В одном старинном петербургском доме, выстроенном в стиле барокко, жила-была парадная лестница. Бело-розовый мрамор ступеней прикрывал чудесный итальянский ковёр с высоким ворсом. Мягкий, словно мох, он принимал в свои объятия легкие сатиновые туфельки и солидные лакированные ботинки, и никогда грубый башмак не давил его своим каблуком.
Благоденствие продолжалось двести лет, но однажды под крики «Долой!» ковёр с лестницы сдёрнули, точно платье с уличной девки, мраморное тело замарали грязными подошвами, погнули тонкие перила. Бока примяли помойными вёдрами, тазами и кадками со скисшими огурцами.
Тяжёлые времена наступили для лестницы: она обратилась в чёрную замарашку. Гнев и обида переполняли её.
«Я им покажу!» – пообещала она себе и немедленно начала вынашивать планы мщения. Скоро лестница научилась:
– двигать ступенями,
– по-змеиному извивать перила,
– выгибаться дугой.
Днём она вела себя смирно, так что никто и заподозрить ничего не мог. Зато ночью без зазрения совести стряхивала с себя новых жильцов, уводила ступеньки из-под ног и вилась бесконечными восьмерками.
Счастье ещё, что никто не убился!
Парадный вход пришлось закрыть. На двери навесили огромный замок. С тех пор никто не ходил по лестнице. Только изредка заглядывал дворник: разжиться из кадки солёным огурцом, если закусить было нечем.
От скуки лестница подружилась с тьмой.
Тьма говорила на многих языках: ветра, поддувающего в щели, вьюги за окном, треска рассохшихся половиц, хлопанья дверец шкафа, дыхания неведомого зверя – все эти звуки хорошо знают дети, когда остаются ночью одни в комнате. А лестница неожиданно обнаружила в себе музыкальный талант. Ночи напролет она фальшиво гудела популярные мелодии, что доносились по вечерам из соседнего кафе. Тьма клубилась, изящно танцуя, и насвистывала мелодию в унисон. В общем, они отлично спелись.
Как-то вечером случилось сразу два происшествия. Первое: дворник забыл запереть ход на лестницу. Второе явилось следствием первого: в парадную забрел подгулявший поэт. Смутное романтическое воспоминание привело его к старинному дому. Прихлебывая из бутылки, он стал подниматься по ступеням вверх, гадая, отчего нигде не горит свет, и почему это лестница так странно гудит у него под ногами, как вдруг в смене тонов и полутонов с удивлением, переходящим в ужас, узнал мелодию популярного джазового стандарта «That’s аll».
Бутылка выскользнула у него из рук. Залп вырвавшегося на свободу газа и грохот разбившегося стекла швырнул поэта сразу на несколько ступеней вверх. Роняя ведра и тазы, он как пуля проскочил между колоннами лестничной площадки и скрылся в недрах дома.
– Ох-хо-хо! – захохотала ему вслед тьма. – Вот это шутка!
– Хи-хи-хи! – захихикала лестница. – Кто это щекочет меня?
– Я шампанское, – прошипело шампанское. – Вас щекочут мои пузырьки.
– Это невыносимо уже, – прогудела лестница, извиваясь, чтобы стряхнуть с себя зуд. – Уймите их наконец!
– Мы хотим прыгать, – пискнул один пузырек. – За мной, ребята! – И поскакал по ступенькам: вверх-вниз, вверх-вниз.
– Ха-ха-ха! – надрывалась лестница. – Перестаньте! Хватит!
Напрыгавшись вдоволь, пузырьки стайкой поднялись в воздух и засверкали в лунном свете, принимая фигуры созвездий. Вот вырисовался Всадник, вот Три столба, а вот Череп. В этот момент входная дверь в парадную распахнулась. Это явился дворник, услышавший из своей каморки подозрительный шум. На всякий случай вооружившись лопатой, он решил проверить, заперта ли вверенная ему дверь.
Сверкающий во тьме череп из роящихся пузырьков, хохот, вздохи и вой бросились ему в лицо. Не растерявшись, дворник швырнул в череп лопату и разбил жуткое видение.
– Дурак, – визгливо ругнулась тьма. – Что ты наделал?!
Перенести это было уже выше человеческих сил. Захрипев, дворник упал замертво. На следующий день стали его искать, и нашли довольно быстро по торчащим из приоткрытого дверного проема босым ногам. Что произошло ночью на лестнице, и кто снял с мёртвого дворника сапоги, так и не узнали. Но сошлись во мнении, что без нечистой силы тут не обошлось. Дверь в парадную заколотили, и на этот раз навсегда.