачеху заметила собственная бабушка. Это очень трогательная часть романа, к Лидочке невольно проникаешься сочувствием и симпатией. А как мастерски описывает Степнова балетную школу со всеми ее дрязгами, обидами, страданиями и восторгами, с такой несчастливой любовью. Но больше всего Лидочка мечтает об уютном, теплом доме и она его находит. Это – Марусин дом. И – теряет?
Только какая же Лидочка «женщина Лазаря»?! Она никогда не знала своего дедушку.
Несколько слов о Николаиче. В романе это эпизодический, но, мне кажется, весьма интересный герой, в чем-то даже интереснее картонного Линдта, эдакий “homo soveticus”, маленький вертлявый человек. Представляется, что он олицетворяет «глубинный народ» и очень напоминает мне Ивана Денисовича из «Одного дня». Хотя, конечно, я могу ошибаться. Николаич родился в сельце со звучным названием Елбань, где все пили, «а те, кто не мог, отсиживались по дворам – село было немаленькое, лютое, со злющими бабами, злющими псами и злющими ветрами… Но семейство Самоховых – большое и бестолковое – слыло алкашами и изгоями даже в Елбани». «Он вырос в нищете – жуткой, грязной, липкой, безнадежной русской нищете, которая так любит визгливо сетовать на Бога и так же визгливо на него уповать, выставляя, словно напоказ, дранные локти и такую же дранную, никчемную душу». И – много еще живописных описаний. Но вот мы, наконец, добрались: «А еще в школе была фотография товарища Сталина… Ради товарища Сталина Николаич не брал в рот ни капли спиртного, ради него, кряхтя, обливался по утрам холодной водой, ради него трудил в школе слабенькую беспамятную голову сына и внука деревенского алкаша, ради него с десяти лет херачил в колхозе… Это была любовь, конечно, в самом высоком и чистом ее проявлении – любовь сына к отцу, нет, даже Сына к Отцу, и любовь человека к Богу… Поэтому младший Самохов до пятнадцати лет жил в своей Елбани, беспаспортный, бесправный, несовершеннолетний, нищий, одинокий, никем, кроме товарища Сталина, не любимый». Прекрасно написано! А какая символика! Какое яркое объяснение любви маленького, жалкого, униженного человека к вождю! Но ведь и интеллигентская высокомерная усмешка, и ирония. Вот он простой, темный народ! Но ведь и правда?! Или только малая часть правды? Феномен любви к вождю значительной части народа описан глубоко и верно, это что-то вроде стокгольмского синдрома, но вот Николаич: он и приспособленец, и терпила (выражение Дм. Быкова), и доносчик, и – участник расстрелов(?), и человек без особенной совести и нравственных запретов, но – себе на уме. У него за спиной генетическая память: века выживания и приспособленчества, крепостного рабства. Действительно ли так любит Николаич товарища Сталина? Писательница в основном рассказывает, а не показывает, так что приходится верить ей на слово. Николаич преданно прислуживает академику Линдту. Но вот любит ли, как утверждает писательница? А может завидует? И ведь доносит! И наверняка донес бы при случае такое, за что не сносить головы. Люди подобного сорта одинаково преданно служили и в заградотрядах, и во Власовской армии. Нет, очень не прост человек и не только нам, читателям, но и писателям далеко не всегда дано разгадать своих героев. И далеко не всегда удается создать полноценные и, главное, до конца правдивые образы.
Что же мы имеем в сухом остатке? Красивый, даже, может быть, блистательный роман, но, повторюсь, именно женский, в котором много чувств и бытовых деталей, но нет больших вопросов.
Большая литература имеет две главные составляющие: о чем пишет писатель, и как он пишет. Так вот, с точки зрения как – красиво и ярко, а с точки зрения о чем – просто качественная беллетристика. Читатель, если прочтет роман, скорее всего получит удовольствие, но если не прочтет, не очень много потеряет.
Не стану утверждать, что прочел все романы – лауреаты почившего в бозе «Русского букера», «Большой книги» и «Ясной поляны», только малую часть. Так вот, среди тех, что прочел, роман Марины Степновой «Женщины Лазаря» один из самых ярких, а по некоторым параметрам самый талантливый. Но это уже совсем другая тема и речь здесь идет уже не о Марине Степновой, а о нашей литературе в целом, которая в основном избегает главных тем. И – это чисто субъективное мнение – высшей правды. Впрочем, о чём это я? Критерии давно размыты.
|